покупателем. Его запугали или что-то пообещали? Покупатель скрывает своё имя, а в качестве адреса даёт клуб…
— Ну, это иной раз делают, — непримиримо буркнула Лена. — Мало ли, у кого-то с женой контры, или ещё по каким-то причинам не хотят домашний адрес светить.
— Вот посмотрим, что Гай добыл в клубе, и попросим его разузнать, кто же там в начале ноября особо часто бывал. Вдруг знакомое лицо появится?
* * *
Дома Лена сразу прошла к себе в комнату и плотно закрыла дверь. Да, она не в духе, и не надо её беспокоить! Имеет она право на личное время и пространство?
Старательно накаляя себя до праведного гнева, она рывком выдвинула ящик тумбочки и достала тетрадку, заведённую в начале этого года.
Дневник Елена Асканова вела с детства, лет с двенадцати. Сперва начала следом за подругами, потом как-то втянулась и продолжала даже тогда, когда другие девочки переключились на собирание кристаллов со снимками актёров из головидео, на мальчиков классом старше, на котиков и ещё какие-то очень важные девчачьи ценности. Каждый год она заводила новую тетрадку, а старые отправляла куда-нибудь, где их не могли случайно увидеть чужие глаза. Когда переезжали из Саратова в Москву, детские тетради она торжественно сожгла, а остальные взяла с собой и хранила теперь в личном сейфе.
Зачем?
На этот вопрос у неё не было ответа. Такое вот чудачество.
Впрочем, сама Елена считала, что записи помогали структурировать происходящее, выделить главное и сформулировать для себя непонятное, чтобы знать, в чём надо разобраться. Очень даже нужное подспорье сыщику.
Раскрыв последнюю заполненную страницу, она написала размашистым почерком: «Мне надоело заниматься расставаниями. Мне надоело копаться в чужом грязном белье. Мне надоели чужие неприятности. Только вот беда, ничего другого я делать не умею, гончую не обучишь пасти стадо или собирать нектар для мёда. Значит, нужно найти отдушину, способ, как можно будет отвлечься от Вадима Снигирёва и его поместья, и вообще — ото всех вадимов этого мира. Буду искать. Спасибо, дорогой дневник, за поддержку».
Тем временем Андрей сел за свой письменный стол и достал коммуникатор.
— Вадим? Привет. Слушай, я забыл спросить, когда умер твой отец?
— Восемь лет назад. Если совсем точно, третьего марта семьдесят восьмого года. А что?
— Да понимаешь, — Андрей замялся. — Дошёл до нас слух, что у него был внебрачный ребёнок. Сын. И родился он то ли незадолго до кончины твоего батюшки, то ли вскоре после. Ты ничего об этом не слышал?
Собеседник помолчал, потом ответил неохотно:
— Что-то слышал… Знаю, что примерно за год до смерти отец завёл серьёзные отношения с молодой женщиной, вроде бы даже и играть перестал. Обещал меня с нею познакомить…
— Но? — поторопил его Беланович.
— Но мы с ним сильно поссорились осенью семьдесят седьмого, как раз когда Самайн праздновали. Настолько сильно, что вплоть до начала марта даже не разговаривали ни разу. А потом он мне позвонил… То ли в послдений день февраля, то ли первого марта, не упомню уже. Попросил придти.
— То есть, вы встречались?
— Нет, увы. Мы договорились, что я приеду к нему в Снигири вечером в пятницу, это как раз и было третье марта. Я приехал, а там Наташа плачет, маг-медик за столом сидит и пишет, а в прихожей уже и похоронный агент мнётся…
— Что было причиной смерти?
— Сердечный приступ, как написал медик, спровоцированный сильным волнением, — Вадим вздохнул. — Точно знаю, что к отцу в предыдущие несколько дней никто не приезжал, значит, связались по коммуникатору или магвестник прислали. Связались, и что-то такое сказали, что ему сердце и прихватило…
— Ну, или он поговорил с кем-то, кто был в эти дни в Снигирях, — осторожно предположил Андрей.
— Да там никого и не было, кроме Натальи Петровны. Ты ж её-то не подозреваешь?
Много чего можно было бы сказать об экономке, но Беланович промолчал. Попрощался с Вадимом, отключил коммуникатор и долго сидел, бессмысленно глядя на тёмный пустой экран.
Примерно часов в пять Андрей вышел на кухню, где юная гномка убирала по местам кастрюли, тарелки и всё прочее, помялся неловко и спросил:
— Джеслики, вы уже уходите?
— Через час, господин Беланович, — ответила девушка откуда-то из посудного шкафа. — Приберусь и уйду. А что?
— Видите ли, сегодня соберётся много народу…
— Сколько? — деловито спросила она, выныривая из холодильной камеры.
Андрей быстро посчитал на пальцах: четверо сотрудников бюро, плюс Алекс, плюс инспектор Никонов…
— Шесть. Э-э-э… Или семь. Но никак не больше восьми!
— Значит так, — Джеслики отодвинула полотенце, которым была накрыта большая фарфоровая миска. — Здесь пироги: круглые с мясом, длинные с капустой, с гребешком — с грибами, треугольные с яблоками и квадратные с вареньем. Там, — тонкий пальчик уткнулся в холодильную камеру, — буженина, мочёные яблоки и ростбиф. Здесь, — и пальчик переместился к хлебному ларю, — четыре батона, каравай и три десятка булочек. Хочется надеяться, что до завтра этого хватит!
Она развязала завязки фартука, повесила его на гвоздик у входа в кухню и вышла, гордо задрав нос. Андрей посмотрел на миску с пирогами… на холодильник… на хлебный ларь… И прикусил губу, чтобы не расхохотаться.
* * *
Вренн уже сидел в своём любимом кресле в рабочем кабинете, что-то писал в тетради, подсчитывал, загибая пальцы. Когда Андрей и Лена вошли, гном поднял на них взгляд и сказал:
— За два дня, что у нас работает Джеслики, мы сэкономили на еде сорок два дуката! Это семь килограммов картошки, или три килограмма муки, или килограмм хорошей баранины…
— Или десять шоколадок! — сообщил Гай, сидящий в любимой позе на спинке дивана.
— Очень хорошо, — кивнул Андрей. — Но это мы обсудим по окончании испытательного срока, когда ясно будет, годимся ли мы ей в качестве работодателей. А пока… Гай, что в клубе?
— Значит, так, — приосанился пикси. — В «Грифоне» есть шестнадцать спален, где могут заночевать члены клуба… ну, ты понимаешь — перепил, переел, с женой поссорился и предпочитает временно с глаз скрыться…
— Понимаю. Дальше?
— Примерно полтора десятка членов клуба получают корреспонденцию на его адрес. Вот список, — Гай подал компаньону сложенный во много раз листок бумаги.
Андрей развернул его: бисерным почерком там был записан перечень имён и фамилий, который он быстро пробежал глазами, остановившись на трёх пунктах.
— Юрий Тороканов, Владимир Марков, Федор Петровский-Тардеев. Отлично! Все наши подозреваемые! И куда теперь двигаться? — он отложил список и пожевал губы.
— Все, да не все! — пикси ловко перескочил со спинки дивана на стол и схватил листок. — Смотри, здесь есть пометки!
— Да? я, честно