Читать интересную книгу Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке - Антонова Саша

Он замолчал, а я почувствовала, как по щеке катится слеза. Кого мне было больше жаль: Оливию, такую молодую, красивую и мертвую, или Анри — живого, но застывшего внутри? Не знаю…

— Следователь сказал, что яд медноголовки вызывает остановку сердца от паралича. Иногда лицевые мышцы сокращаются и появляется выражение ужаса. Она умерла быстро, почти не мучилась… Ее похоронили в семейном склепе на кладбище под Парижем. Обручальное кольцо осталось на пальце. Уж начался процесс разложения, рука отекла, оно не снималось. Я был против, мне не хотелось больше терзать ее тело… Гример поработал над лицом. Она лежала в гробу такая красивая и умиротворенная… в белом подвенечном платье… Я уехал… На верфи под Кале стоит моя яхта. Почти готовая. Я хотел уйти куда-нибудь… хоть в Бермудский треугольник, хоть к черту на рога… Два дня назад купил бутылку шампанского, чтобы разбить ее о борт при спуске. Пока расплачивался в магазине, на пейджере появилось сообщение: «Немедленно приезжай в Грюнштайн». Я все бросил и приехал…

Огонь пожирал в камине поленья. Они с шумом распадались на черные угли, объятые шелковыми языками, взрывались искрами и шипели, по-драконьи изрыгая клубочки белого пара.

— Ольга, меня не оставляет ощущение, что с ее смертью что-то не так.

— Что же там может быть не так? В полиции дело закрыли?

— Да, классический несчастный случай. Приносили соболезнования… Дело в другом… По неписанной традиции, Грюнштайн можно продать только в случае кончины владельца, если не осталось наследников. Оливия продала его и тут же умерла… И ее голос на автоответчике, как будто она не подозревала о заметке в газете… Она же знала, что я всегда возражал против продажи замка… Почему она позвала меня в Грюнштайн? Какой пункт бракоразводного договора хотела обсудить? Там все предельно ясно. Почему не поручила этот вопрос Варкочу? Я потом спрашивал его, о каком пункте шла речь. Он сделал удивленные глаза. А от тебя я узнал, что сделка оформлялась через его фирму… Паяц!

Я видела, как заходили желваки на его скулах. Да, если бы Анри застал Оливию живой, то разговор получился бы не из легких. И еще не известно, чем все закончилось бы. Анри мчался в Грюнштайн, желая бывшей жене смерти. Смерть опередила его. Мне было понятно его чувство вины.

— Ольга, меня не оставляет ощущение, что в смерти Оливии замешан Варкоч. Я почти уверен, что это убийство, замаскированное под несчастный случай.

— Нет, не может быть! Зачем Варкочу убивать ее? Такая замечательная клиентка. Нет… не думаю. Я бы, скорее, заподозрила Блума. Ты же сам сказал: он был ее любовником. Блум узнал, что Оливия пригласила тебя на встречу в Грюнштайн. Подумал, что она решила вернуться к тебе, ну, и… Он следил за ней, приехал следом в Грюнштайн. Здесь они поссорились. Он ее толкнул, она упала и нечаянно задела рукой только что проснувшуюся змею… Умерла почти мгновенно. Блум испугался и сбежал. А что? Очень даже правдоподобно…

— К сожалению, такая версия не подтвердилась, — Анри нащупал мою руку и поцеловал в ладонь. — Блум в это время летел на самолете в Милан по делам фирмы.

— А вдова твоего отца? Может быть, она приревновала Блума к Оливии, ну, и… Она наняла сыщика, то следил за ними. Блум сказал, что едет в Милан, но мадам Грюнштайн заподозрила вранье, подслушав, как он обсуждал с Оливией подробности продажи замка. Сыщик сообщил вдове, что Оливия села в машину и отправилась в Грюнштайн. Ревнивая мадам решила, что парочка, скорее всего, собирается провести романтический пикник в родовом гнезде. Она примчалась сюда. Нашла здесь только одну Оливию, они повздорили. Оливия оступилась и упала, нечаянно задев только что проснувшуюся змею. Умерла почти мгновенно. Мадам Грюнштайн испугалась и уехала.

Анри грустно улыбнулся и покачал головой жестом отрицания:

— Полиция проверяла. Мадам Грюнштайн в тот день лежала на операционном столе, ей делали новое лицо.

Я удрученно уставилась на огонь.

— А у Варкоча есть алиби?

— Да. Он заседал в суде. Но он мог кого-нибудь нанять…

Конец фразы прозвучал неуверенно. В самом деле: как найти в Швейцарии — в этой самой законопослушной стране мира, где пешеходы дисциплинированно ожидают зеленого сигнала светофора при полном отсутствии машин на дороге, — как найти человека, который смог бы совершить виртуозное убийство? Да и каким образом можно заставить женщину прикоснуться к змее?

— Этого не может быть! — горячо возразила я. — Как можно заставить изнеженную городскую женщину прикоснуться к змее?

— Да, я знаю… Этого не может быть…

Он тяжело вздохнул. Мне так хотелось помочь ему избавиться от груза вины.

— Может быть, Гунда… Оливия приехала в Грюнштайн. Они здесь случайно встретились. Оливия нечаянно проговорилась, что продала замок. Гунда возмутилась и высказала все, что думает о ней. Они поругались, Оливия в запальчивости топнула ногой, оступилась…

— Нет, это невозможно. Гунда очень сдержанная женщина.

— Но она же сбросила веревочную лестницу! Она чуть не выцарапала мне глаза, когда ты не нашел в колодце сумку! Анри, Гунда — одинокая женщина, она любит тебя до безумия… Она безумна… И если она узнала, что Оливия продала Грюнштайн!..

— Вздор! Гунда — само здравомыслие. Она не сбрасывала лестницы, это сделал Блум. Гунда где-то в подвалах. И мы найдем ее!

— Думаешь, она жива?

Он не ответил. По углубившейся морщинке на переносице я поняла, что надежда слаба. Гунда — сильная женщина. Она бы закричала, стала бы отбиваться. Она не далась бы Блуму в руки без борьбы. Мы бы услышали ее крик. Возле колодца остались бы следы… Мы ничего не слышали, следов не было.

Анри приподнялся, поворошил кочергой пригоревшие поленья. Огонь жадно набросился на сухие дрова, взвившись до каминной полки. Я подтянула колени к подбородку, уткнулась носом. Мне не давал покоя главный вопрос:

— Кто же убил Блума? — и сама перебила себя, догадавшись:

— Папаша Бонифаций! Его рук дело! И Оливию он убил. Оливия приехала, а здесь папаша Бонифаций тащит какую-то ценность. Она возмутилась, пригрозила полицией, он бросился бежать, она за ним, споткнулась, упала… А прошлой ночью они с Блумом утащили из замка ковер и по дороге поссорились. Папаша Бонифаций выследил Блума в потайных коридорах и хладнокровно пристрелил его.

Анри устало потер лоб, пожав плечами. Папаша Бонифаций, балагур и затейник, хитрый лис и торговец подержанными вещами никак не хотел в моем воображении хладнокровно убивать Блума. Он представлялся с саквояжем в руках, но никак не с заряженным арбалетом. Антиквар без зазрения совести мог обмануть покупателя, подсунуть подделку, облапошить со сдачей, но чтобы убить метким выстрелом в шею?..

— Оливия умерла в субботу, — проговорил Анри. — По субботам на площади Каруж идет торговля «блошиного рынка». Папаша Бонифаций был там со своим товаром. Его видели не меньше сотни человек. Да и Блума… метким выстрелом в шею? Нет, не думаю…

Я не стала настаивать. Папаша Бонифаций не тянул на хладнокровного убийцу. Да и за что ему убивать Блума? Этого деревенского увальня в цивильном костюме, культуриста с неловкими для секретаря пальцами, но при этом неутомимого любовника двух аристократок? Чем он мешал папаше Бонифацию? Что они могли не поделить?

— Ольга, какие сокровища Блум хотел обменять на твою сумку? Ольга, почему Блум был уверен, что ты знаешь о сокровищах? Подумай хорошенько, может быть твой… жених говорил что-нибудь вскользь.

Я честно задумалась. Тот весенний день всплыл в памяти во всех подробностях. В тот день по счастливому стечению транспортных обстоятельств я прибыла на работу вовремя. Выпила первую чашку чая, разобрала входящую и исходящую документацию, полистала свежий журнал «Гео», зацепилась новыми колготками за ножку стола и обрела спущенную петлю. Потом притащился Вовка и стал делать вид, что проверяет настройку на компьютере, а сам косил глаз в вырез кофточки и заговаривал зубы.

В тот день господин Магнус появился в офисе раньше обычного, где-то в районе второй утренней чашки чая, вспугнул Вовку, хмуро потребовал кофе и уединился в кабинете. Я вкатила сервировочный столик с чашкой, кофейником, сахарницей и вазочкой диетического печенья — все, как обычно. Босс сидел за столом, левой ладонью массировал затылок, а правой держал сотовый телефон и гипнотизировал его взглядом.

— Ольга, ты любишь бриллианты? — внезапно спросило начальство, и я уронила ложечку.

— Да, конечно, — заверила я его. — Кто же их не любит, вон, реклама Де Бирса…

— Ольга, у тебя есть завещание? — перебил он меня, не дослушав сюжет рекламы о быстротечность жизни и бриллиантах, которые вечны.

— Нет, конечно… — от изумления я сыпанула в кофейник тройную, нет, четверную порцию кофе. Магнус ничего не сказал, он потыкал коротким пальцем в кнопки телефона. Вот и все. В тот роковой день мы с ним больше не обменялись ни единым словом.