очередную тряпку, он развернул свою майку, оценивающе глянул на нее и в раздражении бросил в кучу на полу. — Было б еще во что переодевать-то… — озадаченно почесал он затылок и, вздохнув, поднял с пола майку и снова развернул. Подумав, опять вздохнул и бросил ее на кровать.
Мишка, проводив майку взглядом, тоже вздохнул:
— Ты ступай воды поставь погреться да ребят искупай, а во что одеть, я ща придумаю, — и, пошатываясь, вышел из комнаты.
Едва выйдя за дверь, парень понял, что переоценил свои силы. Слишком сильно он выложился, стараясь помочь ребятам и борясь со своей темной сущностью. Едва прикоснувшись к детям, он вообще удивился, как они еще живы. Да и слабы те были настолько, что было странно, как они глаза-то открытыми держать могут. Влив каждому из них по хорошей порции силы и прежде всего остановив рвоту, он принялся чистить их организмы. Ужасаясь тому, что ни один орган у детей не работает нормально, он метался по их организмам, подлечивая то там, то здесь… Почувствовав, что его силы на исходе, Мишка огромным усилием воли остановился. Вовремя. Хоть не свалился в обморок, напугав детей. Им и так досталось.
С трудом спустившись по порожкам секции, парень добрел до лавочки, утопавшей в кустах сирени.
«Эх… Подпитаться бы от кого, как тогда от тех двоих… — промелькнула мысль в Мишкиной голове. — Но черт… Нельзя». Мишка вздохнул и прислонился головой к шершавому стволику. Напротив него уселась серая полосатая кошка с белыми лапками и принялась старательно умываться. «Интересно, а с животных тоже можно энергию брать? — задумался он. — Может, попробовать? Это же не люди…» Но, оценивающе взглянув на доверчиво улегшуюся перед ним кошку, парень передумал — жалко стало пушистую красавицу.
Переведя взгляд на темное небо, расчерченное светом звезд, словно тонкой паутинкой, он расслабился, буквально растворяясь в нем. Ему казалось, что он плывет куда-то, покачиваясь на мягких и теплых волнах, его окутывает какое-то непонятное спокойствие, нега, неторопливость… Растворившись в таких приятных ощущениях, он блаженно прикрыл глаза. «Дети! — сквозь напавшую на него дрему вдруг молнией пронзила его мысль. — Им нужна одежда!»
Вскочив с лавки, он чуть не бегом ринулся домой. Влетев в свою часть этажа, он направился к Зининой комнате, мельком удивившись, что так быстро восстановил силы.
— Зин, это… Там Петр сына с дочкой привез, разыскал, чудом в концлагере выжили… В общем, одеть им совсем нечего, только и есть, в чем приехали, — затараторил Мишка, едва женщина открыла дверь. — У тебя там от детей не осталось одежки, из которой они повыросли? Пригодится все, у малых вообще ничего нет.
— Ох ты ж Боженька… — прикрыла рукой рот женщина и, втащив Мишку в комнату, бросилась к шкафу. — Щас, Мишенька, щас… Мариночка, дочка, ну-ка иди скорей сюда, помогай… А вы чего глаза вылупили, балбесы? — прикрикнула она на севших в своих кроватях мальчишек, раскрыв рот следящих за происходящим. — А ну живо сюда все трое! Маришка сейчас, что вам мало, доставать станет, а вы глядите, чтоб все чистое было! И не дай Бог пятнышко мне пропустите! — рыкнула она на сыновей. Те мигом повыскакивали из-под одеял и поспешили к сестре, достававшей с полок вещи. — Миш, а детки-то большие? — опомнилась Зина. — Не малы вещи-то им будут?
— Маленькие, Зин, и худые очень. Лизавете семь, а Костику восемь, но они маленькие совсем, едва лет на пять выглядят, да кости одни торчат, — отозвался Мишка. — Не с чего им расти было…
— Ох, Господиии… — Зина вытерла руками выступившие на глазах слезы. — Бедняжечки… Вот ведь ироды проклятые… Чего с детями-то делали… — всхлипнула она. — Маришечка, ты перебери пока, а я Вере сейчас скажу, тож, поди, от Ваньки чего осталося…
Зина, хлюпнув носом, выскочила за дверь, а девочка, оглянувшись вслед матери, кинула взгляд на свой стол и, подскочив, быстро высыпала из стоявшей на нем коробки цветные карандаши. Собрав, подбежала к Мишке:
— На, тоже им отдашь. А со мной мальчишки поделятся, правда? — глянула она на братьев. Те поспешно закивали. — Только в карман сейчас спрячь, а то мама расстроится и будет стараться мне новые купить…
— Спасибо, — кивнул Мишка девочке и погладил ее по голове. — Думаю, ребята таких еще и не видели…
— Как это? — вылупил глаза старший. — Что, карандашей не видели?
— А где? — пожал плечами Мишка. «Вот как умирают, видели. И как убивают, тоже видели. Как собаками травят… в печах жгут… А игрушек… Игрушек не видели», — промелькнула у него мысль. — Они в плену у фрицев были. Ничего хорошего они там не видели, — тихо проговорил он.
Мальчишки притихли, задумавшись.
— Я помню, как фрицы мамку с сестрами и братом убивали… И других людей тоже. Я так боялся тогда… — опустив голову и вытерев кулаками слезы, почти прошептал старший. — Миш, а вы на войне всех фрицев убили? Они больше не вернутся? — поднял он слишком серьезные для десятилетнего мальчишки глаза на Мишку. Марина потянулась к нему и крепко обняла, тихонько покачивая, и тоже вопросительно посмотрела на парня.
— Всех. Они больше никогда не вернутся. Войны больше не будет, — серьезно ответил он.
Дверь распахнулась, и в комнату ввалились Зина с Верой с ворохом вещей в руках. Зина, схватив простынь, расстелила ее прямо на полу, и они сгрузили туда принесенные вещи и отложенные Мариной. Зина быстро перетряхнула оставшиеся и добавила еще вещей в кучку. Увязав все в узел, его вручили Мишке.
— Неси, завтра еще наберем, — смахнув прядь со лба, сказала Вера. — Еда у них есть? Может, собрать чего быстренько?
— Еда есть. Им пока еще нельзя много есть, умрут. Петр их понемножку кормит, бульонами в основном… Вот окрепнут слегка, тогда все есть станут, — проговорил Мишка, беря узел. — Спасибо! Пойду отнесу, а то он их сейчас искупает, а одеть и нечего.
Когда Мишка притащил узел, накупанные и завернутые в простыни дети, сонно потирая глазенки, сидели на чистой кровати, а Петр, устроившись напротив них, сшивал лоскуты, совсем недавно бывшие его майкой, и пытался рассказывать им нечто вроде сказки.
Обернувшись на посторонний шум, он замолчал на полуслове и так и застыл с открытым ртом, глядя на Мишку, опустившего