– Думаю, ты права. Ладно, пойду пожелаю Гейбу удачи. Встретимся в ложе.
– Ну, Джоуи, не подведи, – напутствовал своего жокея Гейб, пожимая ему руку. – Мне очень хочется попасть в историю.
Джоуи несколько раз согнул пальцы, хрустнув суставами.
– Все будет в порядке, мистер Слейтер. Мы сделаем все как надо.
– Не забудь придержать на старте, – напомнил Джемисон. – Незачем лезть вперед, пока не выйдете на дальнюю прямую. Мы тут не рекорды устанавливаем; наше дело – выиграть, а с каким временем – вопрос второй.
– Мы с Дублем способны обеспечить и приз, и рекорд, – Джоуи ухмыльнулся и взмахом руки приветствовал подошедшего Рено. – Закажи билет в первый ряд, дружище, и запасись своим любимым шампанским;
– Я так и сделаю. – Рено кивнул Гейбу, и на его лице снова появилась заученная, механическая улыбка. – Удачи вам, мистер Слейтер. Ваш жеребец.., такие встречаются один на миллион. Как бы мне хотелось когда-нибудь самому попробовать его!..
Он переступил с ноги на ногу и, сунув руки в карманы, сжал влажные ладони в кулаки.
– Мы обязательно обсудим это, Рено, когда ты будешь полностью здоров.
– Если жокей выступает на такой лошади, на какой я выступал последние год-полтора, он становится привередливым и избалованным. – Взгляд Рено остановился на Джемисоне. – Верно я говорю, Джеми? Первоклассные крэки портят жокеев.
– Тебе виднее, Рено, – дипломатично отозвался тренер, не выпуская из рук уздечки Дубля.
– Я выиграл для вас Бельмонт два года назад, помните? – Рено снова повернулся к Гейбу. – Тогда все говорили, что это, дескать, неожиданность – ученик жокея выигрывает скачку на посредственном жеребце. Все дело в том, что тогда был мой день, мой конь и моя гонка… – Влажные от пота пальцы Рено судорожно сжимались и разжимались в карманах брюк. – Об этой победе быстро забыли. Люди забывают все победы и все скачки, кроме одной. Дерби – вот что помнит публика. Только победа на дерби выносит тебя на вершину.
Его рука заметно дрожала, когда он вынул ее из кармана и коснулся шеи вороного.
– Ну что же, маленький, ты выиграл свое дерби и Прикнесс, так что твой Бельмонт они не забудут… – Рено вымученно засмеялся. – Но все равно постарайся выиграть. Ты сможешь, я знаю.
– По коням!
Услышав команду, Рено отступил. Его лицо было бледно-серым, на лбу проступила испарина. Отвернувшись от жеребца, он быстро зашагал прочь, но налетел на Келси, которая тут же схватила его за рукав.
– Рено!
– Извини… – Рено вырвался и почти бегом покинул паддок.
– Жокеи!.. – Джемисон подставил руки и кинул Джоуи в седло. – Сплошные нервы и голый темперамент.
– Он показался мне совсем больным, – пробормотала Келси, но времени для того, чтобы предаваться беспокойству, не оставалось. После скачки, пообещала себе Келси, после скачки она постарается найти его и поговорить, но не сейчас. Наступал момент, которого Гейб и она тоже ждали с таким нетерпением и тревогой, и Келси не хотела испортить ему торжество. – Я пришла пожелать тебе удачи, Гейб, хотя ты и убежал утром без меня.
– Ну, для того, чтобы разбудить тебя в шесть утра, потребовались бы пушки! – со смехом ответил Гейб. Он действительно пожалел Келси, но была и еще одна причина, по которой ему не хотелось, чтобы она была с ним на утренней проминке и после нее. Гейб собирался заняться поисками отца или его следов, но ничего не обнаружил.
Чувствуя, что может вздохнуть свободнее, Гейб наклонил голову, чтобы повнимательнее рассмотреть Келси. Сегодня ее волосы были убраны под белую соломенную шляпку с широкими полями, кокетливо надвинутую на одно ухо. Поверх короткого, обтягивающего платья красного цвета она надела белый короткий жакет из легкой шерсти. На лацкане неслась к победе подаренная им лошадь из красного гагата.
– Теперь, когда я вижу, что с тобой сделали несколько лишних часов сна, я не жалею, что у меня под рукой не было пушки.
– Ну что за несносный тип! – фыркнула Келси.
– Конечно, я умный и хитрый. – Он взял ее за руку. – Ты надела мои цвета.
– Твои цвета – единственные, которые стоит носить сегодня.
Гейб повел ее к ложе, и Келси приложила ладонь к его груди.
– А почему ты не волнуешься?
– Потому что это ничего не изменит.
– Скажи это моему животу, – пожаловалась Келси и сунула руку в сумочку в поисках бинокля. – А то мне начинает казаться, что я хочу победы Дубля больше, чем ты.
– Ничего подобного.
Пока лошадей выводили на старт, Гейб не выпускал ее руки.
Ставки были сделаны, окошечки касс закрылись, высокое голубое небо было по-летнему неподвижным. Дорожка – полторы мили ухоженного, выровненного грунта – была в отличном состоянии, и участники могли показать высокие результаты. Зрители, заполнившие трибуны, уже давно поднялись на ноги, но пока лишь монотонно гудели, и лишь изредка этот ровный гул нарушался чьим-то пронзительным выкриком.
Глядя на все это, было легко забыть о подлинных масштабах предстоящего действа. Тем, кто предпочитал смотреть скачки по телевизору, они действительно могли показаться маленькими, камерными, ибо никакой экран не мог дать полного представления об этом ярком и большом мире.
Лишь благодаря честолюбию Гейба, везению, силе воли мир скачек стал его миром, в нем он чувствовал себя на своем месте. И вот теперь все его заботы, разочарования, надежды и усилия сошлись в одной-единственной скачке. И в одной-единственной лошади.
Гейб внимательно следил за тем, как Дубля заводят в стартовый бокс, и вспоминал ту ночь, когда он родился. Он хорошо помнил, как визжала кобыла и как пронзительно выл ветер за стенами конюшни, швыряя на крышу то дождь, то мокрый снег, помнил ожидание, длившееся бесконечно.
Потом, в потоке хлынувшей на солому крови, показались четыре не правдоподобно тонкие ноги, и высокий, до странности похожий на человеческий вопль кобылы возвестил о рождении нового существа. Маленький мокрый живой комочек вытянулся на сырой подстилке и сделал свой первый вздох – один из многих, приведших Дубля, сына Куража и Дерзкой, к стартовым воротам ипподрома Бельмонт-парк на Лонг-Айленде.
И даже теперь, три года спустя, Гейб помнил восторг, который он испытал, едва только заглянув в глаза жеребенку.
– Боже мой, как я люблю эту лошадь!
Он не сразу понял, что произнес эту фразу вслух. Только пальцы Келси, стиснувшие его запястье, и ее голос, произнесший «я знаю», вернули его к действительности.
Стартовые ворота открылись с протяжным металлическим скрежетом, и почти в тот же самый миг с губ нескольких тысяч зрителей сорвался дружный вздох. Виноват в этом был Дубль, который шарахнулся со своей шестой дорожки вправо, ко внешней стороне скакового круга, едва не выбросив жокея из седла. Что-то испугало его, но что – сейчас это было уже неважно, ибо в результате этого головоломного броска Дубль оказался позади плотной группы всадников, и всадник на его спине никак не мог взять управление в свои руки.