Герцог потянулся к свету. Долгие месяцы он испытывал недостаток в ясном осмыслении собственных мотивов. Но ясность постепенно возвращалась к нему, и если сейчас он хочет оставить свет приглушенным, то лишь для того, чтобы полускрыть происходящее и то, что он намеревается сделать.
Тусклый поднимающийся огонек осветил слезы на ее лице.
Герцог растерялся, у него было такое чувство, будто комната поплыла вокруг него. Плачет? Почему?
– С вами все в порядке?
Оливия прикрыла лицо запястьем – скрытный и смущенный жест.
– Да. Конечно. Прошу прощения, мне не следовало приходить сюда. – Она посмотрела ему за спину. Судя по тому, как экономка перенесла вес с одной ноги на другую, понял герцог, она прикидывала, как бы ей рвануться к двери.
Он должен отпустить ее. Ему не нравилось видеть ее огорченной. Это как-то не вязалось с тем, что герцогу было известно о ней. Впрочем, ее переживания не должны его волновать. Он отпустит ее.
– Сядьте, – вместо этого сказал Марвик.
Оливия с явным нежеланием повиновалась, отдав предпочтение креслу, стоящему возле двери. Герцог взял книгу, которую она оставила на диване.
– «Рассказы полуночного путешественника», – прочел он название книги на корешке.
Оливия поморщилась.
– Сущая чепуха, – промолвила она. – Это… – Похоже, только в тот миг она вспомнила, в чьей библиотеке находится, и покраснела.
– Хотите почитать другую? – Он обвел взглядом шкаф. Святой Августин показался ему слишком тяжелым, однако внезапно молитва показалась ему интересной: «Дай мне целомудрие, Господи, но не сейчас». – Может, Остин? Леди обычно интересуются ее книгами.
Оливия задумалась.
– О! Я не заметила здесь ее книг, – промолвила она. – Да, пожалуйста.
Герцог вытащил с полки две книги и протянул их Оливии – на выбор. Она взяла «Гордость и предубеждение», а затем стала смотреть на обложку с таким замешательством, словно не знала, что с ней делать.
Он отнес вторую книгу на диван и демонстративно открыл ее.
– Читайте, миссис Джонсон! – сказал герцог.
«Никто из тех, кто знал Кэтрин Морган в детстве, и предположить бы не смог, что она станет героиней романа. Общественное положение и характеры ее родителей, ее собственные качества и наклонности – все это в равной степени было против нее…»
Наконец Марвик услышал шелест перелистываемой страницы. Заскрипела кожа – это экономка уютнее устраивалась в кресле.
Герцог откинулся на подушки. Забытая для него роскошь – делить с кем-то молчание. Прислушавшись, он мог услышать ее ровное дыхание. Какой-то шорох, шелест ее ночного платья, когда она снова зашевелилась.
– Вы действительно собираетесь читать «Нортенгерское аббатство»?
Подняв голову, он увидел что Оливия изумленно таращит на него глаза.
Она порозовела.
– Нет, что вы, конечно, нет. – Потом Оливия захлопнула книгу и встала. Подол ее халата на мгновение приподнялся, открывая взору лодыжки, но и этого мига было довольно, чтобы их вид запечатлелся в его памяти. Без чулок они смотрелись еще лучше: тонкие, белоснежные.
– Если я могу взять это…
– О, вы можете читать тут! – воскликнул герцог. – Если только вы не опасаетесь непристойных сцен.
Оливия прикусила губу. Оценила расстояние между креслом и дверью.
– Мне следует их бояться?
Он улыбнулся. Справедливый вопрос, но ее смелость никогда его не удивляла.
– Только не сегодня. – Не после того, как она плакала.
Оливия задумчиво села. От внимания Марвика не ускользнуло, как она быстро, явно стараясь сделать это незаметно, расправила подол халата, чтобы не было видно ни намека на лодыжку. Какая жалость! Уж если человеку суждено иметь экономку, то пусть она будет безрассудна со своим подолом!
– Полагаю, книги мисс Остин – не совсем подходящее чтение для мужчин, – заметил он. – Признаюсь, в мужской компании я бы предпочел читать что-то другое. Возможно, на латыни.
Оливия попыталась сдержать улыбку, но безуспешно.
– Какая удача, что я – не мужчина, – сказала она.
– Я тоже так думаю.
Улыбка Оливии погасла, и она опустила глаза на книгу.
Стало быть, он все-таки имеет представление о собственной низости – небольшое, короткое, словно вспышка фар пролетающего мимо поезда, едва осветившая его мотивы. В конце концов ее слезы значения не имеют.
Где же сожаление, отвращение, которые должна была бы пробудить эта глупая мысль? Он был не в состоянии понять, где они. Оливия сидела на расстоянии пяти футов от него, румянец упрямо полз вниз по ее шее и скоро покрыл пятнами гладкие ключицы. Халат обнажал дразнящие дюймы ее шеи и верхней части груди, обычно прикрытые шерстяным платьем, – алебастровые и такие светлые, что он мог разглядеть тонкие прожилки сосудов, которые, конечно же, спускаются вниз, под воротник халата, к грудям. К соскам! Боже, как ему хочется испробовать их на вкус!
Оливия откашлялась.
– А что вам нравится в ее романах? – Ее голос прозвучал сдавленно и был полон деланой вежливости. Она, конечно, поймала на себе его взгляд и теперь хотела вернуть внимание Марвика к более приличным вещам.
– Мир, который она описывает. – Герцог наблюдал за тем, как ее большой палец скребется по уголку книги, снова и снова пробегая по самой заостренной части. Марвик никак не мог понять, что беспокоит экономку, и это его тревожило. Он видел очертания ее тела, чувствовал ее внутреннюю горячность. Но не знал подробностей. Ее детства. Ее происхождения. Пробелы в этих знаниях внезапно показались ему неправильными, странными, требующими устранения.
– Что вы имеете в виду под словом «мир»? – спросила Оливия.
– Портреты семей. Она же чудесно их описывает.
Ее палец замер.
– Вообще-то все они довольно вздорные, – заметила Оливия.
– Да. – Именно это герцогу в них и нравилось. – Суетливые, многочисленные, несовершенные. И все равно они друг друга любят. – Марвик вдруг удивился тому, что его вообще интересует вся эта сентиментальная ерунда. Но Оливия смотрела на него выжидающе, поэтому, пожав плечами, он продолжал: – Даже такие отвратительные персонажи, как… – он кивком головы указал на книгу, лежащую на коленях Оливии, – …как ее имя? Ну та, невыносимая, которая убегает?
– Лидия, – подсказала она.
– Да, Лидия, – согласился герцог. Полуулыбка экономки напомнила ему греческое изображение… пожалуй, прорицательницы Сибиллы. Он так и видел, как она одаривает всех своей мудростью из какой-то священной пещеры, ее удлиненное бледное лицо светится в темноте, а круглые глубокие глаза осматривают человека для важного предсказания. У нее волосы цвета меди – священного металла. Мужчины в древние времена делали из него амулеты.