Сегодня особенно плоха вода. Всю неделю вода желто-коричневая, а сегодня она еще какая-то мыльно-серая и вонючая – пить нельзя. Того и жди – выудят в ведре из колодца голову дунганина.[212] Это бывало.
9 марта
От Айкула мы идем до Аксу, до столицы неудачного Якуб-бека,[213] который полвека назад пытался освободить Туркестан от китайского владычества, но не сумел выбрать себе союзников. Дорога большею частью мокрая, в ухабах. Река Аксу, то есть «белая вода», уже начала разливаться. Мосты, как и всюду, пляшут, как живые. И это главный путь Китая! Серое небо и желтая пашня. Вспоминаем Америку, вспоминаем красоты Санта-Фе, Большого каньона, Колорадо и Аризоны. Еще раз мысленно посылаем друзей-американцев лучше знать красоты своей прекрасной страны. Вспоминаем, как пытаются всякие бездарные Жаны Кокто в Париже предложить американцам специальное блюдо чепухи. Но Америка полна своих возможностей.
Незаметно въезжаем в пределы Аксу. Те же глинобитки и ларьки. Как всегда, два города. Один старый – на болотистом месте. Новый – посуше, там живет китайское управление: даотай, амбань и полковник. В пяти днях пути отсюда перевал Музарт – на Илийский край к калмыкам. Стоим в новом городе, в саду андижанского аксакала. Пыльно.
Сегодня – первая кровь. Двое бродяг побили до крови и почти выбили глаз одному из наших мафакешей.[214] Крик. Шум. Бродяг изловили. Вяжут и уводят к амбаню. А наши револьверы запечатаны, ибо генерал-губернатор, то есть дуту, не доверяет нашим американским верительным бумагам и уверяет, что путь по его провинции совершенно покоен. Губернатор, конечно, не знает свою провинцию, он занят пересылкой своих богатств в разные банки разными фантастическими путями. Скорее из этой территории! Лама просит вас не стоять долго в Аксу. Здешний базар славится ворами и развратом. Темнеет. Приезжает с визитом амбань. Приятное исключение: говорит по-английски, немного по-русски; служил в Русско-Азиатском банке и знает лично Аллана Приста (сейчас Прист в Пекине). Долго беседуем, амбань просит остаться на день, иначе он не может нам устроить двух лошадей до Кучи. Рассказываем ему о хотанских невеждах. Он пожимает плечами и говорит: «Верно, вы первый раз в Китае». Симпатичный тип молодого чиновника, следящего за событиями и знающего значение многого. Завтра приедет к завтраку. Для нас он первый культурный китаец. В нем нет той агрессивности, как в Чжу (в Кашгаре). Амбань Аксу скорее в типе хороших китайских студентов, которых можно встретить в американских и Парижском университетах. Рады мы встретить этот тип, ибо по нему мы складывали понятие о современном Китае, а не по «зубрам». Посмотрим, что будет дальше.
10 марта
Рано утром послышалось знакомое пение. Так на восходе пели молитвы ладакцы на перевалах. Так и есть. Наши два ладакца-караванщика сидят под деревом и складно поют гимн Таре и Владыке Майтрейе.
Приехал Пань Цзи-ли, амбань. Говорили о китайских проблемах, о религиях, об учениях жизни. Очень жалуется на жизнь в Аксу. Мечтает уехать, ибо здесь делать ничего не может; конечно, один и подначальный человек не может начать ничего существенного. Пожелали ему удачи в его намерениях. Амбань привез два номера китайских газет от 9 и 16 января. Читаем, как Чжан Цзо-лин объявил себя независимым от центрального правительства, как Монголия присоединилась к Союзу Советов. Читаем также об отставке Фына. Очень значительно.
11 марта
Лопнул последний китаец в караване. Выяснилось, что Сун каждую ночь проводит на базаре в карточной игре. Отрубленный палец не помог. Из четырех китайцев двое оказались курильщиками опия и двое игроками. Вот и лучший из встреченных китайцев, амбань в Аксу, стремится покинуть эту страну и чувствует, что ничего не может сделать. А кто же будет тот, кто мужественно и самоотверженно возьмется превратить это пыльное кладбище в цветущий сад? И серебро, и медь, и уголь, и нефть – все есть здесь, но нет заботливой руки.
Идем длинным путем до Карахудука (18 потаев). Сперва глиняные стены нового города, потом жемчужная пустыня, потом барханы и камыш. Дошли около полуночи. Стоим на китайском постоялом дворе. Еще одна трудность: спины грузовых лошадей от ран гниют, ибо караванщики никогда не снимают седла, и багаж пропитывается отвратительным запахом. В будущем необходимо урегулировать это караванное зло: лошади, верблюды, ишаки так трудятся, что их нельзя обрекать на съедение червям заживо. Тибетцы жалеют коней, но кашмирцы и сарты обрекают их на червей. Поверить трудно.
12 марта
Синьцзянский анекдот продолжается. Сегодня наш пресловутый эскорт хотел присоединить к нашему каравану арестованного преступника. С большим шумом удалось отменить это неожиданное приложение.
А весь день выдался такой ясный. Шли замысловатыми древними песчаниковыми формациями. Солнце уже пекло, но в тени лежал еще лед. Ни деревьев, ни селений – далеко вокруг пустыня, закончившаяся голубыми зубцами нагорий. Линии и просты и мощны. В таких местах можно найти старые памятники. На закате подходим к одинокому лянгару Тогракданг. На песчаниковых скалах высоко что-то чернеет. Не сомневаемся, что это отверстия древних буддийских пещер. Так и есть. Часть пещер чернеет очень высоко, и подходы к ним обвалились. Но три пещеры на низком откосе. Потолок и стены разрушены. Конечно, это мусульмане уничтожали ненавистные изображения. Около земли, пониже, еще видны остатки орнаментов, покрытые сверху тюркскими надписями. Но самое заманчивое то, что под насыпью пола гудит пустота. Значит, в нижней засыпанной части скалы тоже пещеры и даже не заваленные. У Стейна не помним указаний на это место. Оно напоминает о тохарских древностях V—VIII веков. Обращены пещеры на восток. Перед глазами отшельников расстилался широкий нагорный вид – хорошее, красивое место. Под пещерами журчит горный родник, не водопад, но именно маленький светлый родник. Тонкая струйка бежит по деревянному желобку в деревянное ведерко сартянки. Так же брали здесь воду и отшельники. Среди осколков в осыпях чернеет много кусков базальта. Конечно, кроме пещер здесь были и ступы и отдельные строения, занесенные обвалами скал.
Звенят бубенцы, и торопится проехать мимо почтарь с двумя запечатанными мешками почты. От Кашгара до Урумчи почта идет 13 дней.
13 марта
Детишки из лянгара бросаются подбирать бумажки после каравана. Одной девочке достается цветная этикетка от спичек. Восторг обладательницы безмерен. Жалеем, что с нами нет цветных открыток для раздачи. Если хотите скорее проникнуть к детскому сердцу – сделайте это через ярко-цветную картинку. И примут с радостью и запомнят.
Простились с пещерами. Идем мимо богатых песчаниковых строений. Точно высокие волны с застывшими гребнями, или точно грозно протянутые пальцы, или башни с мостами, или бесчисленные шатры. После гор опять спустились в пески. Видимо, здесь прошел буран из Такла-Макана; все потонуло в облаках густой пыли. Будем стоять в Куштами, в пыльном лянгаре. Опять кто-то дерется и шумит. По пути встретили несколько табунов коней. Они идут к Андижану, на русскую границу. Качество коней неважное. Приближаемся к конской стране, а качество коней ухудшается! Вообще оценки и репутации надо пересмотреть. Мы это видели уже на нефрите, шелке, конях, пении, на керамике и на многом другом. И не надо бояться пересматривать репутации, ибо пора от прошлого перенестись к будущему. Можно знать прошлое, но сознание надо устремить в будущее.