которых сегодня мы оказались в нокауте, мы обязательно введем в алгоритм четвертого варианта, учтем, конечно, и подобные сюрпризы со стороны «противника». В целом же получится непробиваемый вариант. Такое его постоянное обогащение новыми вводными я, на свой манер, называю «принципом дополнительности».
— Удивительное совпадение! — обрадовался Бронин. — Ведь и я пытаюсь использовать в своей работе «принцип дополнительности».
Алешин просиял от удовольствия:
— Значит, мы мыслим одинаково! Разрешите закурить?
— Курите. Только, к большому сожалению, мысли у нас совершенно разные.
Алешин опешил от удивления. Пришел в себя лишь после того, как горящая спичка обожгла пальцы:
— А в чем различие?
Помолчав, Бронин взял у него спичечный коробок. По углам коробка шариковой ручкой обозначил четыре жирные точки. Усмехнулся:
— Точек столько же, сколько и ваших вариантов… Так вот! Предлагаю вам решить маленькую задачку на сообразительность. Эти четыре точки, — майор протянул спички и ручку Алешину, — надо соединить тремя прямыми линиями. Когда соедините, тогда поговорим о различии наших «принципов дополнительности». Договорились?
И направился к группе солдат, которые оживленно обсуждали перипетии сегодняшнего учения.
Минут через десять взмокший, смущенный Алешин тихо, чтобы не слышали подчиненные, спросил Бронина:
— Вы надо мной смеетесь? Неразрешимая задача.
Майор деликатно отвел офицера в сторонку:
— Смотрите внимательно. Это так просто.
Бронин медленно соединил две точки на коробке, продолжил линию за коробок…
— Я понял! — воскликнул Алешин. — Элементарно. А я-то бился, мучился лишь в масштабах коробка… Ах, олух царя небесного! Значит, и различие наших «принципов дополнительности» в масштабах, широте мышления…
— Верно, верно рассуждаете, — подбадривал Бронин умолкшего Алешина. — Вы предлагали новые, возросшие по масштабам задачи решать в узких рамках старых, но привычных методов и вариантов, я же предлагаю вырваться из рамок вчерашних стереотипов… Да-да, как и этой линией за пределы коробка… Вот и подумайте на досуге — какой путь эффективнее. Дополнять ли новыми вводными старые варианты? Или, сохранив все лучшее в старых вариантах, дополнить их новым — пятым, седьмым, десятым?
Алешин посмотрел на командира с уважением:
— Ох, чувствую, нелегко нам придется с вами!
Майор улыбнулся:
— А мне с вами легче?
Бронин стоял перед выбором — идти прежним, проторенным путем или решительно поворачивать на новую дорогу. В первом случае уже налаженный, накатанный и принятый всеми порядок проведения занятий и тренировок на какое-то время обеспечивал ракетчикам достаточно стабильные результаты. Это означало, что и авторитет нового командира сразу же получит определенное признание.
Если же отказаться от устоявшихся форм и методов работы, если энергично заняться экспериментами, то может получиться так, что процесс перестройки в дивизионе на какое-то время скажется — обязательно скажется — на показателях, резко потянет их вниз. Что тогда скажут в штабе о командире, который не сумел удержать завоеванные ранее позиции дивизиона?
Вспомнив о штабе, Бронин невольно загрустил. Что ни говори, но жилось ему тогда спокойнее да и легче. Усилием воли он отогнал от себя эти непрошеные, расслабляющие воспоминания. Мысль же сосредоточил на ином — на опыте по перестройке, накопленном штабом.
Сейчас, на отдалении, как бы со стороны, он отчетливее видел, что штабная партийная организация сразу же после XXVII съезда партии активно включилась в борьбу за перестройку. Она затронула прежде всего психологическую подготовленность офицерских кадров. Потом нацелила коммунистов на интенсификацию учебного процесса. И основательно оздоровила микроклимат в штабном коллективе.
Здесь же, в низовом звене, процесс перестройки идет значительно медленнее. Тому, наверное, есть объективные причины. Судя по газетам, «глубинка» от «центра» отстает везде. Но это — слабое утешение. И обиднее всего за молодых офицеров. Они все еще раскачиваются, цепляются за старые методы работы.
Взять того же Алешина. Вроде бы и тянется человек к новому, но мыслит порою по меркам вчерашнего дня. Эта же «болезнь» обнаружилась и у других офицеров. Да, пожалуй, у всех. Ведь он, Бронин, побывал на занятиях в каждой батарее дивизиона. Оказалось, никто еще не утруждал себя поисками нового в боевой учебе. Все молчаливо предпочитали довольствоваться давно проверенными формами работы: так оно, дескать, привычней да и спокойней.
Своими заботами, тревожными мыслями майор Бронин решил поделиться с капитаном Чугуевым. В лице этого политработника он уже успел увидеть требовательного и принципиального человека. Высказав ему все, что накопилось на сердце, Бронин заметил:
— Может быть, я как свежий человек преувеличиваю, Леонид Аркадьевич?
— Нет, вы правы, — ответил Чугуев. — Да и мне самому, признаться, часто приходили в голову такие же сомнения. Многие у нас лишь на словах за перестройку и новое мышление, а на практике довольствуются ролью середнячков: мол, ни к чему замахиваться на какие-то нововведения, обойдемся и тем, что имеем.
— Но дальше терпеть такое нельзя, — рассуждал Бронин. — Где наша настоящая партийность, взыскательность? Надо как-то расшевелить и партийное бюро. Посмотрите, за что мы привлекаем к партийной ответственности: за опоздание на службу, за употребление спиртного. Мимо этого, конечно, проходить нельзя. Но партийной организации надо бы усилить внимание и к другим вопросам. Например, как коммунисты играют свою авангардную роль, выполняют партийные обязанности? Что нового они вносят в методику обучения, как участвуют в воспитании личного состава? Проявляют ли творческое отношение к организаторской деятельности, к социалистическому соревнованию? И самое главное: какой вклад вносит каждый в повышение боеготовности дивизиона? Здесь мы с вами, думаю, явно недорабатываем. Ведь что получается? Требования к противовоздушной обороне войск растут с каждым днем, а наш дивизион топчется на месте. Вывод напрашивается один: или нас надо убирать, или мы должны решительно поправлять дела. Ваше мнение?
— Все правильно, — согласился политработник. — Горько все это слышать, но правда есть правда. И поверьте, сделал для себя суровые выводы. Но что, Виктор Павлович, по вашему мнению, надо сделать, чтобы вывести дивизион из застоя?
— С вами не соскучишься, Леонид Аркадьевич, — засмеялся Бронин. — Я задаю вопросы вам, а вы их мне отфутболиваете. Но если серьезно, — изменил он тон, — то вот мое мнение. Прежде всего необходимо повысить требовательность к людям. И не требовательность вообще, а вполне конкретную — за конечный результат каждого занятия. Это, во-первых. Во-вторых, надо эффективно использовать опыт лучших. Особенно в методике. Для этого хорошо бы провести показное занятие. На нем командиры батарей могли бы познакомиться с организацией и проведением тренировки в обстановке, максимально приближенной к условиям реального боя. Потом нам надо обобщить передовые приемы работы специалистов и распространить их во всех подразделениях.
— Трудновато будет, — задумчиво произнес капитан Чугуев. — Не боитесь, что на первых порах не все пойдет гладко?
— Не боюсь, — твердо сказал Бронин. — Мы должны думать о главном. О том, чтобы не сплоховать в самом серьезном испытании. На решение этой задачи и