Девочка, потупясь, испуганно подошла. Императрица нежно подняла ее лицо, целует в щеку и произносит торжественно:
– Твоему отцу мы обязаны частью блеска нашего царствования. Это он присоветовал нам послать флот в архипелаг и пожег турок.
Девочка совсем оробела, молчит.
– Ну, поиграй с собачками, – смеется императрица и милостиво указывает на двух левреток, лежащих в корзине. – Познакомься: это семейство сэра Тома Андерсена-младшего...
Анна подходит к собачкам и молча стоит над ними, не зная, что делать. Собачки лают.
– Ах, мой друг, – говорит императрица графу, – поверь моему пред сказанию: эта девушка много хорошего обещает!
Анна Алексеевна Орлова, оставшись после смерти отца двадцати с небольшим лет и оказавшись владелицей величайшего состояния в России, отказала многочисленным женихам. И до смерти жила в постоянных молитвах и постах, будто замаливая чьи-то грехи. Она купила землицу близ новгородского Юрьева монастыря, перебралась туда на постоянное жительство и перенесла в монастырь прах отца и братьев его, Григория и Федора-.
Девочка пытается играть с собачками.
– Ну до чего хороша, отбоя от женихов не будет! – говорит Екатерина и с улыбкой обращается к графу: – Вы редко посещаете меня, Ваше сиятельство, но я часто думаю о нас, о нашей жизни. Вот и дожили до революции... Наказал Господь... Вот и увидели, батюшка, как чернь на глазах благодушествующих монархов отрубила голову христианнейшему королю... А ведь началось-то все при нас с тобой. Со слов наших поспешных о свободе, о просвещении... Да и сама я, что самое смешное, всю жизнь посвятившая себя идее самодержавия, как безумная, повторяла все эти злые умствования французских мудрецов и гиппохондриков – Руссо и прочих... И вот теперь, в старости, я узнала: свобода лишь призрак обманчивый, ведущий к хаосу и к бездне. А эти наши разговоры о реформах... О, теперь я поняла... Бойтесь перемен, самодержцы! Ибо лучшее всего лишь враг хорошего.
Алексей Григорьевич с почтительной усмешкой слушал императрицу.
– Да тебе это все неинтересно... рысаки!.. – Она засмеялась. – Прости, мой друг, но я все больше чувствую, что совсем одна. Они все умерли, не с кем поговорить... Они все ушли...
Неслышно открылась потайная дверь в стене, и появился черноволосый красавец, этакий «изящный французик», Платон Александрович Зубов, князь, генерал-адъютант, последний фаворит Екатерины.
– Ах, Платон, душа моя... – начала императрица.
Увидев Орлова, фаворит сделал капризную гримасу и исчез в стене.
– Ох, своенравный ребенок... Да-да, знаю, ты с ним не ладишь, Алексей Григорьевич. А я всегда мечтала, чтобы вы все... все дружили... Этот гениальный ребенок так скрашивает мое одиночество. – Она вздохнула. – Вечная весна! – Она улыбнулась. – Кстати, все хочу спросить тебя, граф: почему ты живешь один? Жена твоя померла уж давно... Ты здоров, слава богу. И вообще богатырь хоть куда! Да и дочери твоей лучше будет. – Императрица нежно взглянула на девочку, игравшую с собачками. – Решайся, граф, я так люблю устраивать чужие браки...
– Не могу, – усмехнулся граф, – после нее – все... Жену взял, думал – получится... И – ничего! Все пустое.
Императрица с изумлением поглядела на него, а граф бессвязно шептал:
– Будто опоила она меня. Забыть ее не могу... Вот ведь как оказалось– то: во всю жизнь только ее и любил...
Екатерина глядела на него с возрастающим удивлением.
– Ты о ком... Алексей Григорьевич?
– Да ты что, матушка?.. – прошептал Орлов.
Екатерина продолжала смотреть на него с величайшим изумлением.
– Ваше величество... Неужто всерьез... не помните?..
– Ах, Алексей Григорьевич, – благодетельно сказала императрица. – Мы учредили три десятка новых губерний, выстроили, почитай, сто пятьдесят новых городов, заключили четыре десятка мирных трактатов... А сколь ко было войн и побед!.. И притом писали прозу, стихи, пьесы... Ну как тут нам все в голове удержать-то? – И она засмеялась и совсем ласково сказала: – Не сердись, Христа ради, Алексей Григорьевич, но... не помню.
Ветер, ветер метет снег по двору Петропавловской крепости, где когда-то был Алексеевский равелин и была та могила...
И заброшенная часовня во дворе разрушенного Новоспасского монастыря...
И старинный шандал с экраном в том таинственном старом доме: она томно склонила прекрасную головку, и все гадает, и все глядит в серебряный таз на маленькие кораблики с горящими свечами...