Читать интересную книгу История Индий - Бартоломе Лас Касас

Итак, мы изложили все, что знали об острове Куба, о его богатствах, а также о его жителях и обитателях; пришла пора поведать о том, как мы, христиане, прибыли на этот остров, хоть сам я приехал на Кубу не в тот поход, — а в следующий, четыре или пять месяцев спустя. Дьего Веласкес со своим отрядом в 300 человек выехал из Саванны, как мне помнится, к концу 1511 года и, если я не запамятовал, высадился в гавани, называемой Лас Пальмас и расположенной во владениях одного вождя по имени Хатуэй или поблизости оттуда; как я уже рассказывал, этот самый Хатуэй бежал с острова Эспаньола, а перед нашествием испанцев собрал своих людей и показал им, как явствует из главы 21, то, что почитали христиане словно божество, то есть золото. Узнав о высадке наших, индейцы сообразили, что для них нашествие испанцев добром не кончится, а рабством, муками и гибелью, в чем многие уже убедились по опыту, когда жили на острове Эспаньола, и потому индейцы решили поступить так, как подсказывает человеку сам разум; да и природа учит животных и даже бесчувственные предметы, лишенные всякого разумения, применять этот образ действий против всего, что идет им во вред и угрожает их существованию, и этот образ действий — самозащита. И вот, стали они защищаться, нагие телом и вооруженные жалким и скудным оружием, ибо от индейских стрел и луков проку немногим больше, чем от детских игрушек, если нет у индейцев ядовитых трав, а на Кубе таких не было, и если не могут они стрелять по врагу с близкого расстояния, шагов в 50–60; но подобные случаи выпадают очень редко, и стреляют они все больше издали, ибо для индейцев самый верный способ спастись от наших — бегство, и потому им нет выгоды сражаться на близком расстоянии. А уж испанцы, догнав несчастных, знали, что им делать, и не нуждались ни в наставлениях, ни в поощрениях. Индейцам изрядно благоприятствовало то обстоятельство, что весь этот край был покрыт лесами и горист, так что невозможно было пользоваться лошадьми; к тому же, когда индейцы с обычными своими воплями вступают в открытый бой, а наши крушат их мечами или, еще того хуже, аркебузным огнем и преследуют верхом на лошадях, индейцам остается лишь одно — бежать и скрываться в лесах и там прятаться, и нет у них иного выхода; так поступили и кубинские индейцы: несколько раз они завязывали открытый бой с испанцами, которых подстерегали в опасных местах и обстреливали из луков, но тщетно, ибо никого не убили, да, кажется, даже и не ранили, и тогда, по прошествии двух или трех месяцев, они решили укрыться в лесах. Тут случилось то, что случается всегда и постоянно, а именно испанцы отправились по лесам охотиться за несчастными, «поразмяться», как они это называют; сие словечко весьма распространено и в большом ходу и в почете; и стоило им наткнуться на кучку индейцев, они бросались на них и убивали мечами и кинжалами всех, кто попадет под руку — мужчин, и женщин, и детей, а прочих связывали и приводили к Дьего Веласкесу и по его слову делили их между собой, столько-то одному, столько-то другому, и хотя индейцы не считались рабами, но должны были служить своим господам пожизненно, и приходилось им еще тяжелее, чем рабам; их только не разрешалось продавать, по крайней мере в открытую, потому что тайком и исподтишка испанцы частенько занимались в этих краях такими сделками.

Казнь касика Хатуэя (остров Куба, 1512 г.).

Полученных индейцев они обыкновенно считали поштучно и говорили: «У меня всего лишь столько-то штук, а мне требуется столько-то», словно это не люди, а скот. Поняв, что сражаться против испанцев бесполезно, в чем он, грешный, убедился на долгом опыте, касик Хатуэй решил, если удастся, бежать и скрыться в надежном месте, среди скал и дремучих чащоб, хотя тем самым и обрекал себя на лишения и голод, которые всегда приходится терпеть индейцам, скрывающимся подобным образом. И вот, узнав от пленных индейцев о касике по имени Хатуэй (ибо наши имеют обыкновение выведывать у индейцев все о вождях и старейшинах, чтобы расправиться с ними, так как после их гибели легче покорить остальных), многочисленные отряды со всей поспешностью и не мешкая двинулись по распоряжению Дьего Веласкеса на поиски касика; много дней вели они поиски, и всех индейцев, захваченных живыми, допрашивали, где скрывается касик Хатуэй, пуская в ход угрозы и пытки; одни отвечали, что не знают; другие сносили пытки, отказываясь дать ответ; нашлись и такие, которые все-таки рассказали, где он скрывается, и напоследок испанцы нашли его и схватили. И вот его, который бежал с острова Эспаньола сюда на Кубу, спасаясь от верной смерти и от жесточайших, беззаконнейших и чудовищных преследований, обвинили в преступлении lesae majestatis[76], хотя он был царем и повелителем у себя на родине и никому не делал зла; и его лишили власти, и царского сана, и почета, и подданных, и вассалов, и приговорили к сожжению заживо; а во время его казни имело место следующее прискорбное и немаловажное обстоятельство, слоено предназначенное для того, чтобы суд божий не воздал отмщением за несправедливую эту казнь, а забыл о ней: когда касика собирались сжечь и был он уже привязан к столбу, один монах-францисканец стал уговаривать его, как умел, принять крещение и умереть христианином. Отвечал Хатуэй: «Для чего быть таким же, как христиане, раз они дурные люди»; святой отец возразил: «Потому что те, кто умирают христианами, попадают на небо и там вечно лицезрят господа и ликуют»; тут касик спросил, попадают ли на небо христиане; святой отец отвечал, что да, добрые христиане попадают; и тогда касик в заключение сказал, что не хочет попасть на небо, раз там христиане. Это случилось в тот час, когда его собирались сжечь, и тут разожгли костер, и касик был сожжен. Вот справедливость, которая была оказана тому, кто сам имел законное право уничтожать и истреблять испанцев как заклятых, лютых и коварных своих врагов хотя бы во имя спасения от их бесчеловечных и богомерзких жестокостей; вот слава и честь, которая была воздана господу; вот представление о блаженстве, уготованном избранникам господним, кровью его искупленным, которое было внушено этому язычнику людьми, именующими себя христианами и кичащимися своим христианством; а ведь он мог бы спастись! И говоря, что он не хочет попасть на небо, раз там христиане, касик подразумевал лишь одно — что не может быть хорошим место, которое служит вечным приютом дурным людям. Так кончил дни свои касик Хатуэй, который, проведав, что испанцы готовятся перебраться с Эспаньолы на Кубу, собрал своих подданных, дабы открыть им, по какой причине христиане обходятся с индейцами так жестоко и злобно, а именно потому, что им требуется золото, божество, которое они любят и почитают. Видно, знал испанцев касик Хатуэй, видно, справедливо и недаром страшился он попасть им в руки и не мог ждать от них иного блага, помощи и утешения, чем те, которых напоследок дождался.

Глава 26

повествующая о том, как Панфило де Нарваэс прибыл с Ямайки на Кубу

После того как был предан сожжению Хатуэй, которого туземцы почитали как могущественного властелина, всех индейцев обуял страх. Полагая, что испанцы способны вырвать их даже из недр земли, если бы им удалось там укрыться, они метались по провинции, движимые одним стремлением — спастись от христиан. Во всей этой провинции, называемой Майей, не найти было индейца, который искал бы общества себе подобных или даже остановился потолковать со своим соплеменником; все они полагали, что поодиночке их труднее обнаружить и поймать. Но в конце концов некоторые из них, отчаявшись, сами сдавались в плен, со слезами умоляли испанцев проявить великодушие и милосердие, обещая верно им служить, если те пощадят их.

В это время на острове Ямайка стало известно, что Дьего Веласкес предпринял поход на Кубу, дабы заселить и умиротворить ее (так испанцы называли тогда и называют теперь свои действия в Индиях). И то ли Хуан де Эскивель, правитель Ямайки, опустошивший ее за время своего управления почти целиком, решил послать на помощь Веласкесу своих солдат, то ли они сами попросили разрешения у Эскивеля отправиться на Кубу, но так или иначе 30 испанцев, вооруженные луками и стрелами и владевшие искусством стрельбы из лука значительно лучше индейцев, пустились в путь. Ими командовал некто Панфило де Нарваэс, который пользовался расположением Веласкеса, так как был уроженцем Вальядолида, а сам Веласкес происходил из соседнего Куэльяра. Нарваэс был высокого роста с белокурыми, почти рыжими волосами. Это был вполне достойный человек, честный, разумный, хотя и несколько беззаботный, обходительный в разговоре, приятного нрава; в сражениях с индейцами он проявил мужество, как, впрочем, проявил бы его и в любом другом бою. Был у него, однако, один тяжкий порок, а именно полная беспечность, о чем мы еще расскажем. Дьего Веласкес тепло встретил Нарваэса и его отряд лучников (а индейцы должны были бы проклинать их) и тотчас же распределил между ними индейцев, как если бы туземцы были скотом, хотя и с Ямайки испанцы привезли с собой индейцев-рабов, которые должны были им прислуживать в походах. Дьего Веласкес сделал Нарваэса своим первым помощником и осыпал его почестями, так что стал Нарваэс первой персоной на Кубе после Веласкеса. Несколькими днями позже на Кубу прибыл и я по приглашению Веласкеса, с которым мы подружились еще здесь, на Эспаньоле; в течение двух лет я вместе с Нарваэсом покорял еще не порабощенную часть Кубы, нанеся огромный ущерб всем обитателям острова, как будет видно из дальнейшего. После того как индейцы провинции Майей были устрашены и покорены, задумал Дьего Веласкес осуществить их репартимьенто между испанцами, как это делал на Эспаньоле главный командор, а он сам в тех пяти городах, управителем которых он был; об этом выше мы уже рассказывали; именно это-то и было той благой целью, к которой он, как это явствует из предыдущего повествования, постоянно стремился. С этой целью в одной из морских гаваней на севере, в местности, которую индейцы называли Баракоа и которая входила в провинцию Майей, он основал первый на острове город. И именно потому, что он был первым на этом острове, Веласкес заявил, что хотел бы отдать в репартимьенто его жителям 200 тысяч индейцев. Из города Баракоа отправил он Нарваэса с 25 или 30 солдатами в провинцию, называвшуюся Байямо, — равнинную, лишенную гор, но весьма красивую область, расположенную от Баракоа, если только я не запамятовал, в 40 или 50 лигах по побережью на запад; он приказал Нарваэсу мирно или силой оружия привести в покорность всех туземцев, ибо только покорив их, он мог осуществить репартимьенто и использовать индейцев на работах, а это, как я уже говорил, было его конечной целью. Все солдаты шли пешком, только Нарваэс отправился на коне. Когда они прибыли в Байямо, жители селений вышли им навстречу с дарами из плодов, ибо ни золото, ни иные драгоценности и сокровища не ценятся индейцами Кубы и неведомы им. Индейцев привела в ужас кобыла Нарваэса — это огромное животное, которого они до тех пор не видели ни разу и которое может нести на себе человека, да еще выделывать всякие удивительные штуки; дело в том, что кобыла Нарваэса была очень резвой, становилась на дыбы и брыкалась. Разместились все испанцы в одном индейском селении. Сюда тоже дошли вести о сожжении касика Хатуэя, о гибели многих и бегстве остальных обитателей провинции Майей. Местные индейцы понимали, что и их ждет та же участь; не могли они простить испанцам ни их грубости, ни того, что они часто обращали свои взоры на их жен и дочерей, а нередко давали волю и рукам, — наши солдаты издавна ведут себя подобным образом. И пришли все индейцы провинции к согласию, что надобно избавиться по возможности от испанцев, а сделать это будет нетрудно, поскольку их всего-то было, кажется, 25.