– Но я почти что разведен!
– Вы как маленький, честное слово. Каким образом она могла выяснить, что вы с женой разводитесь? А вот узнать про наличие жены – запросто.
Астраханцев немедленно подумал и о спальне, напичканной женскими вещами, и о своем паспорте, лежавшем в кармане пиджака. Может быть, Люба видела паспорт? В конце концов, он тоже обследовал ее вещи и листал документы. Он лазил по ее карманам, и в этом не было ничего предосудительного – в сложившихся обстоятельствах! Наверное, она что-то такое заподозрила и решила проверить. Так все и раскрылось…
– Когда она поняла, что я не Грушин, а непонятно кто, – стал вслух размышлять Астраханцев, – она наверняка очень испугалась.
– А если вы ей к тому же понравились, она теперь просто раздавлена, – подлила масла в огонь Люда. – Знаете, я рада, что вы купили билет на поезд. Это благородно. Конечно, только в том случае, если вы собираетесь сочинять сказку, а не трагикомедию.
– Я хочу именно сказку, – серьезно глядя ей в глаза, ответил Астраханцев. – Я постараюсь. Ведь это будет и моя сказка тоже.
Некоторое время они молча пили кофе, и тут хозяин все-таки спохватился:
– А что произошло у вас с Грушиным? Ну, узнали вы, что он – это не я. А что было дальше? Он-то сам догадался, что вы не Люба?
– В самый последний момент. Но между нами все рухнуло еще до этого.
– Почему? – удивленно спросил Астраханцев.
– Ну, вы же видите, что я не Брижит Бардо, – с напускным безразличием ответила Люда. – Когда мы были вдвоем, все казалось великолепным. Однако наутро он занервничал, а когда появились его друзья, отвернулся от меня. Понимаете, я не причесалась, не подвела глаза, не надела парадное платье и все такое… Без всех этих обязательных процедур меня нельзя демонстрировать обществу. Общество на это очень живо реагирует.
Астраханцев смотрел на нее во все глаза. Он даже рот приоткрыл, как младенец, завороженный погремушкой. Когда Люда закончила свою тираду, он схватился за голову и простонал:
– Боже мой, какая же вы дурочка!
– Серьезно? – спросила она сквозь слезы, слюдяной стеной вставшие между ней и миром. Мир казался искаженным до неузнаваемости и кругло вращался, словно прилепился к боку мыльного пузыря. Чтобы он перестал ездить взад и вперед, пришлось воспользоваться салфеткой. Стоило приложить ее к глазам, как слезы хлынули рекой.
– У меня просто талант, – саркастически заметил Астраханцев. – В моем присутствии женщины рыдают, как заведенные. Ладно, рыдайте и слушайте. Слушайте, что я говорю, это важно. Люда, – проникновенно обратился он к ней, сцепив руки перед собой в замочек и положив их на стол. Такая поза была для него привычной. На семинарах он мог сидеть так часами и вещать, словно оракул. – Люда. Если мужчине нравится женщина, она ему нравится не потому, что у нее искусно подведены глаза.
– Я знаю! – сквозь слезы прогундосила та, трубно высморкавшись. – Если женщина красива, ей косметика вообще не нужна! От нее и так все сходят с ума.
– Во-о-от! Зрите в корень, – оживился Астраханцев и даже заулыбался. – Вы сейчас ухватили самую суть. Вы сказали: «От нее и так все сходят с ума». Лично я не собираюсь спорить с очевидным. На красивую женщину действительно таращатся все мужчины. Возможно, все ее хотят, простите за откровенность. Но! Не все ее любят.
Люда с любопытством зыркнула на него из вороха салфеток.
– Да-да, подумайте сами. Красивые женщины могут наслаждаться своей внешностью, ловить обожающие взгляды, но устраивать личную жизнь им приходится точно так же, как и простым смертным.
– Но они не попадают в унизительные ситуации!
– Если вы нравитесь мужчине, значит, именно ваша внешность пришлась ему по душе. А Брижит Бардо нервно курит в сторонке.
– Его друзья приняли меня за уборщицу, – по-детски пожаловалась Люда, захватывая воздух оттопыренной нижней губой.
Нос у нее, ясное дело, был заложен и напоминал маленькую сливу, побледневшую от мороза. Астраханцев точно знал, что, если бы Люда нравилась ему, ему хотелось бы целовать и этот нос, и ее мокрые глаза, и распухшие от слез губы… О чем только думает этот идиот Грушин?!
Глава 12
Грушин лежал и думал о том, что время стремительно уходит, что Люда растворяется в пространстве и он никогда ее не отыщет. Он понятия не имел, кто она такая, почему появилась в его квартире и куда исчезла. Конечно, она поступила нечестно! Ускользнула в ту минуту, когда он реально вышел из строя. Впрочем, она могла этого и не заметить.
Он вспомнил ее глаза прямо перед тем, как на него накатила тошнота. Люда стояла у окна, освещенная солнцем, и выглядела такой храброй и беззащитной одновременно, что сжималось сердце. Элина предлагала выставить ее из квартиры, а Белоусов уже достал бумажник, чтобы платить ей деньги… А он сам при этом молчал, как тупой осел! Господи, что она тогда о нем подумала?!
На ее месте он бы тоже сбежал и из гордости никогда больше не вернулся бы.
С этой неутешительной мыслью он провалился в сон, а когда проснулся, на улице уже стемнело, а комната была заполнена густыми тенями. Ганимед Ванильный Дым залег на соседней подушке, издавая низкие утробные звуки и впиваясь когтями в синтепон. На постели сидела незнакомая женщина. Вернее, нет, уже знакомая – Люба. Сложив руки на коленях, она смотрела в окно рассеянным взором. Она была абсолютно несчастна, Грушин понял это мгновенно, едва вырвавшись из пелены сна.
– Простите, я, кажется, вырубился, – пробормотал он, попытавшись сесть. Но тут же снова упал на подушку, потому что локти были ватными.
– Извиняться совершенно ни к чему. Вам же дали лекарство, так что все закономерно.
Она поднесла ему чашку с теплым питьем. От чашки пахло медом, и Грушин почувствовал вдруг, что внутри него все размякло и поплыло. Все было безнадежно.
– Вы хотели рассказать мне свою историю, – сказал он, жалея всех на свете несчастных влюбленных. Себя, Любу…
– Вы точно хотите узнать о моих приключениях?
– Да, – покорно ответил Грушин. – Действительно хочу. Должен же я понять, что случилось с женщиной, которую я позвал к себе жить. То есть с вами.
– Теперь ничего не получится, – покачала головой Люба. – Я имею в виду – у нас. Кое-что произошло.
– У меня тоже.
– В самом деле? А что конкретно?
– Про меня потом. Давайте начнем все-таки с вас. Кажется, вы уже начинали рассказывать, но я тогда уже начал проваливаться в сон и ничего не запомнил.
– Дело в том, – улыбнулась ему Люба, – что в жизни случаются странные совпадения. Отправляясь в Москву, я записала ваш адрес на листке бумаги. А когда приехала, поняла, что не могу разобрать номер дома – не то десять, не то шестнадцать.