В душе Амисия понимала, что не все знатные господа такие уж законченные негодяи. Но ее пылкая речь имела одну цель: убедить Галена, что она могла бы быть счастлива с ним, несмотря на неравенство их происхождения и места в обществе.
— Я наследница замка и всего Райборна, и в этом моя беда. Ради того, чтобы не выпускать из рук такое завидное владение, мой отчим — барон Гилфрей — задумал выдать меня за своего сына, хотя Фаррольду хочется взять меня в жены ничуть не больше, чем мне хочется назвать его своим мужем.
Гален не обратил особого внимания на эту историю, которая была ему уже известна. Его встревожило другое, и он уже упрекал себя за то, что показал ей свою осведомленность. Если теперь он откроет ей, кто он такой на самом деле, она, скорее всего, увидит в нем еще одного лорда-стяжателя, который предпочел выступить под чужим обличьем, чтобы вернее овладеть добычей. Да, ему с лихвой хватало собственных богатств, но это ничего не могло изменить: ведь она подумает, что и им управляет такая же ненасытная жажда к приумножению своего имущества, как и у тех, кто ей так отвратителен. Он знал, что ей ни сейчас, ни потом не суждено унаследовать Райборн, но доказать этого не мог, не нарушив клятвы, которую свято хранил многие годы. Раскрыть эту тайну значило бы рисковать чужой жизнью, и потому ему не оставалось ничего иного, как притворяться по-прежнему и молить Бога, чтобы Амисия не узнала правду, пока в силу естественного хода событий, все тайны не раскроются. Приходилось мириться с тем, что неподъемный камень обмана и дальше будет преграждать ему путь.
Амисия безошибочно почувствовала его внезапное холодное отчуждение, пришедшее на смену радостному воодушевлению предшествующих минут, и руки у нее опустились. Она заставила себя продолжать только для того, чтобы покончить с недоразумениями:
— И вот, когда ты спас меня… а ведь ты спас меня от внезапной гибели, потому что только благодаря тебе море не расплющило меня о скалы… это еще укрепило во мне надежду, что ты освободишь меня и от той смертельной опасности, которая угрожает моему счастью… по прихоти барона.
В тревоге ожидая ответа Галена, Амисия даже дышать перестала и так крепко стиснула руки, что они у нее онемели.
— Даже человек, которого ты называешь Темным Лордом, не заставит выйти замуж женщину, которая уже замужем.
Смысл его слов не сразу дошел до сознания Амисии. А тем временем Гален пристально вглядывался в девушку, которой он только что предложил стать его женой. В неравном поединке с морем она обессилела и промокла, но это не умалило ее красоты. Пышные пряди волос, отяжелевшие от морской воды, чистые линии лица и гибкая шея выделялись особенно зримо, и над всем господствовали широко расставленные карие газельи глаза. Он не раскаивался в своем выборе, но был глубоко опечален сопутствующими этому выбору обстоятельствами.
Амисия колебалась. Если судить по суровости его взгляда, то предвкушение их совместного будущего совсем не доставляет ему радости. С другой стороны, ведь он дал ей именно тот ответ, на который она надеялась. И если он сейчас сомневается, то, безусловно, лишь потому, что не уверен в ее способности обрести счастье, разделив с ним трудную, ненадежную жизнь. Она должна доказать, что его опасения напрасны! С ним она могла бы жить где угодно. Она не желала допускать, чтобы сомнения затуманивали ясное небо их будущего счастья, небо сбывшейся мечты. Но ведь в последнее время каждая из ее грез оборачивалась явью, и самый прекрасный образ из них — ее несравненный герой.
Совершенно позабыв, что выглядит жалкой замарашкой, Амисия обняла его за шею и вложила в восторженный поцелуй всю страсть, уроки которой он так недавно начал ей давать.
Как и в часы минувшей ночи, Гален не мог устоять против пылкой устремленности Амисии; он отогнал навязчивые мысли о подстерегающих их ловушках и позволил себе ответить на ласки Амисии еще более горячими ласками. Холод туманного дня сменился по-летнему жарким зноем, и в пламенных объятиях влюбленные потеряли всякое представление о времени и месте: и то, и другое перестало для них существовать.
Когда рядом деликатно прокашлялся Ульфрик, этот звук не привлек внимания молодой пары, и монаху пришлось бросить на дно челнока мешок с пожертвованиями, полученными на кухне замка. Гилфрей не отказывал в подаянии монастырю лишь потому, что так было принято у лордов, и его щедрость не простиралась дальше объедков, оставшихся от вчерашних трапез. Зато мешок был очень тяжел, и когда он свалился на дно челнока, утлое суденышко резко качнулось.
Одной рукой Гален инстинктивно прижал к себе Амисию покрепче (как будто это было возможно), а другой потянулся к настилу мостков, чтобы ухватиться за доску и выровнять челнок. Тут он увидел кромку коричневой рясы, находившуюся в точности на уровне его глаз, и перевел взгляд выше — на смущенное лицо монаха. Хотя ему показалось, что он уловил искру одобрительной улыбки, мелькнувшую в уголках губ святого отца, усиленно сохранявшего на лице самую постную мину, полной уверенности в этом у Галена не было.
— Вот и прекрасно, что вы вернулись. Как видите, течение сейчас снова направлено к берегу. По-моему, вам лучше взять этот челнок, а я доставлю девушку на берег в той лодке, которую она была вынуждена оставить.
Толковое предложение незнакомца было принято Ульфриком с немалым облегчением. Он опасался, что тяжесть мешка, вкупе с весом трех человек, отправит челнок на дно морское, прежде чем они успеют добраться до берега. Монах с удовольствием воздал должное благоразумию попутчика, хотя сцена, которую он прервал своим появлением, могла бы вызвать на сей счет кое-какие сомнения. Он-то полагал, что у юной особы, которую он видел только со спины, не в порядке не только прическа (от которой ничего не осталось после путешествия по волнам), но и нравственность; тем не менее он снизошел до того, что подал ей руку, дабы помочь перебраться с колен мужчины на мостки. И только тогда, когда она встала рядом с ним и он в первый раз взглянул ей в лицо, он понял, кто она такая.
Тут уж было не до размышлений о девичьих добродетелях. Любое дело, в котором замешана наследница, могло оказаться крайне опасным, и Ульфрик смекнул, что нужно уносить отсюда ноги, пока голова цела. В тот миг, когда Гален вышел из челнока, Ульфрик поспешил занять его место и торопливо заработал веслами.
Амисия, оцепенев, провожала взглядом монаха, который столь очевидно удирал, словно от погони. Неужели его, набожного человека, так возмутили ее поцелуи с Галеном, что он пожелал как можно скорее избавиться от их общества? Она сама устыдилась своих мыслей, и яркий румянец залил ее щеки, когда она представила, как выглядела эта сцена в глазах монаха. Каких-нибудь две недели тому назад ей тоже было ясно, что любая незамужняя женщина, которая по доброй воле садится на колени к мужчине и целует его — это просто блудница. А сейчас…