Читать интересную книгу Слуга царю... - Андрей Ерпылев

Без всплеска потонуло обиженное лицо Войцеха, но, не успев пожалеть о нем, уже занеся ногу над очередной кочкой, Владимир снова узнал знакомые черты… Не в силах наступить на лицо своего друга, он огромным напряжением воли удержался все-таки от шага…

Неведомая сила швырнула князя вперед, в холодную мокреть, тут же сковавшую движения и камнем потянувшую на дно. Мгновение, и болотная жижа обернулась льдом, не дававшим ни вздохнуть, ни пошевелиться, только облепленная ряской голова торчала теперь поплавком над зеркальной поверхностью… А издалека уже приближались чьи-то шаги…

Нечеловеческим усилием штаб-ротмистр рванулся из ледяной ловушки и, чувствуя, как шурша, она нехотя отпускает тело, с рвущим перепонки воплем вывалился…

…прямо на чистые домотканые половики чебриковской кухни.

— Эй, малой, привиделось чего?..

Над ним, сотрясаемым крупной неутихающей дрожью, склонились встревоженные лица Петра Андреевича и Берестова.

— Надо до кровати его довести, что ли… Переутомился похоже, а то и простыл… Сам-то сможешь идти?..

Владимир часто-часто закивал головой, украдкой бросив взгляд за печь.

Никакой двери там, конечно, не было…

* * *

Ох, как не хотелось ротмистру вспоминать свое возвращение в цивилизацию, тем более рассказывать о нем искренне радующемуся невозможной, казалось бы, встрече товарищу…

До сих пор стояла перед глазами ненавистная спина Кавардовского, бредущего, опустив голову, по каменистому берегу безымянной горной речушки где-то под Златоустом. Спина идущего на эшафот и точно знающего, что прошение о помиловании уже давным-давно отклонено всесильными инстанциями, уже явственно чувствующего шеей холод стального лезвия или колючую ласку пеньковой веревки… Как жалко, что не выстрелил тогда в заросший затылок, а сам не бросился обратно, в не успевший еще закрыться переход, чтобы остаться с друзьями, ставшими, оказывается, за месяцы скитаний чем-то большим, чем просто друзья, большим, чем родные, — частицей тебя самого… И очень большой, как выяснилось частицей, очень важной, если не главной, жизненно необходимой…

Нет, чувство долга, будь оно проклято, перевесило тогда все остальные чувства, заставило довести ненавидимого всей душой изгоя до финиша, сдать с рук на руки ничего не понимающим полицейским, чтобы после короткого отдыха везти собственноручно не в «родную епархию», Екатеринбург, а в столицу, чтобы уж наверняка, чтобы без каких-нибудь сбоев или накладок…

Слава богу, догадался спрятать тогда возле перехода верный «Дюрандаль», чтобы не загреметь едва ли не раньше Кавардовского в сходное с тюремным учреждение, с которым и без того разминулся только едва-едва…

Слава богу, в поезде, двухместное купе которого пришлось еще почти двое бесконечных суток делить с ненавистным бандитом, после изнурительных раздумий пришло спасительное решение, объяснявшее почти все нюансы полугодичного отсутствия не только воочию, но и в Сети, а потом чудесное появление «с добычей»…

Слава богу, не заявился сразу на свою квартиру на Гороховой, давно уже, как оказалось, бывшую чужой де-факто, а ровно месяц назад, после официального объявления графа Чебрикова, считавшегося до того пропавшим без вести, умершим, ставшую чужой де-юре…

Слава богу… Слава богу… Слава богу… Еще тысяча тысяч слава богу…

Как муторно, оказывается, это — возвращаться живым и здоровым с того света! Почти стихи…

Проза оказалась еще муторнее: насквозь фальшивое сочувствие и расспросы, мерзкие шепотки за спиной… Кавардовского, конечно, приняли под белы рученьки как не принять, но какая там награда…

Сотни отписок и отчетов, допросов, плохо замаскированных под дружеские беседы, и бесед, очень похожих на допросы, обследования, комиссии и аттестации…

Когда же вся эта канцелярско-бюрократическая лавина выдохлась и мало-помалу пошла на спад, оказалось, что в Корпусе оставаться немыслимо. Ну… не принято это, понимаете?.. Да-да, конечно, ничуть не хуже… Да-да, нисколько не проиграете… Конечно-конечно… Вам просто нужно время, чтобы прийти в себя…

Совершенно двусмысленное положение с супругой, неделю назад обвенчавшейся наконец с давно любимым человеком, вообще было неразрешимым… Развод? Аннулирование брака? А дальше? Ребус! Шарада!! Анекдот!!!..

И тогда Петр Андреевич просто сдался и сбежал… Сбежал, чувствуя, как за его спиной все наконец облегченно вздохнули. Сделали наверняка вид, что он вообще не воскресал…

Никто не чинил ротмистру препятствий в возвращении на Урал, никто не устанавливал за ним надзора, по крайней мере заметного… Наоборот, необыкновенно легко уладилось с его решением поселиться в «выморочном» доме Колуна, совершенно никчемном после прошлогоднего разгрома банды и вывоза в Екатеринбург лаборатории. Наследников у Колуна не было, и дом был продан казной за бесценок, фактически подарен. Порой Чебриков чувствовал вокруг себя некую мертвую зону, заколдованный круг, границу которого все боялись переступать, с готовностью упреждая все желания его обитателя…

Граф, словно проклятый Кавардовским, которого почитал давно уже мертвым, сам стал изгоем…

* * *

— Обжился здесь, устроился, выветрил дух колуновский, — неторопливо рассказывал Чебриков Владимирычу, жадно ловившему каждое его слово. — Сначала по два раза в день пытался пройти в «ворота», потом реже… Потом и вовсе забросил… Мысль закралась крамольная: может, нарочно не пускает меня в свое нутро Континуум? Может, напортачил я там чего?..

Разговор затянулся. Язык рассказчика уже едва ворочался от усталости, а сам он находился на той грани, за которой обычно падают в сон, будто в омут. Не в лучшем состоянии был и слушатель, тоже давно уже поведавший Петру Андреевичу всю свою нехитрую историю после расставания с ушедшими дальше, на поиски прохода в Империю, путешественниками.

— Открылся переход два месяца назад, почти день в день, но пересечь границу я не смог. — Ротмистр надолго замолчал, выколупывая из портсигара неизвестно которую по счету папиросу. — Просто не смог, и все тут… Не испугался, что снова увязну в том, вашем мире — выход-то известен. В крайнем случае переберусь в Бергланд или дальше — в Парадиз… Нет, держало что-то здесь, и все тут… Ходил, проверял нашим старым способом — камешками, звонок провел оттуда, будто гостей ждал… А сам ни ногой…

— Это у тебя, Петр Андреич, психологический барьер, — авторитетно заявил Берестов, тоже разминая в корявых пальцах папироску из «казенных», от которых давно отвык со своими козьими ножками из ядреного самосада в Блаукифере. — Я ведь по этому делу дока: сколько в психушке оттрубил, сам чуть не психиатром стал, разбираюсь маленько… Перелом какой-то должен случиться, чтобы получилось. Клин, как говорится, клином вышибают…

Чебриков махнул рукой и поднес старику на лучинке огоньку из печки. Покурили молча, подумали каждый о своем…

— Ладно, — подытожил Владимирыч. — Спать пора укладываться. Не все же одним этим байбакам дрыхнуть. — Он кивнул на разметавшегося во сне на печной лежанке Войцеха. — Тоже пора честь знать — ночь и утро напролет ведь проболтали, вон одиннадцатый час уже…

* * *

Бывший дом Колуна, придирчиво изученный Владимиром еще прошлым летом, и в самом деле разительно переменился.

О бандитской «хавире», некогда тут процветавшей, больше не напоминало ничего — кругом царили чистота и уют, а обставлено новое жилище графа Чебрикова было, скорее, в городском стиле, причем с большим вкусом. Колорит деревенского дома сохранялся, наверное, лишь на кухне с массивной свежепобеленной печью, чисто выскобленным столом и половиками (естественно, все новое — «бандитское» Петр Андреевич давным-давно выбросил) да сенцы с полным набором кадушек всех калибров и назначений, коробов и ларей, все остальное разительно отличалось.

Многое в интерьере «поместья» напоминало Владимиру старинный дом рода Бекбулатовых в Касимове, где он провел большую и лучшую, нужно заметить, часть своего детства…

— Я тут пока не многое успел, — смущенно говорил Петр Андреевич, водя «экскурсантов» по своему жилищу, вопреки его словам имевшему вполне обжитой вид. — Вот, библиотечку свою привез, только начал распаковывать…

Слово «библиотечка» относилось к самому великолепному книжному собранию, которое Владимир видел в частном владении. Даже богатое книжное собрание Бежецкого, на глазок, значительно уступало графскому. Не будет преувеличением сказать, что перед восхищенными путешественниками сияло позолотой на разноцветных корешках, по самым скромным прикидкам, несколько тысяч томов, частью расставленных по полкам не особенно вычурных, но добротных и не лишенных некоторого изящества шкафов, частью разложенных стопками на обширном столе или просто на полу. Хотя под библиотеку граф отвел самое большое помещение дома — так называемое зало, даже на первый, беглый взгляд, было видно, что все книги здесь никак не поместятся. Косвенно подтверждали это фанерные вместительные ящики с пестрыми ярлыками уважаемой транспортной фирмы на боках, ожидающие вскрытия у стены.