и приходилось выстраивать с ними отношения без опоры на послезнание. Анализируя впоследствии эту ситуацию, я пришел к выводу, что причиной ее стало несожжение Москвы. В тот раз все сидящие передо мной люди от вторжения Наполеона явно пострадали гораздо сильнее: кто-то потерял дом, кто-то фабрику, а кто-то и жизнь, и на выпаленное огнем поле — весьма нужно признать плодородное — пришли другие. Молодые и наглые. Тут же им, видимо, пробиться сквозь крепкий строй «старичков» будет гораздо сложнее.
— Я предлагаю вам либо купить, либо войти в долю путем акционирования и выкупа части акций, кое-какие мои предприятия. Я собираюсь сосредоточиться на более тяжелой промышленности, поэтому все мелочёвку хочу «сбросить». Производство канцелярских принадлежностей, застежки-молнии, «кнопки» и другая фурнитура, стальные перья и авторучки, керосиновые лампы и кухонные бензиновые горелки, фабрика по выделке йода из водорослей, кое-что еще по мелочи. Еще мне в руки совершенно случайно в процессе деятельности попала пара ткацких производств, и я бы хотел их продать тому, кто занимается этой отраслью, так сказать, профильно. Плюс, если вам это будет интересно, то у меня есть несколько новых очень перспективных задумок, до воплощения в жизнь которых у меня просто не дошли руки. Вот, например.
Я достал из внутреннего кармана сложенный в несколько слоев кусок ткани и бросил его на стол. Сидящий ближе всего Найденов взял небольшой — буквально тридцать на тридцать сантиметров — кусок и с видом знатока потер пальцами. Ну конечно, как может великий князь удивить куском ткани человека, занимающегося производством и продажей данного товара всю сознательную жизнь. Но нет, судя по вытянувшемуся лицу купца у меня получилось.
— Что это, ваше императорское высочество?
— Ткань, пропитанная каучуком. Это дает полную водонепромокаемость. Поскольку каучука нужно не так чтобы очень много, выходит не слишком дорого, но очень практично. Мои химики последние пару лет занимались тем, что боролись с характерным каучуковым запахом в конечном продукте, и как видите, — купец поднес ткань к лицу и понюхал, посторонний запах если и был, то совсем далеко, на грани различимости, — нам сопутствовал успех. По сути, это готовый продукт: хоть завтра бери и шей из него плащи и накидки, зонты, тенты, чехлы для оружия или музыкальных инструментов. Вариантов применения масса, мало ли что можно придумать. Перед вами, господа, потенциальные десятки миллионов рублей.
С самого начала моего выступления — второй его части — купцы стали преображаться буквально на глазах. Если раньше они хмурились, пытаясь понять, что что именно от них нужно, и где подвох, то перспектива зайти капиталом в часть производств самого великого князя вызвала у них неподдельный восторг. Про меня в купеческой среде вообще ходили слухи один чуднее другого. Бенкендрф их собирал и раз в квартал приносил мне подшитыми в толстую папочку, чем обеспечивал отличный вечер презабавнейшего чтения. Кое-кто даже называл меня «царь Мидас» намекая на то что, все, к чему я прикасаюсь, превращается в золото. Впрочем, опять же, имея такие как у меня стартовые позиции, глупо было бы добиться меньшего результата.
— А каучук? — Вопросительно посмотрел на меня Щукин.
— А каучук, мои корабли регулярно доставляют из Южной Америки. Кстати, возможно кто-то желает отправиться туда и заняться выращиванием каучуконосной гевеи? Я бы вошел капиталом в это дело, обещает быть выгодным, — мое предложение собравшиеся привыкшие мыслить категориями куда более узкими и зачастую вообще не выезжавшие дальше границ губернии, восприняли как шутку, по залу прокатилась волна смешков. А ведь я совсем не шутил, когда еще местные «доны Педро» там в Бразилии почешутся и организуют полноценное товарное производство. Очевидно, того, что там растет сейчас диким образом очень скоро станет совершенно недостаточно. Я тяжело вздохнул и вернулся мыслями обратно в Москву. — Вот мои предложения. Я открыт для сотрудничества, но, как вы понимаете, преимущество получит тот, кто успеет первым. Кто рано встает… Впрочем, вы сами знаете.
Учить прописным истинам людей, занимающихся коммерцией сильно не в первом поколении, было как минимум глупо.
Пока я разглагольствовал, помощник подхватил объемную стопку с одинаковыми размноженными под копирку — патент на ее производство я за небольшие деньги, пока она еще не производилась массово, купил в Англии и активно использовал в связи с неумолимо растущим документооборотом — списками моих предложений и раздал по экземпляру каждому из присутствующих.
Мы еще немного обсудили подробности и отдельные моменты, но в целом было понятно, что на этом встречу можно заканчивать. Содержимое розданных бумаг увлекло торговый люд гораздо плотнее, чем сам разглагольствующий великий князь.
Ежели говорить об итогах этого «совещания», то они в краткосрочной перспективе оправдали мои ожидания сильно не на сто процентов. Нет, основной пакет активов, на которые у меня не хватало времени, так или иначе спихнуть получилось, но по большей части не в виде продажи, а в виде акционирования и создания открытых товариществ. Впрочем, купцов тоже можно было понять, даже само участие наследника трона в деле, пусть даже миноритарным пакетом ограждало предпринимателя от многих административных проблем. Как ни крути, а наехать на тебя, когда в компаньонах числится великий князь, становится гораздо сложнее.
На круг вместе с доставшимися за долги ткацкими фабриками и еще кое-какой недвижимостью вышло чуть больше восьми миллионов рублей. Огромная сумма по меркам любого из присутствующих на встрече купцов, но достаточно незначительная для меня.
Однако был и другой выигрыш, который проявился несколько позже. Своим аукционом невиданной щедрости я сумел расположить к себе лицом торговых людей Первопрестольной, и когда в 1830 году мы просто не смогли найти лишних денег на запланированную ранее дорогу Москва-Нижний Новгород, московские купцы согласились без дополнительных условий выкупить все сорок девять процентов организованного под ее эксплуатацию товарищества. Остальные пятьдесят один процент, как и во всех иных случаях принадлежали РЖД, которая в свою очередь на 51% принадлежала государству.
Такая схема позволяла по максимуму привлекать частный капитал к строительству железных дорог, но при этом сохранять над ним полный контроль со стороны центральной власти.
Ну и ещё одно важное событие произошло весной 1827 года, правда не в Москве, а Петербурге. Там на адмиралтейских верфях был заложен киль будущего боевого парохода водоизмещением в полторы тысячи тонн для Балтийского флота.
Он являлся логическим продолжением и развитием идей, заложенных в уже несколько лет активно эксплуатируемом «Суворове» и строился во многом с оглядкой на полученный за это время опыт. Полностью паровой, имеющий две машины по двести пятьдесят лошадиных сил каждая и предполагаемый запас угля для примерно тысячи километров хода с крейсерской скоростью в восемь узлов и максимальной в двенадцать, полностью стальными пушками и самое главное -имеющий два трехлопастных бронзовых винта вместо дурацких колес по бортам. В общем корабль должен был нести в себе буквально все возможные новинки, которые мы были способны в него впихнуть.
Понятное дело, что такой пароходофрегат не мог быть серийным и строился скорее, как вторая итерация плавучей лаборатории — как собственно и «Суворов» — дабы выявить все недочеты и узкие места, и учесть их в будущих проектах. С другой стороны, если посмотреть на него чуть шире, то и в боевом плане современным парусным кораблям — которые в общем-то продолжали строиться на всех верфях и вероятно строиться будут еще не один десяток лет — он не только не уступал, но и вполне себе превосходил одноклассников по водоизмещению. А если дурацкие дульнозрядные пушки в будущем заменить на нормальные казнозарядные орудия, то… Впрочем об этом думать было пока рано.
Второй боевой пароходофрегат при закладке на стапеле получил имя «Фельдмаршал Кутузов».
Интерлюдия 3
Лондонская биржа в это обычное в общем-то утро понедельника гудела как растревоженный улей. И в кой это веки данное сравнение действительно было не далеко от реальности. Основной темой для обсуждений стала вышедшая на выходных большая статья в «Таймс», с перепечаткой материала из русской «Правды». Британские газетчики даже напечатать фотографию не постеснялись по новомодному русскому методу, хотя ранее все время отказывались покупать у тех технологию, говоря, что это им не интересно.
На фотографии — несколько размытой и страдающей от недостатка контраста по меркам будущего, но весьма приличной по меркам начала 19 века — был изображен регент Российской империи