Он надеялся, что девушки вот-вот начнут обсуждать остальных, более того, начнут обсуждать его. Пусть подслушивать и аморально, но зато очень полезно. Борис очень хорошо это знал, и порой страсть к незримому присутствию при чужих разговорах помогала ему избегать не только серьезных ошибок, но и бед. Кроме того, это было так… так…
При всем богатстве своего лексикона, он так ни разу и не смог подобрать верного определения этому ощущению.
Как раз в тот момент, когда Борис решил продвинуться на пару шагов вперед, чтобы лучше разбирать слова — девушки стали говорить очень тихо — он вдруг услышал громкий хлопок двери и голос Алины, резкий и язвительный:
— Ваше высочество!..
Нужно было спешно ретироваться, но на мгновение он растерянно застыл на месте, как пойманный с поличным неумелый вор. Потом дернулся было назад, но остановился, недоуменно слушая тишину. Алина молча стояла на месте, возле двери в ванную. Зачем? Что-то увидела? Или догадалась о его присутствии и теперь тихо посмеивается над ним?
Он услышал звук расстегиваемой «молнии» и легкий щелчок. Пахнуло резким запахом табачного дыма, после чего невидимая Алина громко сказала:
— Дура!
На этот раз Борис с трудом узнал ее голос — хриплый, дрожащий и болезненный. С Алиной что-то было не так, скорее всего она нездорова, а то, что девушка разговаривала сама с собой, настораживало еще больше. Вся его симпатия к ней мгновенно улетучилась — Борис всегда старался держаться подальше от больных людей, в особенности это касалось женщин, как бы красивы они не были. Любой физический недостаток, любая болезнь, серьезнее насморка, любое повреждение серьезнее порезанного пальца вызывали у него чувство брезгливости, даже отвращения, и порой ему приходило в голову, что спартанский метод оздоровления нации, несмотря на свою жестокость, не так уж плох…
Раздался приближающийся стук каблуков, и Борис бесшумно скользнул назад, в сторону лестницы, но тут же остановился — шаги стихли. Через несколько секунд стук каблуков возобновился, но теперь он удалялся. Борис недоуменно приподнял брови, потом двинулся в обратном направлении.
Он вошел в изгиб коридора как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алина закрывает за собой дверь. Это удивило его, и он не окликнул девушку, как собирался вначале. Если человек закрывает за собой дверь, это значит, что он не хочет, чтобы его видели и чтобы ему в чем-то мешали. Но одно дело дверь ванной, а другое — дверь чужой комнаты в чужом доме. «Это подозрительно, — подумал он, — и любопытно. И куда как более интимно. Что она там делает, за закрытой дверью? Наверное, ей не понравится, если я ее окликну».
К тому же, если ее позвать, она может понять, что я все слышал…
Что ты все слушал. Так будет вернее.
Борис на цыпочках подошел к закрытой двери и прислушался. Единственным звуком, доносившимся из комнаты, был легкий хрустальный звон, но этот звук, несмотря на красоту и мелодичность, казался механическим, и ничто не выдавало присутствия в комнате живого существа, словно шагнув за дверь, Алина оказалась в ином измерении, очень далеко отсюда.
Встревоженный, сам не понимая, отчего, он положил ладонь на дверную ручку, но тут в щели под дверью вспыхнул яркий свет, и его рука испуганно отдернулась. Мысленно плюнув, Борис отвернулся от двери и сердито, уже не таясь, зашагал по коридору. Им снова полностью завладело желание найти телефон, ради которого он и покинул кухню, а вместе с этим вернулось и прежнее раздражение. Если остальные, похоже, уже раздумали куда-то торопиться, то у него дел невпроворот. То, что сегодня он уже не попадет домой в любом случае, это очевидно, но ему нужно оказаться там хотя бы завтра. Завтра прибудут материалы, ему нужно разобраться с новыми моделями, нагрузить выдатчиц… «Дилия» не имеет права даже на сутки простоя. Кроме того ему необходимо предупредить жену — его телефон не работает, и она, наверное, уже с ума сходит, ведь… никогда не ограничивала его свободу, но ей всегда необходимо знать, что он живздоров, ведь она так сильно…
Борис замедлил шаг, осознав некую корявость в своих мыслях. Что-то было в них пропущено, что-то очень и очень важное, что-то обязательное, и пропустить это было так же невозможно, как…
Он остановился, глядя перед собой пустыми остановившимися глазами, но почти сразу же они ожили, и Борис улыбнулся — изумленно и вместе с тем облегченно, как человек, чудом избежавший серьезной беды. Инга! Конечно же, Инга! Господи, до чего же нелепо — забыть имя собственной жены! Неужели эти странные обстоятельства так на него подействовали и психика дала трещину? А может, это началось еще раньше… оттого и кошмары? Лифман занервничал, его глаза забегали, точно он пытался отыскать ответ на стенах коридора.
Телефон… надо срочно позвонить Николаю Ивановичу и описать симптомы, чтобы к его приезду он точно знал, в чем дело, и мог назначить лечение… к черту остальные дела — здоровье важнее!
Расстояние до следующей двери он преодолел, тщательно и в то же время судорожно восстанавливая в памяти облик жены — так прилежный студент восстанавливает в памяти выученный накануне экзамена билет. Постепенно Борис успокоился, поняв, что больше ничего не забыл. Наверное, какоето временное помутнение. Разве мог он забыть Ингу, свою Ингу, с которой прожил почти пять лет — стройную и гибкую, с кожей цвета бронзы, с копной вьющихся волос, черных и блестящих, которые так эффектно рассыпáлись по ее плечам и по подушке… Ингу, похожую то ли на испанку, то ли на цыганку… то ли на испанскую цыганку. У нее очень маленькие и очень красивые ступни, а на левой груди родинка, похожая на бабочку… она занимается дизайном интерьеров, любит черный шелк, духи «Живанши» и соленый миндаль, а на пальцах ног носит золотые кольца, которые он всегда сам для нее делал… Борис чуть улыбнулся, и в его улыбке было облегчение. Он любил ее, в самом деле любил. Инга была дочерью владельца основной ювелирной фирмы, и как только он увидел ее, то сразу решил, что она должна принадлежать ему. Так и случилось. Другие женщины — да, они были и их было много, но это так, для разнообразия, а Инга одна. Кроме того, она его любит, а этим не бросаются.
Все еще погруженный в свои мысли, он отворил дверь, нажал на выключатель и прикрыл веки, уже готовый к тому, что свет не просто зажжется а обрушится лавиной с потолка и со стен. Так и случилось. Еще не открыв глаза, Борис провел ладонью по внутренней стороне двери. Как и все двери, которые он уже осмотрел, она запиралась — только изнутри.
Подняв веки, он увидел, что оказался в гостиной — просторной и странного дизайна — стены и потолок как бы перетекали друг в друга и были отделаны странным полупрозрачным материалом, больше всего напоминавшим толстенный слой чистого льда, всюду волнистые выступы и ниши. Пол закрывал мягчайший серебристый ковер. Вся техника — светлый «металлик», стеклянные столики причудливой формы, прозрачные шкафы, повторяющие изгибы стен, светлые кожаные диваны и кресла, люстра, похожая на россыпь застывших капель, плотно закрывавшая окно тяжелая белая штора, затканная серебристыми цветами… Не комната, а жилище Снежной Королевы. Только одно выбивалось из общей гаммы — кресло, даже не кресло, а диванчик — плетеный диванчиккачалка из солнечной лозы, незатейливый и приятный для глаз, стоящий подчеркнуто отдельно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});