Но непонятным оказывается и то, что несмотря на публикации в газетах, на запреты правительства, на решение о вооруженном восстании, никто разгонять съезд так и не стал. Он перебрался в другое помещение и спокойно, без помех завершил свою работу. Впрочем, это вполне вписывалось в общую линию Временного правительства по отношению к революционерам. Для тех, кого арестовали, заключение было похоже на формальность. Их содержали со всеми удобствами, исполняли малейшие желания. В гости к ним ходили все кто хотел. Матросики даже предлагали Коллонтайше бежать. Запросто, мол, устроим. Но она отказалась. Зачем ей это было нужно? Знала, что участь шпионки Маты Хари, расстрелянной во Франции, ей не грозит. А удерешь — придется прятаться, всякий дискомфорт терпеть.
И смертельно опасного для большевиков публичного раскрытия их связей с немцами так и не произошло. Только министр юстиции Временного правительства П. Н. Переверзев и Г. А. Алексинский выступили в газете Бурцева «Общее дело» о германских деньгах. Но этим крайне возмутились куда более влиятельные министры — Керенский, Некрасов, Терещенко. Распоряжением Временного правительства газета была закрыта, а Переверзева уволили в отставку[163]. Собранные доказательства были признаны «тайной следствия» — и оставались ею до тех пор, пока тайна и само следствие не потеряли смысл. Представляется любопытным и свидетельство чешского президента Масарика. В своих воспоминаниях он пишет, что было создано совместное франко-англо-американское разведывательное бюро, занявшееся изучением германской подрывной работы в России. Но бюро прекратило расследование «когда оказалось, что в это дело запутан один американский гражданин, занимавший очень высокое положение. В наших интересах было не компрометировать американцев»[164].
Кто уж имеется в виду под «одним американским гражданином», трудно сказать. Таких «граждан» был далеко не один. Дядя Троцкого Животовский и его партнер Путилов к этому времени установили дополнительные связи с США. Их представителем в Нью-Йорке стал уже упоминавшийся Мак-Грегор Грант — который представлял в США интересы Дмитрия Рубинштейна, а интересы самого Гранта представлял в Петрограде Ашберг. В российской столице уже действовала целая миссия «граждан, занимавших очень высокое положение» во главе с Уильямом Б. Томпсоном. А миссия посланца Вильсона, Элиху Рута, кстати, пробыла в России 6 недель. С середины июня до конца июля. Как раз период кризиса, мятежа, смены правительства. И на что Рут потратил суммы, отпущенные ему из секретного президентского фонда, остается тайной.
Кстати, а на VI съезде партии, где большевики объединились с межрайонцами, произошло еще одно знаменательное событие, которое в свое время осталось практически незамеченным. Полемизируя с троцкистом Преображенским, Сталин заявил:
«…Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму… Надо откинуть отжившее представление, что только Европа может указывать нам путь…»
И как раз после этого Сталин заслужил от Троцкого презрительное прозвище — «философ социализма в одной стране»[165].
20. На кого работал Керенский?
В настоящей работе нередко приходится употреблять термины Запад, западные державы. Но надо помнить, что такое обобщение в значительной мере условно. Противоречия между различными государствами в начале XX в. были куда серьезнее, чем в начале XXI в. Продолжалась ожесточенная война между Центральными Державами и Антантой. Но и внутри каждого блока отношения были отнюдь не идеальными. Германия честно и добросовестно помогала своим союзникам, выручала их в трудных ситуациях, этого у немцев было не отнять. Но при этом Берлин исподволь втягивал австрийцев, турок, болгар в политическую и экономическую зависимость. В странах «Сердечного согласия» отношения были еще менее «сердечными». С младшими союзниками — сербами, греками, румынами, бельгийцами, вообще практически не считались. За них все решали Англия, Франция, США, Италия. Но, как уже отмечалось, возник тайный американо-британский блок, готовившийся урезать претензии французов, итальянцев и японцев. Однако США вели и собственную игру, исподтишка подкапывались под интересы англичан.
Внутри каждой из держав взгляды на политические события тоже отличались в очень широком диапазоне. Для большинства простых граждан в лагере Антанты русские были союзниками, а значит, друзьями. Следовало желать им успехов, чтобы быстрее кончилась война и пролилось меньше крови своих соотечественников. Многие французы в дни революции искренне жалели «бедного русского царя», который столько раз выручал их. Но население на Западе очень легко регулируется средствами массовой информации. И его быстро научили восторгаться, что Россия наконец-то сбросила «тиранический режим», и теперь под руководством западных учителей будет приобщаться к благам демократии, а русские солдаты станут сражаться за свою свободу еще более храбро, чем сражались за царя.
Политики и дипломаты знали больше. Некоторые из них сами приложили руку к катастрофе России. Но и среди них степень допуска к тайнам была не одинаковой. Для большинства цель подрывной работы выглядела достигнутой. Россия сбита с роли лидера, ослаблена, ее новые правители послушны зарубежным советникам. А дальше, по логике, требовалась стабилизация, чтобы русская армия помогла одолеть врага… И только в высших кругах «мировой закулисы» представляли тайные планы во всей полноте. Россия должна пасть окончательно. И выйти из войны. Да, это потребует от союзников дополнительных сил и жертв. Война продлится дольше, чем могло быть. На полях сражений падут еще сотни тысяч французов, англичан, американцев. Однако и приз обещал быть очень крупным. В подобной ситуации Россия не просто лишится плодов побед, не просто попадет в зависимость от иностранцев. Она никогда уже не сможет быть конкуренткой Запада. И мало того, ее саму можно будет пустить в раздел вместе с побежденными! Таким образом, политические игры в отношении России были очень неоднозначными и «многослойными».
И расстановка политических фигур в нашей стране получалась далеко не простой. Думская оппозиция, раскачавшая государство и подготовившая почву для Февраля, после революции очутилась вдруг «за бортом». Либералы-заговорщики, осуществившие переворот, воображали себя самостоятельными деятелями, получали мощную поддержку Запада и пребывали в уверенности, что так и будет продолжаться. Но когда закулисные силы приходили к выводу, что они отыграли свое, поддержка вдруг прекращалась, их начинали теснить другие лидеры, а прежние неожиданно для себя тоже оказывались «за бортом».
Само понятие патриотизма начало терять почву под ногами. Становилось непонятно, с какими политическими группировками его связывать? В условиях войны казалось естественным — с правительством. Каким бы оно ни было, но представляет общегосударственную власть. Однако правительство, меняя свой состав, быстро «левело» и продолжало вести страну в хаос. Германские агенты действовали не только среди большевиков. Таковыми являлись и министры Временного правительства Чернов, Скобелев, лидер меньшевиков Мартов. Связать патриотические устремления с оппозицией Временному правительству? Но это значило вносить дополнительный раскол и раздрай. Да и оппозиция была слишком разнородной. «Слева» правительство подталкивали рвущиеся к власти еще более радикальные партии — большевики, эсеры, анархисты. «Справа», требуя навести порядок, находились и монархисты, и отброшенные за ненадобностью думцы, либералы-«февралисты». И все играли на патриотических лозунгах. В том числе большевики, указывая на то, как правительство продает Россию иностранцам, посылает в бой солдат за чужие интересы.
На патриотических лозунгах выдвинулся и Керенский. Но, разумеется, не только на лозунгах. Как было указано в прошлой главе, кандидатуру «решительного» и «энергичного» Александра Федоровича усиленно проталкивали иностранцы. А чрезвычайную популярность, овации «общественности», истерики барышень-поклонниц, обеспечили ему не только таланты оратора. Это был и результат бешеной газетной рекламы. Оплачивал которую, ясное дело, не сам Керенский из своего министерского оклада. И вот тут напрашивается невольный вопрос. А почему лоббировали именно Керенского? Западные политики и дипломаты были людьми трезвыми, опытными. Так неужели не разглядели его личных качеств?
Худшей фигуры во главе российской власти отыскать было попросту нельзя. Безмерное позерство и тщеславие доходило в нем до карикатуры. До непонимания рамок элементарных приличий. Он откровенно играл в «бонапарта» — с театральными жестами, адъютантами. И сам получал удовольствие от этой игры. Чего стоил его переезд в Зимний дворец! Обеды в царской столовой, сон в царской постели. Или введенные им церемонии подъема и спуска красного флага, когда министр-председатель и его гражданская жена изволят проснуться или лечь почивать! И все это в сочетании с полнейшим отсутствием деловых способностей, с демагогией и фразерством. Или как раз такие качества учитывались кругами, устроившими его выход на «главную роль»?