— Не принимайте меня за простака, мистер Холдинг, коль уж вы начали эту игру, давайте будем откровенными друг с другом.
— Я не вполне уверен, что полиция сумеет добиться успеха, — сказал Холдинг, тщательно выбирая слова. — Если девицу и вашего Шепни убил какой-нибудь гангстер, полиция, надо полагать, отыщет преступника. Но если в дело замешан Криди, трудно рассчитывать на положительные результаты.
— И вас это очень волнует?
Он бросил на меня быстрый взгляд.
— Хорошо, я раскрою свои карты, иначе вам трудно будет ориентироваться в обстановке.
— Только раскрывайте все карты, — сказал я. — Даже те, что спрятаны у вас в рукаве.
Он пропустил мое замечание мимо ушей.
— Через несколько недель в городе состоятся выборы новой администрации, — сказал он медленно. — И оппозиция ищет возможность ослабить влияние Криди, который, по существу, держит весь город за горло. Если имя Криди будет фигурировать в ходе расследования двух убийств, оппозиция не преминет воспользоваться этой исключительно благоприятной ситуацией. Нынешние отцы города не очень популярны, но у них исключительно большие финансовые возможности. Случись какой-нибудь скандал, и газеты оппозиции раздуют его до гигантских размеров, а это может сыграть на выборах решающую роль.
— Если я правильно понял, мистер Холдинг, вы — на стороне оппозиции?
— Я верю в справедливость и свободу, — произнес он, вынимая изо рта трубку и глядя на нее так, будто крайне удивлен, что она все еще продолжает гореть. Рот моего собеседника удивительно напоминал отверстие в крысоловке.
— Весьма похвально, мистер Холдинг, — сказал я. — Если оппозиция добьется победы, вы, очевидно, станете новым прокурором Сан-Рафаэля?
Его адамово яблоко снова запрыгало. Посмотрев на меня поверх очков, Холдинг почесал мочку. Он, вероятно, никак не мог решить: принять ли вид оскорбленного человека или свести дело к шутке. Наконец, выбрав последнее, он изобразил широкую улыбку, такую же фальшивую, как ресницы у красотки из кордебалета.
— Я полагаю, что так оно и будет, но к делу это никакого отношения не имеет. Абсолютно никакого.
— Кто жаждет крови Криди?
— Не следует употреблять столь сильные выражения. Идет честная джентльменская борьба между администрацией Криди и судьей Гаррисоном, который выступает с требованием реформ.
— А какова роль Ренкина во всем происходящем?
— Если расследование убийства Шеппи пойдет в направлении, нежелательном для администрации, Ренкин ничего не сможет сделать, — сказал Холдинг. — Комиссар полиции — закадычный приятель Криди, он не станет поощрять действия, которые могут повредить интересам его друга.
— А Ренкин мечтает стать капитаном, и поэтому портить отношения с начальством ему нет смысла, — сказал я. Так как Холдинг, очевидно, не собирался возражать, я продолжал: — Итак, каждый заботится о своей шкуре, а возможность рисковать любезно предоставляют мне.
— Судья Гаррисон обладает немалым влиянием. У оппозиции в ассортименте газеты с большим тиражом. Конечно, вам следует проявлять осторожность. Если вы не переступите рамок закона, никто не будет ставить вам палки в колеса.
— Если не считать Криди и Херда.
— Вы сказали, что сами позаботитесь о Херце?
— Я позабочусь о нем, но я ничего не говорил о «рамках закона».
— Об этом мне, пожалуй, лучше ничего не знать.
Поразмыслив над его словами, я сказал:
— В общем, дела обстоят следующим образом: я продолжаю расследование и все, что мне удается выяснить, сообщаю вам. Вы со своей стороны держите связь с комиссаром и в случае необходимости добиваетесь от него разрешения на арест. Так?
— Не совсем. Сведения, которые у вас будут, лучше передавать не мне, а в газету «Сан-Рафаэль». Ее издатель — горячая голова, он напечатает все, что способно нанести ущерб интересам администрации. Если обстоятельствами убийства Шеппи заинтересуется пресса, комиссару волей-неволей придется что-то делать.
Я криво усмехнулся:
— А вы и Ренкин останетесь в тени. Если дело не выгорит, никто не сможет вас ни в чем упрекнуть.
Ему явно не понравилось мое замечание.
— Пока администрация… — начал он, но я не дат ему закончить.
— Я буду продолжать расследование, — сказал я. — Разумеется, не для того, чтобы на выборах победил судья Гаррисон. Дело касается убийства моего компаньона, а нераскрытое дело — плохая реклама для фирмы.
Он глубокомысленно кивнул:
— Я понимаю ваши чувства.
— Я не привык питаться воздухом, и для меня важно размотать клубок. — Я поднялся. — И еще: если оппозиция победит и это частично будет моей заслугой, надеюсь, мне возместят расходы?
На лице его появилась кислая мина:
— Вопрос о расходах можно обсудить, но сначала я должен быть уверен, что Криди замешан в этом деле.
— Само собой. Могу я рассчитывать на чью-либо помощь?
— Ренкин знает, о чем я с вами договариваюсь. Время от времени позванивайте ему домой, он будет сообщать, как идут дела у полиции.
— Кстати, как зовут «горячую голову», этого издателя, которого вы упоминали?
— Ральф Трой. На него можно положиться. Дайте ему факты, и он опубликует.
— Сначала надо их заиметь, — сказал я. — Ну хорошо, посмотрим, что мне удастся сделать. До свиданья!
Он протянул мне руку:
— Желаю удачи, и будьте осторожны!
Встреча с Холдингом не вселила в меня особых надежд: мне по-прежнему приходилось полагаться на собственные силы и надеяться на удачу. Что же касается осторожности, то его напоминание было излишним: я не собирался рисковать без нужды.
3
Когда я выходил из полицейского управления, мне пришло в голову; что было бы полезно взглянуть на Маркуса Хана, но так, чтобы он меня не видел.
Сказав дежурному сержанту, что мне нужно переговорить с лейтенантом Ренкином, я спросил дорогу к моргу и направился к приземистому зданию, над дверью которого горел синий фонарь. Два окна были освещены, и я заглянул внутрь.
Около стола с телом Тельмы Кауэне, покрытым простыней, стоял Ренкин. Напротив него я увидел невысокого мужчину с копной пшеничных волос и бородкой клинышком. Мужчина был одет в сине-желтую клетчатую ковбойку и черные брюки, плотно прилегавшие к бедрам и расходившиеся в виде эдаких легкомысленных колокольчиков на лодыжках. На ногах были мексиканские сапоги с высокими каблуками и сложной вышивкой серебром. У него был правильной формы нос, глубоко посаженные умные глаза и выпуклый лоб.
Маркус Хан внимательно слушал Ренкина, похлопывая по сапогу тонким хлыстом. Он выглядел бы мужественно и внушительно, будь рядом с ним оседланный конь; без скакуна же он был лишь кричаще одетым калифорнийским сумасбродом.
Судя по выражению лица Ренкина, беседа с Ханом не была чрезмерно плодотворной. Тот лишь кивал, изредка вставляя слово. В конце концов Ренкин набросил простыню на лицо покойницы, и Хан пошел к выходу. Я быстро отступил в тень.
Когда, миновав двор, Хан скрылся из виду, я вошел в морг. Ренкин с удивлением уставился на меня.
— Это был Хан? — спросил я.
— Да. Мошенник каких мало, но дело с горшками у него процветает. Он сколотил состояние, обманывая туристов-простофиль. Знаете, что он мне сказал? Ни за что не отгадаете! — Ренкин кивнул на мертвую девушку: — Она была такой набожной, что считала грехом оставаться наедине с мужчиной. У нее не было ни одного знакомого парня, если не считать за такого приходского священника. Тот был единственным представителем сильного пола, с кем ее видели вместе, да и то во время сбора пожертвований для больных. Доктор утверждает, что она умерла девственницей. Завтра я собираюсь сходить к священнику, но думаю, мы можем верить словам Хана.
— И все же она встречалась с Шеппи?
На лице Ренкина появилось брезгливое выражение.
— Он был и вправду такой донжуан, что мог влюбить ее в себя?
— Это было ему по силам. Он умел нравиться женщинам, хотя часто пользовался нечистоплотными приемами. Меня удивляет другое: почему он связался с такой святошей, как Тельма? Это совсем не в его вкусе. Может быть, отношения их были чисто деловыми: она передавала информацию, в которой он нуждался?
— Для этого не нужно устраивать свидания в пляжных кабинах. — Ренкин подошел к выключателю и погасил свет. — Вы договорились с Холдингом?
— В общем — да. Он, между прочим, посоветовал звонить вам домой, чтобы знать, как идут дела у полиции.
— И не советовал звонить ему самому?
— Нет, об этом разговора не было.
— И не будет. Зачем ему рисковать? — Приблизившись, Ренкин коснулся моей руки. — Будьте осторожны с Холдингом. Вы не первый, кого он использует в своих целях. Он обожает ездить на чужом горбу. Мистер Холдинг умеет целоваться с администрацией, обниматься с оппозицией. И все сходит с рук этому сукину сыну. Берегитесь его.