Читать интересную книгу Рыцари былого и грядущего. Том II - Сергей Катканов

После этого разговора Хасан вернулся домой, как в тумане. Он сразу же рухнул на постель, и сознание оставило его. Проснулся за полночь, почувствовав сильный жар и озноб. Он метался, что-то выкрикивал, потом потерял сознание, а вскоре уже перестал чувствовать грань между сном и явью. Кажется, к нему подходили родители, потом какие-то лекари, они что-то говорили, но их слова не доходили до него. «Как они не понимают, что меня здесь нет, я в ином мире, в страшном мире», — эта мысль сверлила Хасана.

Потом он узнал, что бился в горячке три дня, никто уже не надеялся, что он встанет на ноги, думали, что он без сознания, но это было не так. Его сознание находилось в аду — среди кошмарных фантастических картин, в море непостижимых открытий. Тогда он понимал то, что не понимает ни один человек на земле. Но он всё забыл. Память сохранила лишь одну картину. Он смотрит на своё тело и видит, как оно покрывается гнойными струпьями и начинает гнить. Вот уже видны кости, с которых кусками падает его тухлая зловонная плоть. Потом вспыхнул яркий свет, сокрывший его бренные останки. Стало хорошо. Когда свет постепенно исчез, он увидел, что его тело вполне здорово, но оно не такое как прежде. Оно стало совершенным и даже слегка светилось. Аллах даровал ему новое тело, новую кожу. Он разглядывал себя спокойно, ничему не удивляясь. Теперь он уже никогда не станет прежним. Изменение, которое с ним произошло, затронуло не только тело, но и разум, и душу. Теперь он твёрдо, уверенно и спокойно видел перед собой путь, которым ему надлежит идти.

Во время этих метаморфоз Хасан почувствовал, что некая великая личность незримо присутствует рядом с ним. Хасан понимал, что именно через этого незримого и великого Аллах творит над ним Свою волю. Надо узреть Незримого, постичь Непостижимого, и тогда он сможет изменить весь мир.

Хасан нашёл себя лежащим в постели. Жар и озноб прошли. Сознание было ясным, как никогда. Он внимательно рассмотрел свои руки и убедился, что они — обычные, человеческие. Но он твёрдо знал, что это лишь кажется. Ничего обычного, человеческого в нём больше никогда не будет. Он хотел стать Хасаном. И он стал Хасаном.

* * *

Когда Амира увидел своего друга после болезни, он был поражён неподвижностью его лица. Это уже не было лицо 17-летнего юноши, но и на лицо зрелого мужа или старика оно нисколько не походило. Амира, было, подумал: «лицо мертвеца», но сразу же понял, что это не так. В лице Хасана была жизнь, но жизнь недоступная простому человеческому пониманию. Хасан, между тем, очень тихо и спокойно сказал:

— Я достиг понимания скрытых целей и конечной истины измаилитов. Мне необходимо поговорить с вашим даи.

* * *

Хасан проходил обучение сначала у одного даи, потом у другого. Учился ли он на самом деле? Скорее, высасывал своих учителей, как паук мух, потом отбрасывал за ненадобностью. Он знал, что они — никто, они могут лишь дать ему необходимую информацию, без которой не обойтись. По-настоящему можно учиться только у имама, который сам по себе — истина. В этом и был измаилизм. Шииты лишь ждут Махди, тем самым признавая, что сейчас у них нет истины. К измаилитам Махди уже пришёл и его наследник сейчас в Каире. Хасан не просто понимал, а чувствовал измаилизм всем своим изменённым естеством. В центре всего стоит личность. Нет личности — нет истины. Истина не есть теория, это человек. Имам. Посредник между Аллахом и людьми. Поэтому так мало значения имеют учителя, которые являются лишь носителями информации.

Впрочем, у последних не было повода обижаться на Хасана. Всегда спокойный, вежливый и очень внимательный по всему, что ему говорили, он схватывал учение на лету и никогда не противоречил своим учителям. Кланялся, как подобает, делал всё, что ему велели. Кто-то улавливал за его вежливой покорностью крайнюю степень высокомерия. Но придраться было не к чему. Кого-то пугало его неподвижное, лишённое мимики лицо. Никто не видел, чтобы Хасан улыбался, не говоря уже про смех. Но и это было затруднительно постановить Хасану в упрёк. Учителя сходились во мнении, что этот юноша, возмужав, очень много сделает для распространения их учение. Хасан так не считал. Но не собирался делать «очень много». Он знал, что сделает всё и даже чуть больше. Сначала он положит к ногам имама Персию, а потом весь мир.

Путаница измаилитского учения больше не смущала Хасана, хотя он по-прежнему весьма иронично воспринимал это «суп из семи круп». Измаилиты тужились, желая соединить исламские представления о мире с доисламскими греческими, персидскими, вавилонскими верованиями. Получалось не очень стройно. Но это не имело значения. Имам есть воистину снимающий противоречия. Две вещи увлекали Хасана по-настоящему — математика и фехтование. Разум и меч, логика и лезвие — вот что поможет ему завоевать для имама мир.

Он изучил труды всех известных математиков, благо в Исфахане было несколько хороших библиотек. Покупая на последние деньги самую дешёвую бумагу, он самозабвенно решал уравнения, представляя себе, что каждое уравнение — сражение, которое необходимо выиграть. И выигрывал. Даже опытные математики разговаривали с ним на равных.

Фехтовал Хасан так же блестяще. Не обладавший от природы большой физической силой, он был расчётлив, осторожен, молниеносен. Собственно, фехтовальщиком его сделала математика. Он никогда не наносил ни одного лишнего удара, никогда без толку не размахивал саблей, зная, что для победы достаточно одного взмаха клинком. Каждый лишний взмах может стать последним в жизни. Если формула содержит всего лишь один лишний знак — она ошибочна. Это поражение.

Друзей у Хасана не было, хотя многие хотели бы приблизиться к этому человеку, источавшему огромную холодную силу. Но все эти люди были для Хасана «лишними знаками», «ненужными ударами». Впрочем, однажды он сказал Абуфасалу, у которого жил в Исфахане: «Если бы у меня было всего два верных друга, я смог бы победить султана и перевернуть вверх дном всю сельджукскую империю». Значит, он всё-таки нуждался в друзьях? Он просто помнил Архимеда. Зная, что обладает огромной силой, он понимал, что ему нужны только две вещи: точка опоры и рычаг — два верных друга. И тогда мир перевернётся.

Наконец, возведённый в ранг даи, он отправился в Каир, ко двору фатимидского халифа ал-Мустансира — имама измаилитов.

* * *

В Каире Хасан пережил первое в жизни и самое страшное из всех своих поражений. Он потерял имама. Живого имама, которому можно служить, больше не было. Значит не было единственно возможного критерия истины, следовательно не было и самой истины, потому что теперь невозможно было установить её границы. Остался лишь хаос измаилитского учения. И остался сам Хасан. Один на один со всем миром.

Всё произошло не сразу, в утрату имама Хасан долго не мог поверить. Хотя началось это сразу же как только он прибыл в Каир. Город-сад, город-сказка поразил юного перса склонностью к дешёвой показной роскоши и суетливо-торгашеским духом. Он не увидел здесь и намёка на суровый боевой аскетизм, который один только и может позволить измаилитам положить весь мир к ногам имама. Все что-то покупали и продавали, как будто вселенскую империю можно купить. Все, от последних подёнщиков до первых придворных, пускали друг другу пыль в глаза и ходили перед лицом людей, а не перед лицом Аллаха. Все старались обмануть всех и думали только о том, чтобы вырвать друг у друга кусок власти пожирнее, как будто не в этом городе во дворце обитает сама истина.

Измаилитские богословы так же произвели на Хасана впечатление весьма удручающее. Это были такие же торговцы — торговцы знаниями и мнениями. Знаний у них было — хоть отбавляй, мнений — и того больше. Они готовы были с рассвета до заката вести богословские споры и блистать эрудицией. Тот, кто смотрит в глаза самой истине — не спорит. Он знает. И действует. А эти были способны только на пустопорожнюю болтовню.

Хасан очень быстро познакомился с ведущими даи Каира. Он ни чем не выказывал им своего пренебрежения, почтительно поддерживая учёные диспуты, никогда не стараясь переспорить даи, но демонстрируя достаточный уровень знаний, чтобы вызвать к себе интерес. Хасан опять делал вид, что учится и, в известном смысле, он действительно учился, полагая, что многое можно перенять даже у насекомых и, хотя ставил даи не выше последних, всё же старался хоть что-то подчерпнуть из их многословной и суетливой «мудрости».

Хасан ждал главного, ради чего сюда прибыл — возможности припасть к ногам имама и полностью передать ему свой разум, свою силу, свою волю. Вскоре свершилось. Вежливый, внимательный и хорошо образованный перс приобрёл большое уважение среди даи. Его решили представить ко двору.

Дворец так же неприятно поразил Хасана — огромное количество позолоты и ни намёка на подлинное величие. Придворные — в роскошных одеждах, а лица — тупые и самодовольные. Всюду — раболепство и никакого достоинства.