Гурон, как будто застекленная льдом. И вот я очутилась в воде, погружаясь на дно реки, и зеленый цвет ее воды постепенно превращался в черный. Дальше никаких цветов, света или фигур. Заложенность в ушах, ужасающее давление внутри черепа. Затем тьма и полнейшая тишина. Вот она, смерть. Я подскочила в кровати.
Когда зазвонил мой второй будильник, я его тут же отключила. Я была измучена, как будто совсем не спала. Я не хотела вставать с кровати. Я не хотела видеть тебя. Я просто лежала под атласным пуховым одеялом, глядя на женщину на картине Перрена, читая в ее глазах всю правду о природе ее раны. Состояние проницаемости. Я стала думать, что это мой портрет.
Наконец ты постучала в дверь и спросила, все ли в порядке. Придав своему голосу фальшивую бодрость, лежа на скомканной простыне, я крикнула в ответ:
– Все в порядке, я просто проспала.
Я ждала, что ты попросишь разрешения войти, но вместо этого ты снова задала вопрос через дверь:
– Ты заболела?
В твоем голосе послышалась едва уловимая нотка нетерпения. В конце концов, я все еще работала на тебя.
– Нет, – ответила я, – я скоро спущусь.
Услышав твои шаги, я вновь закрыла глаза.
Когда я выбралась из постели, у меня хватило сил только на то, чтобы ополоснуться в душе. После этого я неспешно спустилась по лестнице и села на кухне. На столе прямо передо мной лежал свежий выпуск журнала GQ[41]. На его обложке красовался Рафаэль в облегающей белой футболке и джинсах верхом на поло-пони. Взяв журнал в руки, я провела пальцами по глянцевой поверхности, чтобы убедиться, что он настоящий и это не сон. Взгляд Рафаэля был устремлен прямо на меня. Он был породистый от природы, его родословная совершенствовалась на протяжении веков. Обладание такой бесстыжей красотой казалось несправедливым, словно его точеное лицо было результатом работы генетиков на протяжении многих поколений.
Открыв журнал, чтобы прочитать интервью, я почувствовала приступ тошноты. Он рассказывал о своей актерской работе, надеждах стать режиссером и о сценарии, который якобы писал. В статье был всего один вопрос о ваших отношениях, и его ответ был каким-то неискренним, слишком самокритичным: «Не знаю, чем я заслужил ее. Мне невероятно повезло, что я встретил эту святую женщину, а может, сумасшедшую, которая в силах со мной справиться».
Я захлопнула журнал, и мой взгляд вновь упал на его обложку – это пони, это тщеславие. Его насмешливый, вызывающий взгляд будто впился в меня, и я перевернула журнал лицевой стороной вниз, оставив его на том же месте.
Мы с тобой почти никогда не говорили о СМИ. Ты считала, чтобы не сойти с ума, лучше делать вид, будто их вообще не существует. Разумеется, с приездом в Калифорнию мое личное пристрастие к журналам уменьшилось. Я читала только официальные издания, присылаемые Полли, твоим публицистом, с хвалебными стикерами. Ты только отмахивалась от них.
– Терпеть не могу свои ответы в интервью, – недовольно сказала ты несколькими днями позже на той неделе, бросая выпуск журнала InStyle[42] на кухонный стол. С обложки на меня смотрело твое сияющее лицо, замаскированное средством для загара, на шее виднелся розовый воротник, украшенный перьями. – Я какая-то слишком слащавая.
Когда ты ушла, я взяла выпуск InStyle в руки и изучила обложку: словно металлическая, кожа, отретушированная фотографом, на твоих веках тени шафранового оттенка, и эти ужасные розовые перья. Я присутствовала на той фотосессии, когда они все это делали, наблюдая, как ты повинуешься всему этому цирку. Теперь я сидела и читала твое интервью в одиночестве, как в старые добрые времена.
«– Расскажите про свой обычный день. Как вам живется с Рафаэлем Соларом?
– Вообще-то все довольно обычно, как у всех. Я имею в виду, что мы так же безумно заняты, как и любая другая работающая пара, и нам приходится специально выкраивать немного времени друг для друга. Обычно мы оба так устаем, что просто валяемся в пижамах и смотрим телевизор. Мне также невероятно повезло, что сейчас со мной живет моя лучшая подруга. Она приехала погостить четыре месяца назад, и я не дам ей уехать! У меня есть публицист и стилист, которые много делают для меня, но без Эбби я не смогла бы ничего сделать. Мы знаем друг друга с детства. Ей известно обо мне то, чего не знает никто, даже мои родители.
– Как обстоят дела с Рафаэлем? Не за горами звон свадебных колоколов?
– Мы очень счастливы. Он – замечательный человек. Мы двигаемся к этому шаг за шагом.
– А как насчет детей? Вы надеетесь когда-нибудь стать матерью? Каковы ваши взгляды на воспитание детей в Голливуде?
– Честно говоря, я в ужасе от идеи, что матери должны жертвовать собой ради своих детей. Я не намерена отказываться от собственных карьерных и жизненных целей. В идеале я хотела бы растить детей где-нибудь в тихом месте, вдали от Лос-Анджелеса и всех сложностей жизни знаменитостей, хотя я не знаю, насколько это реально. Мне повезло, что я выросла на Среднем Западе, но у моих детей нет шансов на нормальное детство здесь.
– Похоже, вы действительно это тщательно обдумали.
– Да. Думаю, да. (Смеется.)»
Как только я закончила читать, меня вновь охватил приступ тошноты. Весь твой рассказ про меня как свою лучшую подругу – как будто ты имела хоть малейшее представление о дружбе – напоминал нелепый фарс. В приступе гнева я понесла журнал на кухню к мусорному баку, но, собираясь выкинуть его туда, обратила внимание на горку окурков, смешанных с фруктовыми обрезками.
– Откуда они там? – спросила я дрожащим от гнева голосом, когда ты пришла домой.
– О, я не знаю, – ответила ты по-детски наивным голоском. – Может быть, Флора их туда выкинула.
– Флора была здесь в понедельник, а сегодня четверг. И я не думаю, что она курит.
Ты бросила на меня злобный взгляд, и на твоих губах появилась раздраженная улыбка.
– Ну и что, – сказала ты, отворачиваясь. – Наши мамы это делали. И многие делают, даже если не признаются. А даже если не многие – неважно.
Я бросила окурок обратно в мусорное ведро. Оглядываясь назад, я понимала, что в тот момент я не могла в полной мере отдавать себе отчет о своих действиях. Когда ко мне вернулся дар речи, я бессознательно прислушалась к какой-то подсказке своего внутреннего голоса и приободрилась.
– Я видела твое интервью журналу InStyle, – начала я. – Мне понравился ответ на вопрос о воспитании детей.