Лидере102, великий князь Константин Николаевич — главным начальником флота и морского ведомства.
Последовало несколько высочайших повелений о составе государственного ополчения, сбор которого в 31 губернии первого, второго и третьего призыва дал 358 126 ратников. Кроме того, три дополнительных рекрутских набора поставили под ружье 372 055 рекрутов103.
Созывом ополчения боевые силы России были напряжены до крайних пределов. Тем не менее народ приносил еще значительные добровольные пожертвования. Одних денежных взносов на военные надобности поступило до 6,3 млн. руб., в том числе до 3 млн. на ополчение. Большая часть пожертвований была из губерний великороссийских104.
Патриоты советовали бросить клич, сделать войну народной и поднять славян, подвластных Турции и Австрии. Но могло ли решиться на такую революционную меру правительство, державшее народ в рабстве и привыкшее даже за рубежом поддерживать реакционные режимы против восставших народов?
3(15) марта 1855 г. на Венской конференции начаты были переговоры о мире, но они закончились безрезультатно, вследствие разногласия по вопросу о пересмотре трактата о проливах 23 мая (4 июня) 1855 г.105.
Последние сражения за Севастополь
Боевые действия в Севастополе продолжались. Армия союзников возросла до 120 тыс. человек (80 тыс. французов, 15 тыс. англичан и 25 тыс. турок). Неприятель использовал против осажденных тяжелую полевую артиллерию, численность которой возрастала. 7 марта при обстреле Камчатского редута был убит начальник обороны Малахова кургана контр-адмирал Владимир Иванович Истомин.
Ему ядром оторвало голову, и кости его черепа контузили нескольких офицеров.
8 марта в Севастополь прибыл новый главнокомандующий Горчаков. «Ветхий, рассеянный, путающийся в словах и в мыслях старец, — писал о нем современник, — носивший это громкое название, был менее всего похож на главнокомандующего. Зрение его было тогда до такой степени слабо, что он не узнал третьего от себя лица за обедом... Слух или, точнее сказать, весь организм... был сильно временами расстроен... Случалось так, что казак, не расслышав хорошо, что пробормотал ему своим невыразительным языком главнокомандующий, и не смея переспрашивать, приводил его вовсе не туда, куда было приказано, а к кому-нибудь другому... Точно так же носило его иногда по севастопольским батареям, Бог ведает зачем: кого он там воодушевлял, этот непопулярный, никому из солдат и матросов неизвестный генерал?..»106
Между тем защитники Севастополя показывали величайший пример активной обороны, нанося противнику внезапные удары смелыми вылазками и ночными дерзкими поисками. Раньше всех и без приказания высшего начальства стали делать вылазки пластуны. Они ползали, как кошки, подкрадывающиеся к птицам, и неожиданно бросались на ошеломленного неприятеля.
Чудеса храбрости совершали лейтенант Николай Бирюлев, боцман Степан Буденко, матросы Игнатий Шевченко, Федор Заика, Петр Кошка107, солдаты Афанасий Елисеев, Яков Махов и многие другие. Кошка участвовал в 18 вылазках, взял в плен и привел в город 6 неприятельских солдат.
Лейтенант Н. А. Бирюлев в течение нескольких месяцев подряд почти каждую ночь принимал участие в вылазках, командуя отрядом добровольцев. На одной из вылазок, когда он столкнулся лицом к лицу с несколькими вражескими солдатами, матрос Игнатий Шевченко бросился вперед и грудью заслонил любимого командира от вражеских пуль.
Обычно вылазки предпринимались отрядами по 100—200 бойцов, в отдельных случаях в них участвовали целые полки. Такие действия наносили серьезный урон противнику, мешая осадным работам и заставляя его постоянно находиться в изматывающем напряжении и тревоге. Пластуны же научили пехотинцев, ходивших в охотники, следующему приему. Сначала они подползали к вражеской траншее, шагов за тридцать останавливались, давали залп и с криком «Ура» снова падали; как только неприятель ответит на залп, они с новым криком «Ура» быстро бросались в траншеи и шли в штыки.
Контр-адмирал Ф. М. Новосильский108 сетовал на то, что подчиненные ему флотские артиллеристы не выполняют его приказа об отводе их в тыл на отдых, «изъявляя готовность защищаться и умереть на своих местах».
Великий хирург Н. И. Пирогов писал из Севастополя, что едва ли не каждый раненый из находившихся в его лазарете «горюет не о потерянной руке или ноге, а скорбит душой о том, что не может остаться в рядах своих товарищей». Многие из раненых по этой причине вовсе не ложились в лазарет, а сделав наскоро перевязку, оставались в строю. Раненный в руку матрос Колпаков отказался покинуть свое орудие, заявив командиру: «Помилуйте, ваше благородие, разве одною рукой нельзя действовать?»
Неутомимо работавший Пирогов, ежедневно выполнявший по 10-12 сложнейших операций, возбуждал «в других одушевление и ревность к труду109.
Сестра милосердия А. М. Крупская писала, что Пирогов, «как родной отец о детях, так он заботился о больных, и пример его человеколюбия и самопожертвования сильно на всех действовал, все одушевлялись, видя его; больные, к которым он прикасался, как бы чувствовали облегчение... Солдаты прямо считают Пирогова способным творить чудеса. Однажды на перевязочный пункт несли на носилках солдата без головы; доктор стоял в дверях, махал руками и кричал солдатам: «Куда несете? Ведь видите, что он без головы». «Ничего, ваше благородие, — отвечали солдаты, — голову несут за нами; господин Пирогов как-нибудь привяжет, авось еще пригодится наш брат-солдат...»110
Наряду с докторами и фельдшерами самоотверженно трудились и гибли от болезней и бомб сестры милосердия Крестовоздвиженской общины111. Многие севастопольские женщины и дети с риском для жизни приходили на бастионы и батареи, принося пищу и воду бойцам. Они же участвовали в инженерных работах, оказывали нередко и первую медицинскую помощь раненым. Десятки пострадавших от вражеских пуль и бомб были спасены 18-летней дочерью матроса Дашей Севастопольской112 и молодой женой офицера Елизаветой Хлапониной.
Благодаря изобретательности и энергии Тотлебена защитники города не только не ограничились обороной первой линии укреплений, но даже под огнем союзников постоянно продолжали продвигаться вперед последовательными апрошами113. В самый разгар осады города защитники его воздвигли перед Малаховых курганом знаменитое укрепление — Зеленый курган. Даже Ф. Энгельс, находящийся