Читать интересную книгу Она уже мертва - Виктория Платова

Почему вдруг Полина подумала о смерти? Трагической и – паче того – насильственной?

Все в этом, почти отрезанном от мира месте дышит тревогой. Она и суток здесь не провела, а уже случилась масса необъяснимых, неприятных и пугающих вещей. От некоторых из них можно отмахнуться, но от собственных страхов не отмахнешься. Все чаще она ловит себя на том, что прошлое вернулось. Оно неумолимо надвигается, и не в чем искать защиты от него. Не в ком. Они как будто снова стали детьми, слишком глупыми, слишком слабыми, чтобы противостоять злу. Кого привлечь в союзники? Восьмилетнего мальчика в «рябчике», его шестилетнего брата? Мелюзгу от трех до пяти? Но и от тех, кто постарше, мало проку. Универсальная мантра бэнг-бэнг-бэнг не сработает. В любых других случаях сработала бы, но не в этом.

Полина вернулась ровно в то место и в то время, что отравили всю ее жизнь, от этого яда – в костях, в крови, в луковицах волос – так и не удалось избавиться. А вернувшись, увидела тот же ландшафт, те же интерьеры и тех же детей, которые только делают вид, что они – взрослые.

Вы поедете на бал?

Отказаться от предложения невозможно.

* * *

…Темная человеческая фигура возникла перед ними так внезапно, что Полина вздрогнула – и лишь потом нервно рассмеялась.

Никита.

– Ну что? – спросил Ростик. – Так и не нашлась?

– Нет.

– Может быть, она решила уехать?

– И не сказала об этом мне? Исключено.

– Иногда люди совершают поступки, которые от них совсем не ждешь, – Ростик проявил удивительную для простого корабельного механика философичность. – Как-то была у меня девушка… Ты должен ее помнить, Шило.

Шило наморщил лоб:

– Э-э…

– Сашенька. Вспоминай! Тебе она еще не очень нравилась…

– Та, которая работала на рыбозаводе?

– Она.

– Ха! Не нравилась – мягко сказано. Я терпеть ее не мог. Хитросклепанная шлюха.

– Нет, Сашенька была хорошая… – Ростик нисколько не обиделся на выпад брата, только немного погрустнел. – И не ее вина…

– Такая хорошая, что бросила тебя за два дня до свадьбы? – взвился Шило. – Умотала с залетным норвежцем и даже не нашла нужным объясниться.

– Зачем ты так? Тем более что она объяснилась.

– Прислать эсэмэску «Полюбила другого, уезжаю, прости и не ищи меня» ты считаешь объяснением? Она даже не смогла сказать это тебе в лицо.

Шило все-таки чрезвычайно импульсивный человек. Переживает случившееся с братом так, как будто это ему нанесено оскорбление. Ему, а вовсе не Ростику. Он даже запомнил содержание эсэмэски от женщины, которую ненавидел. Надо же, какой пример истинной братской любви!

– Я мог бы найти ее в два счета! – Шило никак не мог успокоиться. – Но ты сам не захотел этого!

– Наверное, ей неприятно было видеть меня… Если ей хорошо с кем-то другим – пусть. А мешать женщине, которую ты любишь, быть счастливой – последнее дело.

– Ты всегда был размазней, брат.

– Вся эта история умиляет, – пожал плечами Никита. – Неясно только, какое отношение она имеет к пропаже моей сестры.

– Прости, – увалень Ростик, оказавшийся на поверку нежным и чувствительным человеком, осторожно коснулся его руки. – Это к тому, что люди… женщины… часто поступают совсем не так, как мы думаем.

– Неправильный тезис. Аля – не такая, как все остальные. И я знаю, что происходит с ней… после нервных срывов. Забьется в уголок и пережидает. Переживает в одиночестве.

– Вот она и забилась, – Шило (совсем не такой деликатный, как его брат) хмыкнул. – Только не в тот уголок.

– Не в тот? – озадачился Никита.

– В другой. Здесь их, судя по всему, предостаточно. Вообще, мне нужно кое-что перетереть с тобой.

– Я слушаю.

– Не сейчас и не здесь. Доберемся до дома – объясню.

– Я не собираюсь возвращаться. Я не вернусь, пока не найду Алю.

– А вдруг она уже дома?

– Я уверен, что она дома, – поддержал брата Ростик.

Никита застыл в раздумье. Видно было, что ему очень хочется поверить Ростику, что дождь, нескончаемыми потоками льющийся с неба, раздражает его и что он не хочет оставаться один. Интересно, о чем Шило собирается расспросить его?

Альбом с фотографиями!

Вздохнув и бросив взгляд на пустынную улицу, Никита направился к дому Парвати вместе с остальными. А Полина, улучив минуту, ухватила Шило за рукав и шепнула:

– Хочешь показать ему фото?

– Допустим, – ушел от прямого ответа тот. – Не нравятся мне все эти исчезновения и нервные припадки на ровном месте.

– Ты же говорил, что ничего страшного нет.

– Ничего страшного нет. Но кто-то… э-э-мм… нагнетает обстановку.

– Кто?

– Это я и хочу выяснить.

…Первым, на кого они наткнулись, подойдя к крыльцу, был Лёка. Он сидел на дощатом полу террасы, вытянув ноги и устремив в пространство невидящий взгляд. Прохудившуюся крышу давно не ремонтировали, оттого дождь проникал на террасу почти беспрепятственно. Свитер и штаны Лёки вымокли до нитки, капли со звоном отскакивали от носков его ботинок и стекали по подбородку – но он, казалось, совсем не замечал этого. И почти никак не отреагировал на приблизившуюся к дому делегацию. Члены делегации тоже сделали вид, что промокшего дурачка не существует. И лишь Полина, замыкавшая шествие, на секунду задержалась возле него:

– Иди в дом, – сказала она. – Простудишься.

Вместо ответа Лёка приложил палец к губам и улыбнулся. Что это должно было означать? Что он помнит уговор относительно коллекции насекомых? Скорее всего. На всякий случай Полина послала дурачку такую же неопределенную улыбку и толкнула входную дверь.

И только оказавшись внутри, в разомлевшей от тепла прихожей, почувствовала, как устала. Мокрая одежда липла к телу, в ботинках хлюпала вода – немедленно переодеваться, немедленно. А до этого – принять душ, и тогда к ней вернется ее обычный оптимизм.

…Через пять минут Полина уже стояла перед дверью ванной комнаты с полотенцем в руках. Но – и это была первая неприятность – она оказалась закрытой изнутри. Второй неприятностью оказались звуки – Полина прекрасно знала, что они означают: кому-то плохо, очень плохо. И выворачивает наизнанку. Невнятица голосов за дверью сменилась вполне определенным:

– Да пошел ты!..

Маш, ну конечно же. А второй голос – бубнящий и маловразумительный – принадлежит Мишу. Ничего удивительного, Маш сверх всякой меры набралась, а Миш отирается рядом, пытаясь облегчить участь сестры. Миш – он такой, не оставляет родного человека ни в горе, ни в радости, второй раз за последние пятнадцать минут Полине явлены образцы братской любви. В ее лучах лишь сильнее ощущается собственное одиночество.

Когда же приедет Сережа?

– Вы там надолго? – громко спросила Полина. – Мне нужна ванная.

Дверной замок щелкнул, дверь приоткрылась, и в нее протиснулась голова Миша:

– Придется немного подождать, – смущенно сообщил он. – Девушке плохо.

– Мне тоже… не очень хорошо.

– Думаю, не так, как ей.

– Гони всех в шею, – раздался из недр ванной повелительный голос Маш.

– Извини.

Дверь захлопнулась, после чего снова щелкнул замок, на этот раз – издевательски-громко. Кем там виделся Миш неизвестному коллекционеру, которого Полина (для краткости) решила назвать про себя зимм-мам?

Богомолом.

Зимм-мам ошибся. Или не слишком силен в психологии. Или совсем не знает Миша. Миш – улитка, вечно прячущаяся в домик по имени Маш. Хуже того – садовый слизень. Безвольный и пугливый, как и положено слизню. В мокрой дорожке, которую он оставляет после себя на виноградном листе жизни, – ноль информации. Миш способен лишь транслировать волю своей сестры. Иногда он прибегает к дипломатии, чтобы высказывания и поступки Маш не выглядели слишком уж одиозно. Но и дипломатия не спасает: Маш остается сукой, а сам Миш – жалким подкаблучником.

Что ж, приходится в очередной раз констатировать, что сука и подкаблучник победили. Хотя бы в борьбе за ванную.

Полина направилась к себе в башню, на ходу выотирая полотенцем мокрые волосы. У комнаты Таты она на секунду остановилась и приложила ухо к двери: внутри было тихо. Стучать, чтобы выяснить, что на самом деле произошло с Татой и что происходит в данный конкретный момент, бессмысленно, ключ-то у Шила! И все же она решилась и через дверь позвала кузину:

– Тата, это я, Полина. Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке, – раздался спокойный голос Таты. Слишком спокойный, учитывая то, что ей пришлось пережить.

– Я… могу войти?

– Волноваться не о чем.

Это значит – да? Это значит – нет? Это значит – да, но не сейчас? Как будто Тата не в курсе, что архангельский братец запер ее! А может, действительно не в курсе?

– Навещу тебя попозже, – только и смогла сказать Полина.

– Хорошо.

…После всех неудач с комнатами, в которые ей так и не удалось попасть, светелка в башне выглядела надежным убежищем, едва ли не райским уголком. Полина наскоро переоделась в сухое и прилегла на кровать. За окном шумел дождь, но сквозь шум пробивался еще один звук – легкое металлическое позвякивание. Обнаружить источник звука не составило особого труда: маленькая дверная щеколда. Щеколда чуть выдвинута, оттого ее кончик и бьется о железную скобу, вмонтированную в косяк. Ничего удивительного, по шкиперской и раньше гуляли сквозняки, особенно – в ветреную погоду. Но сейчас никакого ветра нет! И ключа, чтобы запереть дверь, тоже нет. Можно лишь закрыться изнутри с помощью щеколды, а если покинешь шкиперскую – комната так и останется стоять открытой: заходи кто хочет!