Читать интересную книгу Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Юлия Кузнецова

– Ты достала уже, Фирсова! – взревел я. – Что ты там растрепала завучу про драку, признавайся?

Катька отступила, побледнела, лишь нос торчал красной редиской.

– Хватит уже до меня докапываться! – не унимался я. – Это у тебя такое общественное поручение или личная инициатива? Дежурить – я, генеральная уборка – я, зал разгружать – опять я! Отвали, Фирсова! Слышишь?..

Последние слова я выкрикнул уже Катьке в спину. Она бежала обратно в школу. Самое неприятное было то, что она все время молчала, пока я сыпал ей в лицо всем тем, что накопилось за последние дни. Если бы она начала оправдываться, а еще лучше – ругаться, все встало бы на свои места. Она – приставала и зануда, я – уязвленный страдалец. Но Фирсова молчала, а еще мне показалось, будто ее даже расстроили мои слова. Похоже, она обиделась. Хотя я был уверен, что эта машина по получению грамот не имеет чувств. Катька убегала от меня, и ее тяжелая фигура с прыгающими вверх-вниз плечами выглядела какой-то трогательной, незащищенной. Я впервые подумал о Фирсовой как о живом человеке, а не роботе-медалисте. Наверное, не надо было на нее так орать. Я стал противен себе еще больше, чем раньше. Даже захотелось вернуться в школу, но было поздно. Схватить замечание за опоздание, объясняться с Фирсовой, мириться с Бочкиным, а еще хуже – снова встретить Ингу. Рассказывай потом, почему без костылей шастаю. Швырнув бинт прямо на дорогу, я пошел куда глаза глядят. Снег заметал мой путь, завалил он и мою повязку, как не бывало всей этой неприятной истории. Забыть, не вспоминать!

До вечера я шатался по городу. Что-то непонятное творилось во мне. Наверное, в человеке тоже сменяются времена жизни, как времена года в природе. Вокруг все становилось другим, и я сам превращался в кого-то иного, незнакомого. Того, кто может влюбиться без памяти, подраться со старшеклассником, нагрубить родителям, поссориться с другом, обидеть старосту класса… Даже из зеркала на меня взирала совершенно незнакомая физиономия с подбитым глазом. Мне нужно было узнавать себя заново, учиться как-то управлять этой странной личностью. На улице дети лепили первых снеговиков, женщины примерили меха, деревья тоже не выглядели голыми под хлопьями налипшего снега. Мне казалось, что все вокруг счастливы, и лишь я один как черное пятно среди этого белого дня. И куда подевался былой оптимизм и чувство юмора? Был бы девчонкой, заплакал бы, честное слово! Так тошно стало на душе…

Подходя к дому, я увидел во дворе знакомую фигуру. Это был отец. Только я никак не мог понять, чем же он занят. Папа возился в снегу, ковырялся, согнувшись в три погибели. Я замер на месте, будто застукал отца за каким-то страшным делом. Стал приглядываться. Картина казалась невозможной, но папа подметал снег! И лишь спустя минуту-другую я разглядел под снегом знакомый узор – это был бабушкин старый ковер. Отец проходился по нему веником, счищая серый снег вместе с пылью. А затем перевернул ковер и стал стучать по нему, выбивая всю скопившуюся за долгие годы грязь. Я стоял, как замороженный, и следил за работой отца, пока он не свернул ковер в рулон, не закинул его на плечо и не скрылся в бабушкином подъезде. Я же потихоньку заскочил в наш подъезд, который был как раз по соседству, и побежал прямо по лестнице к себе на этаж. У порога меня встречала Рита.

– Йаздевайся! – командовала она, копируя мамину грозную интонацию. – И бегом кусять.

– Это папа? – спросила из кухни мама.

– Мама, Боись! – кричала в ответ Рита. – Папа еще не пйишел.

– Борис! Где тебя носило? – ругалась мама. – Не знаешь, где отец? Он хотел сегодня раньше вернуться, но его до сих пор нет.

– Не знаю, – зачем-то соврал я и пошел мыть руки.

Теплая вода лилась в ладони, сочилась сквозь онемевшие от холода пальцы, покалывала подушечки. А я думал обо всем, что произошло за день. Мама кипятилась, что ужин стынет. Рита что-то пищала под дверью. Я не ел ничего с самого утра, живот должен был изнывать от боли, но мне почему-то совсем не хотелось садиться за стол. Рассказывать маме, как прошел день. Опять врать. Слушать ругань на папу: он, наверное, беззаботно уплетал сейчас бабушкины пирожки с курагой. Ссориться с Ритой, которая обязательно будет полоскать рукава в моей тарелке, когда захочет что-нибудь взять с дальнего угла стола. Нет, только не сейчас! Я выключил воду, потихоньку открыл дверь, отодвинул Риту в сторону и рванул в свою комнату. Закрылся, включил компьютер, напялил наушники, врубил на полную «Tokio Hotel» и стал писать письмо Инге.

Второе неотправленное письмо

Инга, пишет тебе Борис, парень из раздевалки. Только ты не подумай, что я такой всегда. Увидела меня, бегающего между вешалок с костылями под мышками, да еще в бинтовой повязке на голове, и, наверное, решила – вот больной, надо держаться от него подальше! Пусть так, я не обижен, могу тебя понять. Сам удрал бы от себя на край света. Жаль, у света края нет. Если скажу, что весь этот маскарад ради тебя, не поверишь. И на Бочкина вину не стану перекладывать, хотя он хорош, ничего не попишешь. Но я человек ответственный. Бегал по школе в неподобающем виде – что уж тут отрицать. Все это из-за чувств, они затмили мой разум. А вообще-то я неплохо соображаю. В рамках средней успеваемости, но никто не жалуется. И голова у меня вовсе не так ушиблена, как могло показаться. Всего-то один синяк и пара царапин: на интеллекте это не отразится, будь спокойна. С ногой тоже полный порядок, без костылей передвигаюсь еще лучше, чем с ними, уж поверь. Забудь все, что видела в раздевалке, как страшный сон. Начнем знакомство с чистого листа. Как зима укрыла снегом все газоны, где с весны не пройти было, не заляпавшись. Зато теперь – чистота и красота! Я не хочу сказать, что так же испорчен, как газон собаками, и что под белой пушистой оболочкой скрывается темная сущность. В обычной жизни я не заикаюсь, разговаривая с девчонками, не дерусь со старшеклассниками и за первоклассниками не гоняюсь в образе мумии, как ты могла подумать. На самом деле я хороший человек. Ты это поймешь, когда узнаешь меня поближе…

И тут я впервые подумал. А что поймет Инга, когда узнает меня поближе? И правда ли я так хорош, как о себе думаю? Что, собственно, во мне хорошего, если приглядеться внимательно? Ну не дрался я раньше – так это от трусости. В том моей заслуги нет, только позор. Один лишь раз выбил зуб соседу по парте, да и то по случайности, просто неудачно пытался снять колпачок с ручки. Что-то заело, и он никак не хотел отдираться, я тужился-тужился. А потом колпачок соскочил, и мой локоть по инерции маханул в сторону. Ну и сосед, можно сказать, под руку подвернулся. Выл он страшно, хотя, если бы не глумился надо мной с открытым от счастья ртом, пока я с ручкой сражался, остался бы цел. А так потерял молочный зуб. Вот и все мои боевые заслуги. От того, что в разговоре с другими девчонками не заикаюсь, тоже мало радости. Вот сегодня обругал Фирсову, как песню спел – зычно, гладко. Но лучше бы я словами подавился, честное слово. А того изворотливого первоклашку стоило хоть раз поймать и научить уму-разуму. Выходило, что он меня постоянно обводил вокруг пальца, издевался надо мной. Чем тут гордиться? Получалось, во мне нет ничего хорошего. Я лишь пытаюсь обмануть Ингу и самого себя. А Бочкин, тоже друг называется, хотел из меня мнимого больного героя сварганить. Опять все ненастоящее, фальшивка! Теперь я точно понимал: чтобы заслужить внимание Инги, мне действительно нужно отличиться, сделать что-то хорошее, заметное. Вот если бы я помирился с Фирсовой и подготовил физкультурный зал к новогодней дискотеке – это, наверное, было бы неплохо. Я уже представлял, как приглашу Ингу на танец и невзначай кину: «Здорово я зал украсил, правда? Ты бы видела, что тут раньше было. Пришлось постараться». Тогда Инга посмотрит восторженно, а потом закинет руки мне на плечи, и мы поплывем по залу. Я даже стал раскачиваться из стороны в сторону, так замечтался. И лишь потом понял, что кто-то трясет меня за плечи. Затем оборвалась музыка в моей голове – это слетели наушники.

– …ты у меня попляшешь!

Услышал я окончание маминой фразы. И мне сразу стало понятно, что речь не о школьной дискотеке. Я вернулся в реальность, а «хороший человек» так и остался в несбыточных мечтах.

Хорошие люди, или Как мы с Бочкиным прогуляли уроки

С тех пор как я твердо решил стать хорошим человеком, мне понадобилась моральная поддержка и время для размышлений. И школа совсем не вписывалась в эти планы. Как ни крути, на пороге новой жизни ее требовалось прогулять.

– Бочкин, мы сегодня не идем в школу! – так я и сказал однажды на углу.

Хорошо еще, мы с Бочкиным были отходчивыми, тему костылей после того случая даже не трогали. Да и что такое две деревянные палки против крепкой мужской дружбы.

– Ты чего придумал, старик? – Бочкин без великой охоты воспринял мое предложение. – Холодно как-то гулять. Ты не можешь подождать до весны?