несколько Т-34. Шесть танков проехали через уже никем не защищаемые траншеи оборонительной линии В1 и взяли курс прямиком на Пшегиню.
Наши самоходки немедленно открыли по ним огонь. Однако из-за долгого нахождения на марше пушки были разлажены – сказался недостаток конструкции, связанный с большой длиной ствола, составлявшей более шести метров. В результате цели оказались непораженными.
Тогда командиры экипажей скорректировали стрельбу, но русские танки уже тоже открыли огонь. Рядом с моей самоходкой в дом ударил снаряд, но на лице генерала, находившегося возле меня, не дрогнул даже мускул. Надо признать, что, несмотря на его преклонный возраст (ему явно было около семидесяти лет), мужества ему было не занимать.
В этот момент в Т-34 попал снаряд, но ушел в рикошет. Второй же не оставил танку никаких шансов – передняя машина загорелась, и ее экипаж стал выбираться наружу. Остальные же русские танки предпочли ретироваться. Возможно, это было первое серьезное сопротивление, с которым столкнулись русские танкисты с начала своего грандиозного наступления с плацдарма под городом Баранув-Сандомирский. Пока танки Иванов отходили назад за гребень высоты, они потеряли еще один Т-34, так и оставшийся стоять на склоне, объятый пламенем. Затем наступило затишье. Слышен был только треск взрывавшихся в горящих танках боеприпасов.
– Отличная работа! – с воодушевлением воскликнул генерал. – Как вы смотрите на то, чтобы ваша рота заняла позиции на высоте?
– Без поддержки пехоты это исключено, господин генерал, – ответил я. – У меня другое предложение – мы займем круговую оборону на восточной окраине села, а вы тем временем постараетесь как можно скорее прислать нам пехотное прикрытие.
– Согласен! Я пришлю вам батальон пехоты так быстро, как получится, ведь в моем распоряжении находятся только временные боевые формирования.
С этими словами генерал распрощался со мной и довольный поехал назад в Илькенау. Я же совсем не был удовлетворен результатами стрельбы своей роты и распорядился:
– Фельдфебель Нот! Отправляйтесь во взводы! Следует немедленно устранить погрешности в наводке орудий. Кроме того, самоходкам надлежит как можно быстрее занять огневые позиции в хороших укрытиях. И не забудьте замаскироваться!
Остаток дня прошел на удивление спокойно. С востока не раздавалось ни звука. Вероятно, атаковавшие нас танки являли собой лишь слабый передовой отряд, который отошел назад. Однако разведка показала, что позиции на высоте были заняты русской пехотой.
Ночью меня разбудил унтер-офицер радиосвязи Бер:
– Прибыл гауптман с начальником штаба из временного боевого формирования.
Еще толком не проснувшись, я поприветствовал вошедших офицеров. На меня они не произвели хорошего впечатления. Но это ничего не значило – главное заключалось в том, что мы получили подкрепление. Поэтому с моей стороны они встретили радушный прием.
Я ознакомил их со сложившейся обстановкой и на карте показал позиции роты. Из-за темноты мною им были выделены два проводника. Гауптману же я посоветовал оборудовать свой командный пункт поблизости от моего и выделить посыльного для связи. Получив пехотную защиту, мы почувствовали себя намного увереннее и проспали до самого утра. Село Пшегиня, 18 января 1945 года
Еще на рассвете следующего дня гауптфельдфебель Штраус смотался за продовольствием. Поскольку русские активности не проявляли, у меня собрались командиры взводов: лейтенант Цитен, фельдфебель Шнайдер и лейтенант Гладе. Гауптфельдфебель сообщил нам, что ночью в Илькенау прибыл батальон 75-й пехотной дивизии, а вместе с ним из запасной части и пятеро выздоровевших после ранения наших товарищей. Штраус подробно поведал об их злоключениях и особенно о невероятных приключениях между двумя фронтами, во время которых смертью храбрых погиб старший стрелок Кляйн.
– Женщины, сбежавшие от русских, уже отправлены в рейх, – рассказывал гауптфельдфебель. – Осталась только совсем юная девушка, о которой заботился Триммер. Родителей ее убили, и Триммер попросил меня пристроить девушку на время в обозе. Если получится, то он хотел бы отправить ее к своей бабушке и своему дедушке, поскольку чувствует себя за нее ответственным. Малышка привязалась к нему, как к своему отцу.
Все, представив себе тщедушного двадцатишестилетнего унтер-офицера в роли отца девятнадцатилетней «малышки», невольно усмехнулись. После заговорили о временных боевых формированиях.
– Такие формирования можно назвать как угодно, только не воинской частью, – презрительно бросил Штраус. – Вид этих вояк, когда они разгружались в Илькенау, меня просто потряс. Во что превратили наш вермахт, которым мы так гордились?!
– Это действительно сброд, – подтвердил лейтенант Гладе. – Все они являются ограниченно годными или вовсе негодными для военной службы. Чего от них можно требовать? Однако я подозреваю, что это все, что осталось. К ним же можно отнести и солдат, отставших при сомнительных обстоятельствах от своей части, и вообще всяких бездельников, если не дезертиров.
– Ну, пару стреляных воробьев среди них все же можно найти, – решил немного смягчить общее гнетущее впечатление о прибывшем к нам пополнении Шнайдер. – Я видел среди этих вояк командира взвода с Германским крестом в золоте. Лихой парень. Он поделился со мной своими переживаниями – два дня назад их срочно перебросили в Катовице, а потом сразу же посадили на грузовики и отправили в Илькенау. Солдаты практически друг друга не знают. Их постоянно пьяный командир до этого был военным комендантом вокзала и о военном деле не имеет ни малейшего понятия.
– Трагедия заключается в том, что наверху считают эти части регулярными воинскими подразделениями. Отсюда и катастрофические последствия, – добавил я.
Когда все стали расходиться, я распорядился, чтобы Штраус оставил пока в обозе вернувшихся после выздоровления солдат и взял с собой лишь ефрейтора медико-санитарной службы.
– В Илькенау прибыл полк 75-й пехотной дивизии, – уходя, заметил он. – Его солдаты производят великолепное впечатление. Они могли бы стать вам хорошим подспорьем.
В обед артиллерия противника начала обстреливать село, а вслед за этим иваны бросились в атаку. На этот раз без танков. Наши самоходки немедленно заняли огневые позиции и открыли по неприятелю губительный огонь. В результате атака русских захлебнулась.
В это же время в село с другой стороны вошел пехотный полк нашей 75-й пехотной дивизии. Быстро оценив обстановку, командир полка отдал приказ провести атаку с ходу. Прибывшая полковая артиллерия немедленно заняла огневые позиции и стала обстреливать неприятеля, который в панике бросился наутек. Пехотинцы же с громкими криками «Ура!» преследовали русских и вернулись с большим количеством трофейного оружия.
Ближе к вечеру в Пшегине вновь прозвучали сигналы тревоги – русские неожиданно предприняли атаку с юга. Такую возможность со стороны противника командир полка не учел, приказав оборонять село с данного направления солдатам временного боевого формирования. Эти «герои», завидев неприятеля, сразу же бросились наутек, и иваны чуть было не добрались до церкви в середине села.