ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ{9}
Глава первая
1918 годВсю ночь гремела канонада.Был Псков обложен с трех сторон.Красногвардейские отрядыС трудом пробились на перрон.
И следом во мгновенье окаСо свистом ворвались сюдаГерманцами до самых оконНапичканные поезда.
Без всякой видимой причиныОдин состав взлетел к чертям.Сто три немецких нижних чина,Три офицера были там.
На рельсах стыли лужи крови,Остатки мяса и костей.Так неприветливо во ПсковеНезваных встретили гостей!
В домах скрывались, свет гасили,Был город темен и колюч.У нас врагу не подносилиНа золоченом блюде ключ.
Для устрашенья населеньяБыл собран на Сенной парад.Держа свирепое равненье,Солдаты шли за рядом ряд.
Безмолвны и длинны, как рыбы,Поставленные на хвосты;Сам Леопольд Баварский прибылРаздать Железные кресты.
Германцы были в прочных касках,Пронумерованных внутриИ сверху выкрашенных краскойКонцерна «Фарбен Индустри».
А население молчало,Смотрел в молчанье каждый дом.Так на врагов глядят сначала,Чтоб взять за глотку их потом.
Нашлась на целый город толькоПятерка сукиных детей,С подобострастьем, с чувством, с толкомВстречавших «дорогих» гостей.
Пять городских землевладельцев,Решив урвать себе кусок,Сочли за выгодное дельцеСостряпать немцам адресок.
Они покорнейше просили:Чтоб им именья возвратить,Должны германцы пол-РоссииВ ближайший месяц отхватить.
Один из них в особом мненьеПросил Сибири не забыть,Он в тех краях имел именьеИ не хотел внакладе быть.
На старой, выцветшей открыткеЗапечатлелся тот момент:Дворянчик, сухонький и жидкий,Читает немцам документ.
Его козлиная бородка(Но он теперь бородку сбрил!),Его повадка и походка(Но он походку изменил!),
Его шикарная визитка(Но он давно визитку снял!) —Его б теперь по той открыткеИ сам фотограф не узнал.
Но если он не сдох и бродитВблизи границы по лесам,Таких, как он, везде находятПо волчьим выцветшим глазам.
Он их не скроет кепкой мятой,Он их не спрячет под очки,Как на открытке, вороватоГлядят знакомые зрачки.
А немец, с ним заснятый рядом,В гестапо где-нибудь сидитИ двадцать лет все тем же взглядомНа землю русскую глядит.
Глава вторая
…перевѣть держаче съ Нѣмци Пльсковичи и подъвели ихъ Твердило Иванковичь съ инѣми, и самъ поча владѣти Пльсковымъ съ Нѣмци, воюя села Новгородьская.
Новгородская Первая Летопись1240–1242 годыДва дня, как Псков потерян нами,И видно на сто верст окрест —Над башней орденское знамя:На белом поле черный крест.
В больших посадничьих палатах,С кривой усмешкой на устах,Сидит ливонец в черных латахС крестами в десяти местах.
Сидит надменно, как на пире,Поставив черный шлем в ногахИ по-хозяйски растопыряСтупни в железных башмаках.
Ему легко далась победа,Был мор, и глад, и недород.На Новгород напали шведы,Татары были у ворот.
Князек нашелся захудалый,Из Пскова к немцам прибежав,Он город на словах отдал им,За это стол и кров стяжав.
Когда Изборск был взят изморомИ самый Псков сожжен на треть,Нашлись изменники, которымНе дало вече руки греть.
Былого лишены почета,Они, чтоб власть себе вернуть,Не то что немцам — даже чертуМогли ворота распахнуть…
Ливонец смотрит вниз, на вече,На черный плавающий дым.Твердило — вор и переветчик —Уселся в креслах рядом с ним.
Он был и в Риге, и в Вендене,Ему везде кредит открыт,Он, ластясь к немцу, об изменеС ним по-немецки говорит.
Он и друзья его просилиИ просят вновь: собравши рать,Должны ливонцы пол-РоссииВ ближайший месяц отобрать.
Но рыжий немец смотрит мимо,Туда, где, свесившись с зубцов,Скрипят веревками под нимиПять посиневших мертвецов.
Вчера, под мокрый вой метели,В глухом проулке псковичиНа трех ливонцев налетели,Не дав им выхватить мечи.
Но через час уже подмогаВдоль узких уличек псковскихПрошла кровавою дорогой,Топча убитых и живых.
Один кузнец, Онцыфор-Туча,Пробился к городской стенеИ вниз рванулся прямо с кручиНа рыцарском чужом коне.
За ним гнались, но не догнали,С огнем по городу прошли,Кого копьем не доконали,Того веревкой извели.
Они висят. Под ними берег,Над ними низкая луна,Немецкий комтур Герман ДерингСледит за ними из окна.
Он очень рад, что милосердныйЛюбезный рыцарский господьПомог повесить дерзких смердов,Поднявших руку на господ.
Они повешены надежно,Он опечален только тем,Что целый город невозможноРазвесить вдоль дубовых стен.
Но он приложит все усилья,Недаром древний есть закон:Где рыцаря на пядь впустили,Там всю версту отхватит он.
Недаром, гордо выгнув выи,Кривые закрутив усы,Псковские топчут мостовыеЕго христианнейшие псы.
Глава третья
…а инiи Пльсковичи вбѣжаша въ Новъ городъ съ женами и съ дѣтьми…
Новгородская Первая ЛетописьУйдя от немцев сажен на сто,Онцыфор, спешась, прыгнул в лес,По грязи, по остаткам настаС конем в овраг глубокий влез.
Он мимо пропустил погоню,И конь не выдал — не заржал.Недаром в жесткие ладониОнцыфор храп его зажал.
Скорее в Новгород приехать!Без отдыха, любой ценой!Пусть длинное лесное эхоСемь суток скачет за спиной!
Еще до первого ночлегаЗаметил чей-то синий трупИ под завязшею телегойУже распухший конский круп.
Потом телеги шли все чаще,И люди гнали напроломСквозь колкие лесные чащи,Сквозь голый волчий бурелом.
Бросали дом и скарб и рвалисьИз Пскова в Новгород. ВсегдаВрагам России доставалисьОдни пустые города.
На третий день над перевозомОн увидал костры, мешкиИ сотни сбившихся повозокУ серой вздувшейся реки.
Все ждали здесь, в грязи и стуже,Чтоб лед с верховий пронесло.Онцыфор снял с себя оружие,С коня тяжелое седло.
На мокрый камень опустившись,Стянул сапог, потом другойИ, широко перекрестившись,Шагнул в волну босой ногой.
От стужи челюсти стучали,С конем доплыл до скользких скал.С другого берега кричали,Чтоб в Новгород скорей скакал.
От холода себя не помня,Он толком слов не расслыхал,Но в знак того, что все исполнит,Промокшей шапкой помахал.
Сквозь дождь и град, не обсыхая,Онцыфор весь остаток дняГнал в Новгород, не отдыхая,От пены белого коня.
Под вечер на глухом проселкеСреди затоптанной землиНа конский след напали волкиИ с воем по следу пошли.
Но конь не выдал, слава богу,Скакал сквозь лес всю ночь, покаНе рухнул утром на дорогу,Об землю грохнув седока.
Хозяин высвободил ногу,Дорогу чертову кляня,Зачем-то пальцами потрогалСтеклянный, мокрый глаз коня.
Была немецкая коняга,А послужила хорошо…И запинающимся шагомОнцыфор в Новгород пошел.
Да будь хоть перебиты ноги,В дожде, грязи и темнотеОн две, он три б таких дорогиПрополз молчком на животе.
Был час обеденный. Суббота.Конец торговле наступал,Когда сквозь Спасские воротаОнцыфор в Новгород попал.
Крича налево и направо,Что псам ливонским отдан Псков,Он брел, шатаясь, между лавок,Навесов, кузниц и лотков.
И, наспех руки вытирая,В подполья пряча сундуки,В лари товары запирая,На лавки вешая замки,
Вдоль всех рядов, толпой широкой,На вече двинулись купцы,Меньшие люди, хлебопеки,Суконщики и кузнецы.
Вслед за посадником степенным,Под мышки подхватив с земли,На возвышенье по ступенямОнцыфора приволокли.
И, приподнявшись через силу,Окинув взглядом все кругом,Он закричал, стуча в перилаКостлявым черным кулаком:
«Был Псков — и нету больше Пскова,Пора кольчуги надевать,Не то и вам придется скороСапог немецкий целовать!»
Глава четвертая