— Сейчас Горвендил сообщил мне, что ты должным образом родился в пещере примерно во время зимнего солнцестояния от матери — девственницы и отца, который не был человеком.
Мануэль ответил:
— Несомненно, это так. Но почему ты сейчас затрагиваешь щекотливые старые истории?
— Ты должным образом странствовал с места на место, принося людям мудрость и святость…
— Это тоже всем известно.
— Ты должным образом творил такие чудеса, как воскрешение мертвых и тому подобное…
— Это также неопровержимо.
— Ты должным образом пребывал в пустынном месте со злом, и там тебя искушали отчаиваться, богохульствовать и совершать другие непотребства…
— Да, нечто в этом роде произошло в Дан-Валахлоне.
— И, как я хорошо знаю, ты свои поведением на Врейдексе должным образом расстроил мои планы, а ведь я — сила тьмы.
— Ах — ах! Так, значит, ты, Мирамон, — сила тьмы!
— Я управляю всеми сновидениями и безумиями, Мануэль, а это основные силы тьмы.
Дон Мануэль, казалось, засомневался в этом, но лишь сказал:
— В общем, давай продолжим! Верно, что все это так или иначе со мной произошло.
Волшебник какое — то время смотрел на высокого воина, и в темных кротких глазах Мирамона виднелось некое странное сочувствие. Мирамон сказал:
— Да, Мануэль, эти предзнаменования далеко вперед разметили твою жизнь, точно так же, как они прежде отличали начинания Митры, Уицилопочтли, Таммуза и Геракла…
— Да, но какое это имеет значение, если эти происшествия случались со мной, Мирамон?
— Они случились также с Гаутамой, Дионисом, Кришной и всеми остальными достойными уважения спасителями, — продолжил Мирамон.
— Ладно, все это допустимо. Но какой вывод должен из всего этого сделать я?
Мирамон ему сказал.
Дон Мануэль в конце речи Мирамона выглядел особенно серьезным, и Мануэль сказал:
— Я думал, что достаточно удивительным было превращение короля Фердинанда в святого, но это превосходит все на свете! В любом случае, Мирамон, ты указал на обязательство настолько потрясающее, что, чем меньше о нем сказано, тем мудрее, и чем быстрее это обязательство выполнено, тем удобнее будет всем остальным.
Поэтому Мануэль ушел вместе с Мирамоном Ллуагором в одно тайное место, и там дон Мануэль подчинился тому, что требуется, а что произошло, с определенностью не известно. Но хорошо известно, что Мануэль страдал и после того, как провел в подземелье три дня, на третий день вышел наружу.
Затем Мирамон сказал:
— Все это должным образом исполнено, и, покончив с этим, мы теперь не нарушим мессианского этикета, если тотчас же займемся спасением Пуактесма. Предпочитаешь ли ты спасать с помощью сил добра или с помощью сил зла?
— Только не с помощью сил зла, — сказал Мануэль, — ибо я их видел во множестве в глухом Дан-Валахлонском лесу и не считаю их союзниками. Но разве добро и зло для вас, Леших, едины?
— Почему мы должны тебе рассказывать, Мануэль? — сказал волшебник.
— Устарелый ответ, Мирамон.
— Это не ответ, это вопрос. А вопрос стал устарелым, потому что использовался слишком часто, и ни один человек никогда не был в силах от него отделаться.
Мануэль бросил эту тему и пожал плечами.
— Ладно, давай завоевывать, как можем, но так, чтобы Бог был на нашей стороне. Мирамон ответил:
— Не бойся! Он будет во всех своих обликах и со всеми своими атрибутами.
И Мирамон сделал то, что требовалось, и с чердаков и свалок Врейдекса пришли мощные союзники. Для начала Мирамон необычным образом поступил с маленькой рыбкой, и в результате его поступка к ним прибыл в сентябре, в четверг днем, когда они стояли на берегу моря к северу от Манвиля, темнокожий герой, одетый в желтое. У него было четыре руки, в которых он держал булаву, раковину, лотос и диск. И ехал он на белом жеребце.
Мануэль сказал:
— Хороший знак, что Пуактесмский жеребец получает помощь, принесенную другим жеребцом.
— Давай не будем говорить об этом белом жеребце, — поспешно ответил Мирамон, — потому что до конца этой Юги у него нет имени. Но когда души всех людей сделаются кристально чистыми, тогда этому жеребцу суждено будет быть скрещенным, и его имя будет Калки.
— В общем, — сказал Мануэль, — это кажется достаточно справедливым. Я так понимаю, что при содействии этого смуглого господина мы и должны спасти Пуактесм.
— О нет, дон Мануэль, он лишь первый из наших спасителей, ибо нет ничего сравнимого с десятичной системой, и вспомни, в нашем пакте записано, что в Пуактесме все всегда должно считаться десятками.
После этого Мирамон сделал то, что требовалось, с несколькими желудями, и приливу ответил приглушенный гром. Так появился второй герой, помогающий им. Это был приятный на вид молодой человек с изумительно рыжей бородой. На плече у него висела корзина, и он держал в руке молот. Он ехал на повозке, запряженной четырьмя козлами.
— Ну, это определенно прекрасный дюжий воин, — говорит Мануэль, — и сегодня у меня счастливый день, и у этого румяного господина, надеюсь, тоже.
— Сегодняшний день — всегда его день, — ответил Мирамон, — и прекрати перебивать мои заклинания, а дай лучше вот эту флейту.
Поэтому Мануэль оставался молчаливым, как и пара чудовищных союзников, пока Мирамон делал еще одну любопытную вещь с флейтой и пальмовой ветвью. После чего появился герой янтарного цвета, одетый в темно — зеленое и держащий дубину и силок для душ умерших. Он прискакал на бизоне, а вместе с ним прибыли сова и голубь.
— Думаю… — сказал Мануэль.
— Ты не думаешь, — ответил Мирамон. — Ты лишь болтаешь и суетишься, поскольку взволновал внешностью своих союзников, а такая болтовня и суета весьма мешают художнику, стремящемуся оживить прошлое.
Сказав это, Мирамон с возмущением обратился к еще одному заклинанию. Оно вызвало героя в сияющей колеснице, которую везли алые кобылицы. У него были золотистые волосы, красные члены, и он был вооружен луком и стрелами. Он тоже молчал, но, когда он рассмеялся, стало видно, что у него несколько языков. За ним появился молодой блестящий человек, ехавший на кабане с золоченой щетиной и окровавленными копытами. Этот воитель держал в руке обнаженный меч, а у него за спиной, словно свернутый плащ, находился корабль, содержащий богов и всех живых существ. А шестым спасителем стал высокий, бесцветный, как тень, мужчина с двумя длинными серыми перьями, прикрепленными к бритой голове. Он держал скипетр и предмет, который, по словам Мирамона, назывался анх, а зверь, на котором он ехал, был дивен на вид. У него было тело жука с человеческими руками, голова барана и четыре львиных лапы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});