– Я… я… – Она едет в оперу? Никак не сообразить. Иностранный принц попытался соблазнить ее в ее же собственной гостиной. Ну, или как минимум, сделал что–то вроде такой попытки. В присутствии своего мордоворота–телохранителя.
Конечно, ей простительна некоторая скованность мыслей.
– До скорого, леди Оливия, – принц вышел из комнаты, Владимир за ним. А Оливия могла думать только об одном: «Я должна рассказать об этом сэру Гарри».
Вот только она на него сердится.
Разве не так?
_____________________________
(1) Джентри (англ. Gentry) — английское неродовитое мелкопоместное дворянство, занимающее промежуточное положение между пэрами и йоменами.
Глава 14
Гарри пребывал в отвратительном настроении. День начинался просто замечательно и обещал множество радостей до того самого момента, как он вошел в гостиную Ридланд–хауса и наткнулся там на принца Алексея Гомаровского, возможного потомка самого знаменитого холостого русского поэта.
А если не самого, то достаточно знаменитого.
Потом ему пришлось наблюдать, как Оливия строит этому грубияну глазки.
Потом ему пришлось сидеть там и делать вид, что он ничегошеньки не понимает, когда этот сукин сын заявил, что хочет ее изнасиловать. А после выдал свои чертовы слова за ерунду о небесах и туманах.
Потом – пока он сидел дома, пытаясь понять, что же ему делать со второй русской фразой принца, а именно с приказом очаровашке–Владимиру собрать досье на самого Гарри – прибыл письменный приказ Военного Министерства присутствовать нынешним вечером на премьере «Волшебной Флейты», что было бы просто чудесно, если бы он мог смотреть там на сцену, а не на своего нового анти–кумира, вышеупомянутого Алексея из России.
Потом этот чертов принц покинул оперу посреди представления. Уехал как раз, когда началась ария Королевы Ночи. Это же «Ужасной мести жаждет мое сердце! », черт побери! Кто уходит в начале «ужасной мести жаждет мое сердце!»?!
Сердце Гарри тоже немедленно возжаждало ужасной мести.
Он последовал за принцем (а также вездесущим и все более угрожающим Владимиром) до дверей заведения мадам Лару, где принц Алексей, по всей видимости, вкусил ласк одной–двух–трех леди.
Тут уж Гарри решил, что имеет полное право отправиться домой.
Но добрался он туда не раньше, чем до нитки промок под коротким, но необычайно сильным ливнем.
Вот почему, придя домой и сбросив мокрый плащ и перчатки, он мечтал только о горячей ванне. Он так и представлял себе, как от ее поверхности поднимается пар, как горячая вода станет покалывать кожу, и это будет почти болезненно, пока тело его не привыкнет к температуре.
Это будет просто рай. Он жаждал рая в обжигающей ванне.
Но, конечно же, рая ему было не видать, во всяком случае, не этим вечером. Он еще держал в руке обвисший, как мокрая тряпка, плащ, а дворецкий уже вышел в холл и сообщил ему, что специальный посыльный недавно доставил важное письмо, и оно ждет его в кабинете.
И Гарри направился к себе в кабинет, хлюпая и булькая ногами в промокших ботинках, и там понял, что послание не содержало абсолютно ничего важного и срочного, только несколько дополнительных штрихов к биографии принца. Гарри застонал и задрожал, мечтая, чтобы в камине пылал огонь, куда можно было бы бросить оскорбительную бумажку. А потом самому постоять и погреться. Он страшно промок, жутко замерз, и его дико раздражало все вокруг.
А потом он посмотрел вверх.
Оливия. В окне. Пялится на него.
А ведь это она во всем виновата. Или почти во всем.
Он подошел к окну и рывком распахнул его. Она сделала то же самое.
– Я вас ждала, – заявила она, не успел он и рта раскрыть. – Где вы бы… что с вами случилось?
В соревновании дурацких вопросов эти заняли бы второе место, решил он. Но губы его заледенели и посинели от холода, он просто не смог произнести все, что хотел.
– Шел дождь, – отрезал он вместо этого.
– И вы решили совершить под ним дальнюю прогулку?
Он начал прикидывать, удастся ли ему каким–нибудь сверхчеловеческим усилием задушить ее, не сходя с места.
– Мне необходимо с вами поговорить, – продолжила она.
Он понял, что уже не чувствует пальцев ног от холода.
– Это необходимо сделать прямо сейчас?
Она отпрянула с неимоверно оскорбленным видом.
Это не слишком улучшило его настроение. Но, видимо, поведение джентльмена было вбито в него еще во младенчестве, поскольку он не стал молча захлопывать окно, а попытался объясниться.
– Я замерз, я промок до костей. И у меня отвратительное настроение.
– Ну, так у меня тоже!
– Ну, и что же вас так взметушило?
– Взметушило? – саркастически переспросила она.
Он взметнул вперед руку. Если она собирается спорить с ним по поводу выбора слов, разговор окончен.
Похоже, она решила биться на другом поле, поскольку уперла руки в боки и заявила:
– Ну что ж, отлично, раз уж вы спросили, то «взметушили» меня именно вы.
Какая прелесть. Он секунду помедлил, потом, истекая дождевой водой и сарказмом в равных долях, произнес:
– И…?
– И ваше поведение сегодня днем. О чем вы думали?
– О чем я…
Она прямо–таки высунулась из окна и погрозила ему пальцем.
– Вы нарочно провоцировали принца Алексея. Вы хоть представляете, в какое сложное положение это поставило меня?
Секунду он внимательно смотрел на нее, а потом просто ответил:
– Он идиот.
– Он не идиот, – с чувством возразила она.
– Он идиот, – повторил Гарри. – Он недостоин лизать вам туфли. Когда–нибудь вы скажете мне спасибо.
– Я не собираюсь позволять ему лизать меня где бы то ни было! – ответила она, а потом густо покраснела, поняв, что же только что произнесла.
Гарри стало заметно теплее.
– Я не собираюсь позволять ему ухаживать за мной, – сказала она приглушенным и все же странно звонким голосом, так что каждый слог долетал до него совершенно отчетливо. – Но это не значит, что я позволю дурно с ним обращаться в моем собственном доме.
– Ладно. Я извиняюсь. Вы удовлетворены?
От изумления она лишилась дара речи, но он недолго праздновал победу. Всего–навсего через пять секунд беззвучного открывания и закрывания рта, она сказала:
– Не думаю, что это искренне.
– О Господи! – воскликнул он.
Он просто поверить не мог, что она ведет себя так, будто он сделал что–то нехорошее. Он всего лишь следовал чертовым приказам этого чертова военного министерства, и, даже принимая во внимание тот факт, что она и понятия не имеет о каких–то там приказах, какого черта она провела полдня, воркуя с мужчиной, который ее глубоко оскорбил?