Читать интересную книгу Она уже мертва - Виктория Платова

Все кончено. Все.

…Есть!

Обтянутые пластмассой ручки перекочевывают в Белкину ладонь в тот самый момент, когда Тата подходит к ней близко-близко, на расстояние пистолетного ствола. А потом еще ближе. Теперь, соприкоснувшись с Белкой всем телом и обняв ее одной рукой за шею, художница на секунду замирает. И лишь ее пистолет судорожно ищет точку опоры, он все еще не знает, на чем остановиться: висок, лоб, подбородок, горло?…

– Последний раз. Сыграем в последний раз. Хорошо?

– Хорошо.

– Как ты думаешь, умирать страшно?

– Может быть. А может, и нет.

– Ты все равно проиграла! – дурная кровь в горле у Таты продолжает клокотать.

– Нет.

Белка вонзает секатор в живот художницы с такой силой, что тот не встречает почти никакого сопротивления плоти. Предсмертный крик Таты страшен, от него лопаются перепонки, но Белка не ослабляет хватку. Она раз за разом прокручивает инструмент в ране, пока Тата не обмякает и не повисает безвольно у нее на руке.

Пистолет со стуком валится на пол, а следом за ним падает убийца номер четыре и номер пять.

Тата мертва.

Пятилетняя девочка, которая так хотела дружить с ней. Наверное, ее нужно отправить ко всем остальным детям, усевшимся за стол. И самой занять место между пустыми стульями малышей.

Ненадолго, хотя бы на пять минут.

Тот, кто поселился в Белкиной голове, приветливо машет из своего закутка в аналитическом отделе. Лица его по-прежнему не видно, зато хорошо видна рука с татуировкой, торчащей из-под закатанного рукава:

Когда они познакомятся поближе, Белка обязательно спросит, что означают эти иероглифы.

А тот, кто поселился в Белкиной голове, станет ли расспрашивать о произошедшем здесь, в этом доме? Наверное, ведь он не отличается деликатностью. Он напрочь лишен свойств, необходимых для того, чтобы поддерживать контакты с внешним миром на должном уровне. Для того, чтобы встреча с ним не вызывала досады, насмешки или просто неприятных воспоминаний. Впрочем, не Белке судить того, кто поселился в ее голове. Она и сама избавилась от нескольких важных свойств, и все это произошло за последние полчаса. Ничем другим не объяснить ту холодность и отстраненность, с которыми она обшаривает карманы мертвой Таты (ключ, похожий на тот, которым она отпирала входную дверь «Mariposa», нашелся!), подбирает пистолет, выпавший из рук художницы.

Для чего ей нужен этот чертов пистолет?

Чтобы склонить на свою сторону малышей.

Белка находит их на первом этаже в обществе бутылки с виски «White Horse» и двух чашек. Использованные чайные пакетики валяются на столике, где прежде стояли шахматы: выглядит это не очень аппетитно, неопрятно, но чего еще ожидать от младших детей?

– Бэнг-бэнг-бэнг! – громко произносит Белка, стоя на середине лестницы и направив пистолет на Алю с Гулькой.

Клинические идиоты, окопавшиеся в креслах, вздрагивают и синхронно поворачивают головы. Гулька часто-часто моргает, его лицо вытягивается, он силится что-то сказать, но не может произнести ни слова. Аля, напротив, обезоруживающе улыбается.

– А где Татусик? – невинным голосом спрашивает она.

– Там же, где и все остальные.

– В гостиной? – до Али все еще не доходит смысл сказанного Белкой. – Она спустится к нам?

– Может быть. А может быть, и нет.

Никита (он явно умнее, чем его глупышка сестра) несколько секунд раздумывает: имеет ли смысл расспрашивать Белку дальше или лучше остановиться на уже полученных сведениях.

– Вы о чем-то договорились? – наконец произносит он. – Если договорились – я не против. И Алька тоже. Правда, детка?

– Нуу… Я не знаю…

– Мы не против. Не против.

– Хорошо. Пусть будет так. Хотя ты и пришла на все готовое, Белка… Но пусть будет так. Когда мы получим свои деньги?

Проклятье! Белка не может стрелять в детей, пусть и порочных, для которых границы между жизнью и смертью, добром и злом не существует, Она не может стрелять в детей!

Проклятье!

Пистолет выскальзывает из Белкиных пальцев и с грохотом катится вниз по ступеням. Если бы сейчас прозвучал выстрел и пуля, срикошетив, уткнулась бы в ее сердце, Белка посчитала бы это лучшим исходом. Божьим даром.

Избавлением от мира, в котором больше нет Повелителя кузнечиков.

Но ничего подобного не происходит. Скатившись вниз по ступеням, кусок смертоносного металла замирает, одинаково недостижимый ни для Белки, ни для малышей. Впрочем, они вовсе не торопятся броситься к нему. Они даже не изменили поз и теперь как зачарованные наблюдают за Белкой.

Уже возле самой двери ее настигает запоздалый детский вопрос Никиты:

– Эй! Скажи, что нам теперь делать? Эй!..

* * *

…Дождь, который лил всю ночь, и весь предыдущий день, и все двадцать два года – с того самого августа, ознаменованного одной смертью и одним исчезновением, – кончился. А Белка даже не заметила этого. Как не заметила крупных звезд, усеявших небо. Если завтра взойдет солнце – она тоже этого не заметит, Белка знает это точно. Отныне таких вещей, как солнце, море, запах айвы, запах птичьих перьев, больше не существует. А есть только мертвые дельфины и мертвые дети. Белка проявила малодушие, ей хватило сил лишь на то, чтобы послоняться по пристани, но в приготовленную для нее лодочку она так и не села.

Непростительная ошибка. Непростительная.

Она не села в лодку, а значит, встреча с Сережей откладывается на неопределенное время. Но и это неважно, она привыкла ждать, подождет еще немного. «Что нам теперь делать?» – спросил у Белки Никита.

А что делать ей?

Собрать вещи и вернуться в Питер. А до этого вызвать, наконец, полицию. Перспектива длительных допросов не пугает Белку, все то время, что будут идти эти чертовы допросы, она проведет не в одиночестве. Одиночество наступит потом, такое глухое и безнадежное, что единственный способ спастись от него – снова оказаться на пристани, в ожидании Корабля-Спасителя.

Белка так погружена в мысли о нем, что не слышит лязга открываемой калитки. Она приходит в себя лишь тогда, когда видит темную фигуру в проеме. Разглядеть ее в подробностях невозможно, но, кажется, это мужчина.

– Белка?

Голос кажется ей знакомым. Самым знакомым на свете.

– Я… не понимаю… кто вы?

– Давай знакомиться. Я – Сережа.

Ослепительный свет пронзает ее, ослепительная боль. Прежде чем потерять сознание и рухнуть на землю, она успевает подумать о Гульке, который намного умнее своей глупышки сестры. Гулька – вот кто принес ей избавление: он нашел в себе силы поднять пистолет, прокрасться на улицу и выстрелить Белке в спину. И она умерла, и сразу же встретилась с Сережей, потому что уже не могла терпеть, слишком долгой была жизнь без него.

Странно только, что пейзаж не изменился, он все тот же: глухие металлические ворота, распахнутая калитка, мрачная громада виллы за спиной, усеянная мелким щебнем дорожка. Камешки ощутимо покалывают Белкины колени.

– Не хотел напугать тебя, прости.

Сережа пытается поднять Белку, крепко держит ее за руки, заглядывает в глаза. Света слишком мало, чтобы понять, насколько сильно изменился он за последние двадцать лет, но крошки-лемуры нисколько не постарели, и крошки-колибри не постарели, и по-прежнему зеленеет плющ, и водопад с веселым грохотом струится по скале – омывая Белку, возвращая ее к жизни.

– Сережа…

– Белка!

– Но ты ведь умер, Сережа. Разбился на вертолете. В Сингапуре или Гонконге…

– Вот черт. Откуда ты узнала об этом?

– Тата. Тата сказала мне. Твой друг. Близкий друг.

– И она не должна была узнать. Мне нужно было всего лишь исчезнуть на какое-то время. Ставки в бизнесе иногда бывают такими высокими, что проще объявить себя несуществующим. Но теперь все в порядке. Все утряслось, слышишь? Мне нужно многое рассказать тебе. Мы не виделись целую жизнь, и мне нужно многое рассказать тебе. Прости меня.

– За целую жизнь?

– И за нее тоже. У нас впереди будет много времени, чтобы все рассказать друг другу. Если ты, конечно, захочешь.

– Да.

– Наконец-то вы все собрались здесь.

– Да.

– В доме, который я для вас построил. Для нас.

– Да.

– И как тебе твои родственники?

– Мне тоже нужно… многое рассказать тебе.

– У нас будет много времени. Очень много.

Повелитель кузнечиков так крепко обнимает ее, что Белка слышит хруст собственных костей – таких же мягких и податливых, как кости крошек-лемуров и крошек-колибри. Таких же хрупких, как кости Асты, похороненные где-то здесь, совсем рядом. Но Сережа сможет защитить ее – и от костей, и от воспоминаний. От прошлого и от настоящего.

Почему бы не поверить в это?…