домов. В годы войны отсюда на фронт ушло 217 человек. Из них 161 не возвратился… Фактически тут нет ни одного дома или семьи, откуда бы война не забрала отца, мужа или брата…
Оля умолкла, думая о чем-то своем, сокровенном. И Алешин вдруг с болью подумал: война и у мамы отняла отца. Она до сих пор отмечает его день рождения — 25 марта. Ранним утром молча ставит на видное место портрет отца, где он снят в форме политрука, и говорит: «С днем рождения, милый папочка». Алексей с детства привык к этой дате — семейному празднику со слезами на глазах. И всегда приносит в этот день домой красные гвоздики, не оставляет маму одну.
— Осторожно! — прервала его воспоминания Оля. — Здесь перерыто. Новый водопровод прокладывают.
— Спасибо! Дайте вашу руку…
Алешин помог девушке перебраться через ров. Сделал несколько шагов, огляделся и замер в восхищении.
Улица неожиданно переросла в площадь. В центре ее стоял, устремленный острием в небо, гранитный пилон. У обелиска — перед ним, по бокам, с обратной стороны — всюду росли цветы. Целое море цветов! Это были розы — бордовые, алые, ярко-красные, розовые, желтые, белые… Удивительной красоты розы! Даже за несколько десятков метров улавливался их тонкий, приятный, пьянящий, чуть-чуть сладковатый аромат.
Подойдя ближе, Алешин увидел, что возле каждого куста роз находилась аккуратная дощечка с какой-то надписью. Вначале он подумал, что это «визитные карточки» цветов — название и сорт роз. Но присмотревшись, понял — не то.
То были своеобразные эпитафии — строгие и лаконичные — фамилия и инициалы человека, годы жизни и место гибели.
— Фронтовики?
Оля кивнула.
— О которых рассказывали?
— Да. Каждому — живой букет цветов. Сто шестьдесят один куст роз… В память о каждом.
— Как хорошо, достойно, умно! — вырвалось у Алешина.
Он хотел спросить девушку о том, кто тот мудрый человек, который додумался вот таким необычным образом увековечить память односельчан, но, увидев состояние Оли, осекся.
Она подошла к розам, растущим неподалеку от Вечного огня, подправила, протерла от пыли три дощечки-эпитафии, поклонилась им и замерла, опустив голову.
Тактично выждав паузу, Алексей подошел к Оле, взял ее под локоть, сжал ладонь в своей руке. Ладонь вздрогнула и притихла в его ладонях. Он молча читал надписи на табличках: «Романов П. К., 1916 г. р., погиб в 1941 под Москвой», «Романов И. К., 1919 г. р., погиб 10 июля 1943 года под Курском»; «Романов Н. К., 1922 г. р., погиб в апреле 1945 года под Зееловом, на подступах к Берлину».
Не выпуская ладони девушки, Алешин вопросительно посмотрел на Олю.
— Павел Кузьмич Романов — мой дедушка. Иван и Николай — его братья. «Настоящие были люди! — говорила о них мама, — Работящие, отзывчивые, честные… Такие же, как и все подлинные русские патриоты». Именно мама и предложила однажды высадить розы в честь погибших защитников Родины. Односельчане поддержали ее. Если бы вы знали, что здесь творилось накануне сорокалетия нашей Победы! Все жители села и станции без указания «сверху», по внутреннему побуждению вышли на субботник. А потом, не сговариваясь, ходили и ходили сюда — с лопатами, кирками, носилками… Работали до тех пор, пока не поставили вот этот пилон. Сами зажгли Вечный огонь. Сами посадили цветы…
Оля повернулась к Алексею. Посмотрела ему прямо в глаза — внимательно и долго. Он впервые видел ее лицо так близко. Его уже в который раз, но с какой-то особой, новой силой поразили ее большие серые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами. В них он прочел целую гамму чувств, охвативших девушку в эту минуту душевного доверия и сердечного откровения: благодарность, признательность, дружеское приятие…
И в его взгляде, в глазах девушка, по-видимому, увидела такие же чувства — ответную симпатию, расположение и еще что-то, нечто большее… Ее рука вздрогнула. И это ответное, едва уловимое пожатие руки как-то сблизило их. Алешин почувствовал это, когда вновь взял девушку под локоть — теперь ее рука не напрягалась, как прежде. Она как-будто понимала его все больше, шла навстречу его пробуждающимся чувствам естественно, доверчиво, просто…
— Знаете, Алексей, — продолжила рассказ Оля, — моя мама почти не помнит своего отца, но знает о нем буквально все. Это — от бабушки, которая умерла три года назад. Она и мне очень многое рассказывала о подвигах дедушки. Я всему верила. А когда подросла, то прочитала о подобных подвигах в книгах Константина Симонова и Василя Быкова. Получается, что бабушка все придумала про подвиги мужа?
— Нет, я так не считаю, — ответил Алексей. — А что он писал с фронта?
— От дедушки пришло только два письма. Их теперь хранит мама. В них, собственно, о подвигах ничего не написано. Все, мол, хорошо. Прибыл в действующую армию. Вскользь обронил, что это где-то близ Москвы. Твердо заверил: столицу никогда не отдадим. И в конце три слова: «Скоро в бой…» Во втором письме дедушка рассказал о товарище своем Степане — рядовом солдате из Ташкента. Он один подорвал два фашистских танка. Сам же Степан едва не погиб. Миной ему оторвало стопу и кисть руки. В конце добавил: «Многие полегли лицом на запад». Потом намекнул, что скоро придет тот день, когда «погоним проклятых фашистов обратно с земли нашей русской». Вот и все. А через месяц — похоронка: «Ваш муж… верный присяге… погиб смертью храбрых…»
У девушки от волнения на глазах выступили слезы.
— Извините мою слабость, — сказала, смахнув слезу. — Бабушка очень любила мужа. Осталась верной ему на всю жизнь. О подвигах его, конечно, фантазировала. Но мы почему-то верили ей.
— И правильно, что верили! — твердо сказал Алексей. — Почему? Потому что бабушка у вас, как и дочь ее, мудрая женщина. Говоря о подвигах мужа, она не ошибалась. Не выдумывала. Не фантазировала. А говорила сущую правду. — Алешин опять взял руку Оли. — Мне кажется, что и я как будто бы слышал ее. Знаю некоторые подробности…
— Вы? — искренне удивилась девушка. — Каким образом?
— Как и его фронтовой друг Степан, ваш дедушка, думаю, был в дивизии генерала Панфилова. Или в части рядом с ней. То был самый ответственный участок в обороне Москвы. Люди стояли с гранатами и винтовками против танков. Насмерть стояли! И выстояли — защитили Москву. А потом, поднявшись в атаку, они с призывом «За Родину!» погнали фашистов на запад. И рядовой Павел Кузьмич Романов был с теми, кто впереди. Он первым ворвался в траншею врага. Бил оккупантов так, как умел. А умел хорошо — прикладом, штыком, кулаком… В том бою и сразила его шальная пуля врага…
В глазах девушки изумление:
— Кто?! Кто вам все это рассказал?
Алешин, успокаиваясь, объяснил:
— Сам Павел Кузьмич в своих письмах. Ваша бабушка. Мама. Но прежде всего — вы сами,