Читать интересную книгу Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин

Засучив рукава, Веселаго принимается за дело и вскоре не по занимаемой должности, а реальными делами зарабатывает себе огромный авторитет в Мурманском крае, становясь весьма влиятельной самостоятельной политической фигурой. При определенных разногласиях с Кетлинским в целом внешне он всегда и во всем поддерживает своего начальника. Разногласия между двумя руководителями касались прежде всего их политической ориентации. При явном либерализме Кетлинского тот хотя бы внешне был весьма лоялен к советской власти, которую (как мы уже знаем) сразу же признал как вполне законную и был готов во имя победы в тяжелейшей войне, во имя пресечения разброда и анархии исполнять ее директивы. Веселаго же был настроен более антибольшевистски, хотя до поры до времени вынужден был не афишировать свои политические взгляды. Он слишком уважал Кетлинского, чтобы открыто выступать против проводимой им мягкой политической линии в отношении большевиков.

* * *

Из воспоминаний инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского: «Как Кетлинскому, так и Веселаго и в голову не приходила мысль о том, что по приходе четырех эсминцев Мурманская флотилия, как по составу боевых единиц — вымпелов, так и по количественному, была достаточной для выполнения задач по защите Кольского залива и коммуникаций. Можно было бы с октября месяца 1917 года свободно прекратить действие соглашения с англичанами и попросить их удалиться. Вообще состав союзных сил был в начале Октябрьской революции весьма незначителен, который, по существу, являлся представительством во главе со старым линейным кораблем «Глори» и контр-адмиралом Кемпом. Поступление импортных грузов резко сократилось, поэтому довод о необходимости защиты этих транспортов силами союзников в значительной части отпадал. Сам Кетлинский в своем официальном докладе в Главный морской штаб о положении дел на 1 ноября 1917 года рисует неприглядную картину, без планов на улучшение. Когда я слушал этот доклад в Центромуре, то мне было как-то неловко за адмирала, в докладе красной нитью проходила мысль, что вот, мол, до меня здесь все было плохо и даже преступно, а меня прислали расхлебывать эту кашу. Оставалось впечатление безнадежности, т.к. адмирал не давал предложений, как он думает поставить дело на должную высоту и как скоро можно будет обойтись без союзных сил в наших водах. Он говорил о недостатках в Мурманстройке, правление которого «до сих пор помещается в Петрограде и не имеет даже телефонной связи с ответственными участками строительства».

В октябре 1917 года, кроме линкора «Чесма», мы имели боеспособный крейсер «Аскольд», четыре эскадренных миноносца и несколько хороших сторожевых кораблей, которые именовались посыльными судами: «Ярославна», «Гореслава» и др. Кроме того, у нас имелись несколько десятков тральщиков и других вооруженных судов. В Англии находились на ремонте еще один крейсер, «Варяг», и два эсминца. Все же наше командирование считало эти силы недостаточными или, вернее, организованными для обеспечения безопасности без помощи союзников. Кетлинский и Веселаго, как начальник штаба Гланамура, не поняли значения такого мероприятия, как отказ от услуг иностранных морских сил.

Относительно боеспособности кораблей флотилии Северного Ледовитого океана к осени 1917 года с Бжезинским можно не согласиться.

В советское время, описывая Мурманск в 1917 году, историки непременно писали об особой, авангардной роли в происходивших там событиях матросов «Аскольда». Слов нет, аскольдовцы имели тогда на Мурмане огромный авторитет и влияние. Но были ли они настоящим авангардом социалистической революции? Увы, действительность была совершенно иной. Бациллы анархии и вседозволенности, занесенные на корабли Мурманского отряда прибывшей балтийской «братвой», быстро сделали свое дело. Пока шли нескончаемые митинги и заседали столь же нескончаемые комиссии, еще вчера вполне боеспособный крейсер с опытной командой в одно мгновение превратился в грязную посудину с бесконечно митингующей, полупьяной и ничего не желающей делать командой. Выпускник Морского инженерного училища Валериан Бжезинский, ставший впоследствии одним из руководителей морских сил СССР, в описываемое время находился в Мурманске.

По словам Бжезинского, тогдашний «Аскольд» да и остальные корабли Мурманского отряда — это уже не флот, а сброд, хищная, малообразованная, охочая до плотских развлечений толпа, чернь, от которой нет защиты.

Что касается линкора «Чесма» (бывшая «Полтава») то данный корабль был уже изрядно устаревший в годы Русско-японской войны, ко времени же Первой мировой он в реальности никакой боевой ценности уже не представлял. В силу этого обвинение Бжезинского в адрес Кетлинского, что тот якобы из каких-то личных коварных соображений старался привлечь корабли союзников к выполнению боевых задач на Русском Севере, действительности не соответствуют. Согласитесь, что не зеленому мичману-механику было тягаться в видении оперативной обстановки на столь непростом театре военных действий как Баренцево и Белое море, в сравнении с таким опытнейшем моряком и оперативным работником как Кетлинский.

В.Л. Бжезинский вообще в своих мемуарах откровенно недолюбливает К.Ф. Кетлинского. Почему, остается тайной. Как мне видится, неприязнь мичмана-механика и контр-адмирала, скорее всего, была взаимной. Истоки ее лежат на поверхности. У Кетлинского, в принципе, не мог вызывать положительных эмоций только что закончивший морское инженерное училище мичман, который, манкируя своими служебными обязанностями на корабле, все время проводит в каких-то комитетах, да еще и пытается с помощью этих комитетов что-то приказывать гланамуру. Скорее всего, между Кетлинским и Бжезинским были и стычки, о которых мемуарист предусмотрительно умалчивает. Отметим при этом и столь немаловажный факт, что и Кетлинский, и Бжезинский были этническими поляками. Казалось бы, голос крови в тот момент, когда Польша уже фактически отделялась от России, должен был объединить их обоих. Но ничего подобного не произошло. Почему? Думается, только потому, что оба ставили служение России выше своей национальной принадлежности. При этом оба понимали это служение по-разному. Первый видел его в раздувании революционного пламени, второй — в укреплении порядка и дисциплины, в преодолении неизбежных революционных осложнений и доведения до логически победного конца тяжелейшей войны.

В чем еще обвиняет В.Л. Бжезинский главнамура? А в том, что тот денно и нощно держал руку на пульсе своего огромного и сложнейшего хозяйства, решая военные, экономические и политические проблемы, а, не бросив все это к чертовой матери, не скрывался от решения всех этих нескончаемых вопросов в море на корабле.

Из воспоминаний инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского: «Прочитав впоследствии характеристику Кетлинского, данную морским министром Григоровичем в его мемуарах, я согласился с его основным выводом, что Кетлинский не любил моря и боялся его. С начала войны с Германией в 1914 году он занимал должность флаг-капитана штаба Черноморского флота. Кетлинский, таким образом, был руководящим лицом по планированию операций флота, и вот, по заявлению Григоровича, в течение двух лет службы он всем способами отсиживался на берегу, даже в то время, когда штаб уходил в море. Да, мурманский адмирал не любил выходить в море и, будучи начальником отряда судов по обороне Кольского залива, ни разу не вышел на защиту его. А ведь любой командующий, естественно, должен был проверить боевую подготовку флотилии хотя бы простейшим учением Трудно предположить, чтобы он не знал о губительном влиянии бездействия на боевую подготовку личного состава флотилии. Охрана побережья и конвоирование транспортов должны были осуществиться с максимальным использованием наших морских сил. Адмирал этого не делал и даже в такой плоскости, насколько мне известно, вопроса и не возбуждал. Правда, не хватало угля, падала воинская дисциплина, но команды кораблей, выполнявших операции, сохранялись лучше… Почему Кетлинский не сделал ни одного выхода в море? Это непонятно, непростительно и имело тягчайшие последствия».

Вообще-то Бжезинский в своих мемуарах так и не объяснил конкретно, в чем были тягчайшие последствия того, что Кетлинский не выходил в тот период в море ни на одном из кораблей. Но была ли в тот военная необходимость? Крупномасштабных боевых действий наши военно-морские силы в то время на Севере тогда не вели. Все ограничивалось лишь постановками минных заграждений и несением дозорной службы, причем эту боевую работу делали мелкие корабли — миноносцы и тральщики. Что касается «Чесмы» и «Аскольда», то они безвылазно стояли на якорях в Кольском заливе и на них непрерывно митинговали. Ну, а о том, сколько сложнейших и неотложных дел приходилось Кетлинскому решать в то время на берегу, мы уже говорили выше. Увы, если бы гланамур занимался только служебными вопросами, возможно, он и выкроил бы время выйти в море, чтобы проветрится неделю-другую в боевой обстановке, но за его спиной уже снова маячили призраки Тулона.