Моё, так скажем, лирически-философское восприятие происходящего бдительному материнскому сердцу, к тому же с педагогическим уклоном, оказалось отнюдь не близким. Оксана мигом сорвалась с места в карьер, потому мои последние слова уже не факт, что слышала. Забавно, однако. Что именно? Сама ситуация, которая ко всему этому привела. Мелкая всего-навсего изволила малость сцепиться с каким-то пацаном примерно её лет, коего и отоваривала не то девичьи душевно, в том числе и парочкой пинков. Силы, понятно, во всех её ударах было чуть, но пацанёнку и этого хватило, чтоб сперва опешить а там и. рухнув на землю, громко так заверешать. Прямо даже и не скажешь, кто после всего этого среди дерущихся девчонка.
Впрочем, как уже было мной сказано Оксане, тут почти всё зависит от предварительной обстановки, то бишь кто зачинщик конфликта, по какому поводу он вообще произошёл и являлась ли реакция обеих сторон, хм, правомерной… в моём собственном понимании сего слова.
Поднимаюсь и иду следом, поневоле улыбаясь от понимания того, что мелкая то за довольно короткий срок стала довольно ощутимо меняться. Изменение общей атмосферы бытия многое способно сделать, особенно если к этому прилагается и общение подобающее. Вроде и не столь частое оно было, моё с ней общение, равно как и мимоходом даваемые общие советы, ан нет, судя по всему, кое-что в голове и задержалось, и воплотилось.
— Что за шум, хоть драки… уже нет? — спросил я у Оксаны, которая успела оттащить свое раскрасневшееся чадо от стопроцентно поверженного противника. — Или пока ещё нет. Смотри, какая мегера к нам бежит!
Мегера. Факт. Этот эпитет как нельзя лучше подходил женщине довольно монументальных форм, которая с грацией бегемота топала в нашу сторону. Точнее сказать, топала ещё пару секунд назад, явно намереваясь с ходу растоптать/растерзатьКсану, как обидчицу, полагаю, уже её ребёнка. Материнский инстинкт? Наверняка он. Почему же этот самый накал заметно приугас прямо у меня на глазах? Оценка ситуации на уровне логики, а может даже инстинктов. Это просто на прилично одетую и на вид интеллигентную женщину можно попробовать наорать, надавить массой — в том числе в самом прямом смысле этого слова, ибо жрать кое-кому явно следовало меньше — а вот если она в сопровождении парня специфически-узнаваемого вида, тут уже совсем другой расклад. Однако я пока стоял в паре метров, просто смотрел с этаким лёгким любопытством. Полагаю, именно моё до поры ничегонеделанье и подвигло одно конкретное создание вновь почувствовать себя уверенным и начать высказывать своё нелицеприятное мнение, сопровождаемое рёвом её побитого отпрыска. Противным таким рёвом, с совершенно неэстетичным размазыванием соплей по щекам.
— … избила моего сына! Вашей мерзкой девчонке место на учете в детской комнате милиции! Я обязательно буду… А ну дайте сюда ваши документы! Дай сюда паспорт или я сама…
— Что вы сами, страдающее одышкой и лишним весом творение непонятно какого высшего разума? — скептически процедил я, заставляя сию… пожалуй что бабищу осечься и заткнуться. — Мелкая, слушать меня и отвечать быстро, чётко, по делу. Ясно?
— Угу, дядь Сева.
И смотрит на меня, глазищами хлопая. Теми самыми, в коих нет и тени опасения того, что накажут, что могут возникнуть проблемы. Лишь святая уверенность в том. что произошедшее совсем недавно было нормальным. естественным. а потому для неё безопасным. Ну, помимо общей растрёпанности, помятости и. как мне кажется, даже надорванности того платьица, что она сейчас на себе носила.
— Тогда начнём. Этого шкета побила?
— Да. Так ему и надо!
— По твоему мнению. А теперь давай-ка расскажи, почему именно так. Мне расскажи, а не этой громогласной большой женщине. На её критерии мне плевать
— Её что?
— Неважно. Давай уж, мелкая, не тяни кота за хвост.
— Это не я кота… Это вот он, — и пальцем в сторону побитого. — Он в котика камешком с земли бросил, а тот просто сидел и на нас смотрел. У-у, я его ещё стукнуть хочу!
Как говорится, суду всё ясно. Вопросов больше не имеется. Подсудимая оправдана по всем пунктам обвинения. Разве что…
— В следующий раз, если что-то подобное заметишь, бей сразу промеж ног. И больно, и может даже получится окончательно прервать неправильное воспитание. С корнем, чтоб по наследству не передавалось.
— Это как?
— Потом покажу, расскажу, а лет через несколько сама поймёшь.
«Бегемотиха» попыталась было что-то вякнуть, но тут же сдулась, стоило мне посмотреть на неё этак пристально. Затем и слова последовали:
— Сын ваш хоть ещё и маленький, а дерьмом от него реально смердит. Любой, кто над живностью в детстве издеваться норовит, никогда чем-то приличным не вырастает. И в нормальной стране таких или ногами к параше запинывают, или просто в ней же притапливают. Ибо similis simili gaudet — подобное притягивается к подобному. Да и выражение similia similibus destruuntur остаётся верным, ведь если дерьмо утонет в дерьме — это настоящее воздаяние судьбы. Я внятен?
— Никакой управы на этих уголовников нет, — зашипела та, утаскивая продолжающего источать рёв и крокодилью слёзы малолетнего гадёныша. — Из-за паршивого куска шерсти…
Какова мамаша, таково и потомство. Проще говоря, от осинки не родятся апельсинки, несмотря на все безумства разных «академиков» подобных недоброй памяти Лысенко, этого уродливого порождения «передовой и идеологически верной советской науки». Ай, не о нём сейчас речь, хотя урод реально тот ещё был, земля ему стальными опилками и ржавыми железными гвоздями.
— Ну вот, Ксан, как видишь, дочка у тебя растёт такая, что ей уже сейчас гордиться можно и нужно.
— Гордость какая-то… необычная, — сделала небольшую паузу перед последним словом девушка. — Это так непохоже на обычную девочку.
— Зато действенно и душевно,- парировал я и. обращаясь к мелкой, произнёс. — По заслугам и награда. Так что подумай, а потом скажи, чего бы тебе хотелось. Если можно достать — непременно это сделаю. В ознаменование не просто благих порывов души, но ещё и их воплощения в жизнь. Договорились?
— Да, да, — и головой кивает, аки китайский болванчик, настолько энтузиазм повысился. И почти сразу тревога в глазах. — А как там котик, в которого тот дурак камнем кидал? Он в порядке?
— Посмотреть надо. Где он был, куда убежал?
— Туда! — и пальцем в сторону кустов. Можно я…
— Пусть тебя мама сначала в порядок приведёт, запылённую и помятую такую. Сам сперва гляну.
Действительно гляну, потому как пушистусов хвостатых обижать категорически не положено. Всегда их любил и никуда эта любовь деваться не собирается. Упс… Не тот я, который как бы Всеволод — он вроде как и с симпатией к разного рода животным относился, но не более — а «я» настоящий. Воистину настоящая личность есть основа, а тело — это только тело и есть, пусть даже и с прилагающейся к оному памяти.
Кис-кис, и где ты тут есть? Еле слышный шорох под кустом привлекает внимание. Осторожно, стараясь не спугнуть, отводу рукой ветки и… Вот и искомое пушистое нечто. Всё такое серо-дымчатое, ни разу не ухоженное, и упитанным зверёк тоже ни разу не выглядит. Ну да, бродячий образ жизни на пользу никому не идёт. И в глазах смесь страха и какой-то… надежды, что ли. И вот что тут делать прикажешь?
— Иди сюда, серость пушистая, — тяжело вздыхая, тянусь рукой к котэ, прикасаясь с шёрстке. — И кто ты у нас такое будешь?
Сжался, но убегать не пытается. Провожу пару раз рукой по голове. Мягкий, пушистый, хороший. Как и вся эта кошачья порода. А раз не убегает, то… Ещё немного поглаживаний, едва слышное мурлыканье — это однозначно хороший признак. Теперь медленно так протянуть и вторую руку и. не прекращая поглаживания котофея до самого последнего момента, бережно поднять его, беря на руки.
Лёгкий… И пузатый. Пузатая, если быть точным. Не кот, а кошка, беременная. Стадию этого самого состояния не скажу, ибо не то что не ветеринар, но и вообще к медицине ни малейшего отношения не имею. В любом случае, если это затарахтевшее и прижавшееся ко мне чучело столь явно приязнь выражает, то у меня по факту вариантов иных и не остаётся. Остаётся только подняться и. чуть покрепче прижав к себе нежданную находку. Выйти из кустарника, демонстрируя Ксане и мелкой свой хвостатый трофей.