Хочешь взглянуть на нага в истинном облике? Может тогда решимость твоя поубавится.
Анджали не успела ответить, как вдруг он поднялся на ложе во весь рост, а потом она увидела, что у него вовсе нет ног — ниже пояса змеиный хвост, без признаков половых органов. Змеиная кожа, в серо-черно-белых узорах с вкраплением синего, покрывала хвост до самого кончика, заканчиваясь жесткой «стрелкой» — ороговевшей чешуей. Кожа нага потемнела, а глаза, наоборот, посветлели и теперь казались желтыми, как сера. Вертикальные узкие зрачки, не отражавшие света, смотрели на апсару с пугающей неподвижностью. Из плеч выметнулись еще две пары рук, а голову, как капюшон, покрыли семь кобр, раздувших клобуки.
Потеряв дар речи, Анджали смотрела на чудовище, внезапно появившееся перед ней.
Змей проскользил по каменным плитам, и тело его колыхнулось пестрой волной. Он навис над девушкой, и кобры беспокойно выставили раздвоенные языки, почуяв чужака.
— Ничем не отличаемся? — спросил змей с присвистом.
В истинном облике даже речь его изменилась. Анджали почувствовала отвращение, и тошнотворный ужас, но попыталась держаться уверенно и спросила:
— Каковы ваши условия?
— Решила идти до конца? — прошипел он.
— Я сразу сказала вам об этом.
— Хорошо, — сказал он, гипнотизируя ее взглядом. — Первое. Ты выберешь меня на сваямваре, какой бы облик я ни принял.
— А какой вы примите облик, господин? — спросила Анджали, следя за змеями, которые шипели на расстоянии двух ладоней от ее лица.
— Вот этого не скажу. Если желаешь достичь цели — приложи усилия. Узнай меня, в каком бы облике я ни появился. И выбери.
— Хорошо, — ответила она. — Какое второе условие?
— После сваямвары ты останешься здесь, со мной. И проживаешь в Патале, как моя рабыня, пятьдесят лет.
— Пятьдесят?.. — пролепетала потрясенная Анджали. — Господин, мы не живем так долго, как наги! Наша жизнь — двести лет, может, триста — но не больше!
— Мне это известно, глупое существо. Но разве твоя мечта не стоит того, чтобы отдать за нее пятьдесят лет жизни? Даже не половину, — он презрительно скривился.
Пятьдесят лет!
Пятьдесят лет не видеть солнца, не чувствовать ветра, не слышать голоса господина Шакры… Анджали переплела пальцы в волнении. Готова ли она пожертвовать пятьюдесятью годами ради ста лет счастья?..
— Согласна, — сказала она, как будто произнесла смертный приговор самой себе. — Это всё?
— И третье, — прошипел Танду, отползая к ложу, и укладывая кольца своего тела на шелковые одеяла, — если ты хоть раз скажешь, что служение непосильно, или откажешься выполнить мой приказ — договор будет расторгнут.
— Но что делать, если вы потребуете от меня невыполнимого? — вскинулась Анджали. — Это заведомый проигрыш!
— Я не потребую ничего, что бы ты не могла выполнить… если бы захотела. Но решать — соглашаться или нет — только тебе. Мне ты не нужна, и твои мечты для меня — ничто.
Он снова превратился в человека и вытянулся на ложе, закладывая руки за голову. Его красивое и жестокое лицо ничего не выражало, и даже глаза он закрыл, как будто забыл о присутствии апсары.
Анджали смотрела на него, пытаясь угадать, что он от нее потребует. Любви? Участия в оргиях? Она хочет стать единственной для Шакры и хочет сохранить себя для него…
— Осмелюсь спросить, господин, — произнесла она, с трудом подбирая слова, — будут ли ваши желания… связаны с учением господина Камы о нежной науке наслаждений?
— Как изящно сказала, — насмешливо похвалил он ее. — Но ты ведь говорила, что готова на все. Получается, лгала? Если боишься — уходи.
— Хорошо, я согласна, — ответила Анджали в третий раз, чувствуя, словно шагнула с обрыва в бездну.
— Договор заключен, — сказал змей холодно. — Можешь идти.
— Но вы не забудете о нем, господин? — спросила девушка. — Разве не надо принести клятвы над огнем или…
— Или ты веришь мне на слово, или я расторгаю соглашение, — отрезал он.
— Я верю, — поспешно отозвалась Анджали и поклонилась на прощание.
— Эй, дайвики! — окликнул ее наг на самом пороге. — Зачем тебе это?
— Как я говорила, господин, — ответила Анджали смиренно, — я хочу стать первой в моем искусстве, чтобы выполнить свою карму наилучшим образом, и в следующем рождении получить милость богов и улучшение дхармы.
Он несколько секунд молчал, хмурясь и пристально разглядывая ее, а потом спросил:
— Только это твое желание?
— Да, господин, — ответила она. — Других желаний нет, я не осмелюсь лгать вам.
Потом она снова бежала по улицам змеиного города, словно за ней мчались сто самых страшных обитателей Паталы, а в голове билось: два года ожидания… тридцать лет обучения… пятьдесят лет рабства…
Но любовь господина Шакры стоит этого, потому что его любовь — самое драгоценное во всех мирах.
Конец первой книги