Читать интересную книгу Последняя граница - Алистер Маклин

На какой-то момент его охватила паника, когда он стал отчаянно цепляться за гладкую, обледеневшую поверхность, пытаясь найти хоть какую-то зацепку для рук – любую. Потом он заставил себя не двигаться: резкие движения рук и ног могли нарушить и эту маленькую возможность удержаться на крыше поезда и отправить его под колеса поезда к смерти. Он упорно отказывался признать, что вентиляторов нет, и действительно внезапно увидел их, похожих на маленькие дымовые трубы с крышками, они были незаметны, и было их всего три-четыре. В тот же момент он понял и другое: поезд совершил поворот и встречный ветер неудержимо толкал его вниз, под поезд.

Он падал ногами вперед, лицом вниз, носки ботинок выстукивали яростную дробь по крыше вагона, он пытался разбить ледяную корку, заполнявшую параллельный желобок, и зацепиться носком ботинка, но снег превратился в лед, он безуспешно колотил по нему и, только когда стукнулся голенями о край крыши, понял, что проиграл. А поезд продолжал свой бесконечный поворот.

Теперь его колени находились на самом краю крыши, пальцы, скрюченные, как когти, оставляли борозды на гладком льду, покрывавшем верх вагона. Он понял, что уже никто и ничто не спасет его, и впоследствии не мог объяснить, что толкнуло его в следующий миг выдернуть нож и погрузить лезвие в крышу в тот момент, когда его бедра уже достигли края крыши. Еще одна секунда промедления, и все было бы кончено.

Он не знал, сколько пролежал так, держась за ручку ножа. Видимо, прошло всего лишь несколько секунд. И вот он ощутил, что кончился поворот, рельсы внизу выпрямились и центробежная сила упала. Он снова обрел свободу движения, но и теперь ему нужно быть предельно внимательным. Медленно, дюйм за дюймом, он подтянулся, вскарабкался на крышу, вытащил нож, воткнул его ближе к центру и так, используя нож как опору, постепенно стал передвигаться по крыше. Он приблизился к первой «трубе», схватился за нее так крепко, что, казалось, нет сил, которые могли бы заставить его с ней расстаться. Но он должен был выпустить ее, в его распоряжении оставалось лишь две-три минуты, за которые ему необходимо достигнуть следующего вентилятора. Он потянулся вперед, поднял нож и вонзил его, но попал в металл, вероятно в головку болта. Раздался скрежет, лезвие отлетело от ручки. Он отбросил ее, зацепился ногами за вентилятор и толчком продвинулся вперед, сильно стукнулся о следующий вентилятор, примерно в шести футах от первого, с шумом вдохнул морозный воздух, оттолкнулся ногами от предыдущего и уцепился за третий, затем четвертый и здесь понял, что даже не представляет, какова длина вагона. Оттолкнувшись в очередной раз, он может перелететь через торец вагона и соскользнуть вниз, под колеса поезда. Тем не менее, решил рискнуть, уперся ногами в вентилятор и готов был оттолкнуться, когда в голову внезапно пришла мысль, что если приподняться, то конец вагона паровоза можно попытаться рассмотреть на фоне огня, освещенного топкой, тем более что снегопад начал стихать.

Он привстал на коленях, сжимая вентилятор между ногами, и вздрогнул, когда увидел край вагона, ясно мелькнувший всего в каких-то четырех футах от него. Он успел заметить машиниста и помощника, бросающего в топку уголь. И увидел еще кое-что, чего не должно было быть, но следовало ожидать, – солдата с карабином, пристроившегося у горячей топки.

Рейнольдс пошарил руками в поисках пистолета, но пальцы потеряли чувствительность, и он не смог просунуть под в дужку курка. Пришлось положить его в карман. Рейнольдс быстро поднялся на ноги, согнувшись под напором ветра и держась на крыше за вентилятор только ногами. Сейчас или никогда. Он сделал короткий шаг, подошва правого ботинка нащупала край вагона, второй шаг, и вот он в воздухе, затем скольжение вниз по осыпающемуся углю, и полуоглушенный Рейнольдс оказался перед людьми.

Они повернулись и уставились на него: машинист, помощник и солдат. Лица их застыли в изумлении, словно они не верили своим глазам, что видят перед собой постороннего человека. Прошло секунд пять, время, столь нужное Рейнольдсу, чтобы восстановить дыхание. Солдат, оправившийся наконец от изумления, скинул карабин с плеча, взмахнул прикладом и прыгнул на распростертого Рейнольдса. Судорожно схватив первый, оказавшийся под рукой кусок угля, он в отчаянии швырнул его в солдата и промахнулся. Но помощник машиниста не промахнулся, лопатой плашмя ударил по голове солдата, и тот свалился на металлический пол.

Рейнольдс с трудом поднялся на ноги. Бледный, в порванной одежде, с кровоточащими, побелевшими от холода руками и лицом, перепачканным угольной пылью, Рейнольдс был страшен, но в этот момент он не отдавал себе в этом отчета. Несколько минут он смотрел на помощника машиниста, кудрявого юношу, с закатанными, несмотря на мороз, рукавами рубашки, потом перевел взгляд на солдата, лежащего у ног.

– Жарко. – Юноша улыбнулся и пояснил: – Ему вдруг стало плохо.

– Почему ты это сделал?

– Послушайте, я не знаю, кто вам нужен, но я знаю, с кем я и против кого. – Он облокотился на лопату. – Мы можем вам помочь?

– Очень! – Рейнольдс быстро объяснил свой план.

Машинист и помощник посмотрели друг на друга. Машинист заколебался.

– Нам нужно подумать, что будет с нами потом?

– Вот! – Рейнольдс рывком распахнул пальто. – У меня есть веревка. Снимите ее. Мои руки ничего не чувствуют. Свяжите друг другу кисти рук. И если...

– Конечно! – Помощник машиниста улыбнулся, а машинист уже тянулся к воздушному тормозу, объясняя: – На нас совершили нападение. Пять человек... вот так-то!

Рейнольдс не мог больше терять время. Поезд замедлял ход на участке с уклоном вверх, а ему надо попасть в последний вагон до полной остановки поезда, иначе давление на сцепление сделает разъединение вагона невозможным. Он спрыгнул с нижней ступеньки паровоза, перевернулся через голову, поднялся и побежал назад. Поезд почти остановился, когда мимо проплыл вагон с охраной, он заметил Янчи, стоявшего в дверях, его рука на рукоятке пистолета казалась высеченной из камня.

Загрохотали, сталкиваясь, буфера. Паровоз остановился, Рейнольдс включил фонарь и поднял сцепление, сбил молотком фланец с воздушного тормоза, осмотрелся в поисках шланга парового отопления, но его не оказалось: вагон для скота не отапливался. Он разъединил все детали сцепки последнего вагона с поездом. Теперь они сдвинулись назад под напором освобожденного давления сжатых буферных пружин. Янчи со связкой ключей в одной руке и пистолетом в другой переходил из вагона охраны в вагон, в котором везли заключенных. Рейнольдс как раз ухватился за поручень, когда вагон охраны ударился в последний и от этого толчка вагон заскользил вниз по пологому холму, на который только что въехал поезд.

Большое тормозное колесо находилось снаружи вагона, и Рейнольдс начал поворачивать его. Янчи наконец подобрал из связки нужный ключ и пинком распахнул дверь вагона, где везли арестованных, направив луч фонаря внутрь. Через несколько минут Рейнольдс в последний раз повернул колесо, и вагон мягко остановился. В открытых дверях вагона стояли Янчи и доктор Дженнингс. Профессор был взволнован, словно мальчишка-школьник. Они вышли из вагона и направились к дороге. И тут из пелены снегопада вынырнула фигура человека. Это был Граф, вся аристократичность которого слетела с него, когда он увидел их. Граф завопил и стал размахивать руками, как сумасшедший.

Глава 11

В половине седьмого они уже были в «штаб-квартире» Янчи, расположенной в десяти милях от австрийской границы. Четырнадцать изматывающих часов они ехали по заснеженным дорогам Венгрии со скоростью двадцать миль в час. Поездка была самой мучительной из всех, в каких пришлось побывать Рейнольдсу. Но они доехали и, несмотря на мороз, голод и сонливость, находились в приподнятом настроении. Все, кроме Графа, который после первой вспышки радости впал в обычную отчужденность и замкнулся в своих мыслях. Радость победы отодвинула в прошлое перенесенные тяготы.

За прошедшую ночь они проехали четыреста километров. Граф вел машину сам, дважды останавливаясь для заправки, он будил сонных служащих бензоколонок, используя удостоверение капитана Злота и грозный голос. Видя, как напряжение поездки отбирает последние силы Графа, Рейнольдс не раз порывался предложить вести машину, но сдерживал себя: он заметил еще в первую свою встречу с Графом в черном «мерседесе», что Граф в качестве водителя был незаменим на предательских, заснеженных дорогах Венгрии. Теперь самым важным было, чтобы они доехали до места живыми, чего могло и не случиться, смени он его за рулем. Поэтому большую часть ночи Рейнольдс пребывал в сонном оцепенении, наблюдая за Графом. Рядом дремал Козак. Оба они находились в кабине по одной причине, чтобы согреться. Козак был еще в худшем состоянии, чем Рейнольдс. Вторую половину пути, почти двадцать миль, между Сексардом и Печем, он провел снаружи, примостившись у капота, протирая ветровое стекло от снега, иначе они не смогли бы двигаться дальше. Именно со своего опасного поста он наблюдал убийственное продвижение Рейнольдса по крышам вагонов. Теперь, когда он встречался взглядом с Рейнольдсом, тот мог видеть на его лице выражение восхищения.