— Ах, вон оно, как получается! — улыбнулся Герман Полиграфович, ставя тромбон на пол рядом с собой. — Признаться, что-то уж я совсем дурачка свалял, простите.
— Ой, господи, да я тоже хороша, — отмахнулась Алла Борисовна. — Напустила туману… Так ведь образованные люди нынче говорят?
Герман Полиграфович благосклонно кивнул, после чего консьержка и вовсе растаяла, превратившись в довольного всем миром крокодила.
— И что же там у них за собака?
— Ох… — Алла Борисовна напряглась в попытке расшевелить престарелые извилины, однако быстро сдалась и принялась спешно перелистывать страницы многострадальной газеты.
Герман Полиграфович терпеливо ждал; он снял с носа очки, достал из кармашка пальто носовой платок и сделал вид, что пытается стереть какую-то грязь, приставшую к линзе.
— Ах, вот же оно! — воскликнула Алла Борисовна. — Смотрю в книгу, как говорят, вижу фигу! Простите.
Герман Полиграфович добродушно улыбнулся в ответ, подышал на стёклышки очков.
— Буль… тырь… ер… — по слогам прочитала Алла Борисовна и посмотрела на безучастного собеседника. — Правильно назвала? — Она снова сверилась с газетными листами, выпятила нижнюю губу, кивнула, соглашаясь сама с собой. — Бультерьер.
Герман Полиграфович оторвался от своего занятия и робко произнёс:
— Боюсь, я не такой уж заядлый собаковод, — он откашлялся в кулак, отточенным жестом отправил очки на прежнее место, а платочек — в карман. — Этот, как бишь его… бультерьер — это такой маленький пёсик, с большими глазами? Их ещё в парках обычно много. Дело в том, что я люблю гулять в парках, и там всегда встречаются собаководы с этими милыми собачками…
— Милыми?! — взревела Алла Борисовна, отчего её собеседник даже попятился, чуть было не опрокинув тромбон. — Вы же сами только что мне про крысу говорили: мол, не может эта мелочь ничего плохого совершить! Неужто вы думаете, что я сама себе противоречу?!
Вконец растерявшийся Герман Полиграфович только развёл руками.
— Я же говорю, что не очень хорошо разбираюсь в породах собака… — промямлил он, стараясь скрыться от преследовавших его фигуру жёлтых белков глаз, покрывшихся сетью кровеносных сосудов.
— Я что ли в них разбираюсь?! — Алла Борисовна швырнула старику разворот газеты, упёрла трясущиеся от напряжения руки в пухлые бока. — Вот, полюбуйтесь на этого монстра!
Герман Полиграфович неуклюже поймал свёрток. Близоруко посмотрел на фотографию.
— Да уж… — выдохнул он спустя пару секунд и поспешил вернуть растрепавшиеся листы разгневанной Алле Борисовне. — Нелицеприятная прямо-таки зверушка.
— Ага, нелицеприятная! — Консьержка наугад раскрыла газету. — Эта зверушка, как вы любезно соизволили её величать, в конце прошлого лета, целую семью под Москвой за ночь вырезала! Младшего мальчика вообще не нашли, будто зверушка закопала его где про запас! А как все свои мерзкие дела утрясла, легла на пороге и дом сторожить стала. Каково, а?
— Да-да, — кивнул Герман Полиграфович, опасливо оглядываясь по сторонам. — Я что-то слыхивал про эту историю. И что же, прямо сейчас, в нашем доме заперт этот… я даже не знаю… Как вы сказали, называется эта порода?
— Бультерьер! — выпалила, будто из гаубицы Алла Борисовна и, для пущего эффекта, грохнула газетой по столу.
— И что же вы собираетесь делать?
— Как что! — возмутилась консьержка. — Дождусь этих «добропорядочных», по вашим, кстати, словам, родителей и вызову всех, кого положено в таких случаях вызывать! Пускай что хотят делают, но подобную тварь я в своём подъезде не потерплю!
— Что ж, это, наверное, правильно, — кивнул Герман Полиграфович, продолжая опасливо озираться по сторонам. — А то, не приведи господи, и у нас чего плохое случится…
Престарелый музыкант не любил конфликтовать с соседями. Он порой и сам становился объектом подобных гонений, потому что любил по вечерам, напившись «беленькой», дудеть почём зря в свой многострадальный тромбон, не прислушиваясь при этом к мнению жильцов соседних квартир. Поэтому он и предпочитал селиться в боковых апартаментах пустующих домов, невзирая на хронический радикулит.
Однако сейчас Герману Полиграфовичу сделалось по-настоящему страшно — так, что даже конфликты отошли на второй план.
Странно. Он никогда не верил в тварей, однако последние слова взбешенной консьержки, заставили музыканта взглянуть на окружающий мир иначе. Так что взору открылся новый горизонт, и населён этот горизонт был отнюдь не пушистыми котятами. Повсюду, куда ни глянь, лилась кровь.
6.
Троица располагалась километрах в двадцати пяти от города — Марине ещё ни разу не удавалось определить точное расстояние до деревеньки, потому что она засыпала всякий раз, как только Глеб вывозил её за Южную окружную дорогу по федеральной трассе М-5. То ли свежий воздух был всему виной, то ли особенности её организма — Марина не знала. Однако доподлинно было известно другое: она никогда не засыпала днём в городе — в этом скопище бетонных изваяний, заключивших в себе корпускулы ненависти и разврата. Возможно, дело было в её сознании, исполосованном рутиной повседневности и запуганном отголосками прошлого. Сознании, внутри которого что-то постоянно шуршало и извивалось, не в силах предаться забвению в окружении себе же подобных запрограммированных тварей.
Глеб на полном ходу промчался мимо поворота на Троицу и стал перестраиваться в левый ряд. Трассу в этом месте недавно обновили — дополнили разделительной полосой, — в результате чего приходилось делать лишние два километра в обе стороны, для того чтобы развернуться и приткнуться во встречный поток. Подобные манёвры оставались затруднительными и в обеденные часы, когда, казалось бы, большая часть водителей и пассажиров вездесущих капсул смерти с московскими номерами должны были остановиться у какого-нибудь придорожного фаст-фуда, дабы набить свои обрюзгшие тела деликатесами из местной бездомной живности. Перед взором мелькали огромные фуры, обдавая замшелый транспортный поток вращающимися клубами придорожной грязи. Московские номера в ней просто растворились.
Глеб хмыкнул, пропуская очередной «лэнд-крузер», который в ответ приветливо помахал маленьким дворником на заднем стекле.
«Совсем как дружелюбный пёсик, задумавший оттяпать тебе половину ноги…» — спросонья подумала Марина и закусила нижнюю губу.
— Нет, ты видела? — подивился Глеб. — Она там красится за рулём.
— Глеб… — прошептала Марина. — А где пёс?
— Пёс?
Марина смотрела на мужа, точно удав на мартышку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});