и в этот раз он совершенно точно знал, что раненая нога здесь ни при чём. За много лет он почти успел забыть, что душевная боль может быть ничуть не легче, чем физическая.
Глава 15. Вина
Все пошло не так. Как и боялся Гэрэл, Токхын даже не захотел слушать о том, чтобы вернуть пленника Рюкоку.
Заполучив в своё распоряжение Юкинари, он тут же приказал отправить его на корабле в Пхёнвон, столицу Чхонджу, подальше от театра военных действий — чтобы, не дай боги, армия Рюкоку не отбила назад его драгоценную добычу. И сам стал собираться туда же, назад в столицу. Токхын был человек не военный — победы и власть любил, но предпочитал, чтобы они шли к нему руки как-нибудь сами, чтобы ему не приходилось принимать участия в изнуряющих трёхдневных маршах. А уж теперь, когда враг оказался в его власти, необходимость присутствовать на поле битвы и вовсе пропала. Он по обыкновению оставил это неинтересное дело Гэрэлу. Точнее, хотел оставить, но Гэрэл неожиданно тоже захотел вернуться в Пхёнвон. Гэрэл без труда убедил Токхына, что его дома ждут важные дела, да и царю без него никак не обойтись, а дальнейший ход войны вполне можно оставить на более мелких военачальников. Война, считай, выиграна, поскольку без своего императора армия Рюкоку не будет знать, что делать дальше. (Отчасти это было правдой — их победа после пленения Юкинари была лишь вопросом времени; но он не сказал Токхыну, что война все равно грозит затянуться надолго — местность в Рюкоку была страшно неудобная для передвижения войск, а у многих аристократов имелись хорошо укрепленные замки в горах или на островах в море, которые можно было осаждать бесконечно).
Зачем он отправился вслед за Юкинари в Пхёнвон — Гэрэл и сам не знал. Момент, когда он мог что-то изменить, был упущен. Теперь, если бы он даже и решился взбунтоваться против Токхына и вырвать Юкинари из-под охраны, это ему не удалось бы, несмотря на весь его авторитет и военные умения. Токхын приказал охранять пленника ото всех без исключения, и в лучшем случае Гэрэла просто мгновенно убили бы, в худшем — он по приезду в Пхёнвон отправился бы на казнь за компанию с Юкинари.
Юкинари заключили в Коготь — тюрьму на горе, где сидели самые важные и высокопоставленные преступники. Токхын так ненавидел его и придавал столь большое значение его поимке, что ему стоило, пожалуй, построить ещё одну, особую тюрьму — специально для одного Юкинари, — но для такой идеи Токхын обладал слишком бедной фантазией.
По приезду в Пхёнвон Токхын сразу захотел проведать Юкинари в Когте и приказал Гэрэлу следовать за ним. Он так привык полагаться во всём на Гэрэла, что не желал совершить даже простейших действий без его сопровождения. Вряд ли он сам сознавал, насколько стал беспомощен и несамостоятелен. Но менее подозрительным это его не сделало. После визита к Юкинари Токхын забрал себе ключи от цепи, которая приковывала пленника к стене его темницы — словно мало было нескольких тяжелых дверей и стражи…
В застенке Юкинари стоял запах сырости — воздух был тяжёлый, затхлый. Почему-то Гэрэлу вспомнилось, что от рюкокусского императора всегда пахло чаем, духами и чернилами. (Воспоминания о Рюкоку — темные осенние ночи, бумажные фонари в саду, разговоры обо всем на свете за игральной доской — здесь, в тюрьме, были поразительно неуместны).
Юкинари выздоравливал, его рана затянулась. Он был бледен и напуган, хоть и пытался скрывать это, но следов побоев Гэрэл на нём не заметил. И даже недокормленным Юкинари не выглядел — ну, насколько это было вообще возможно при его обычной худобе, — и одежда его пребывала в относительном порядке. Значит, с ним обращались деликатно. Но Гэрэл не сказал бы, что это добрый знак. Стоило ли надеяться, что в императоре всё же возобладал разум и он решил возвратить Юкинари Рюкоку в обмен на выгодные для себя условия? Да нет, конечно; пленников, которых в будущем хотят отпустить, не сажают в Коготь, и ключи от сторожащих их цепей не берегут как зеницу ока. Было ясно, что Токхын приказал хорошо обращаться с пленником до своего прибытия лишь потому, что хотел сам подвергнуть его всевозможным издевательствам.
Юкинари встретился взглядом с Гэрэлом. В его глазах не было ненависти — только горечь. Гэрэл отвёл глаза.
— Чего вы хотите добиться от него? — прямо спросил он Токхына после этого визита.
— Я хочу, чтобы он признал мою власть над ним. Больше мне ничего не нужно.
— Боюсь, это невозможно, государь. Юкинари очень горд, он никогда не встанет перед вами на колени.
— Значит, я заставлю его это сделать.
— Проще будет сразу убить его.
— А кто сказал, что я хочу сделать как проще? Нет уж, он встанет на колени, даже если для этого мне придётся разбить ему молотом коленные чашечки, — отстранённо, словно во сне, проговорил Токхын.
Гэрэл видел, да и сам устраивал достаточно казней, чтобы нарисовать эту картину у себя в голове. Получилось красочно, даже чересчур.
— И когда вы собираетесь… обсудить с ним это?
— Торопиться не стоит, надо отдохнуть с дороги, — рассудительно сказал Токхын. — Можно начать послезавтра, а там — как пойдет…
Вечером следующего дня он пришёл к Токхыну и сказал:
— Государь, я хочу ещё раз увидеть пленника… Вы разрешите мне?
— Зачем, мой дорогой генерал? Скоро вы в любом случае увидите его, — удивился император.
Гэрэл вовсе не был уверен, что хочет увидеть то, что собирался показать ему Токхын.
— Осталось несколько вопросов, которые мы не успели обсудить до конца, пока я гостил в Рюкоку, — доверительно сообщил Гэрэл. — А завтра, боюсь, он уже не захочет… да и не сможет со мной побеседовать.
Искренность — лучшая ложь. Если он отправится к пленнику тайком, ничего не сообщив императору, его наверняка в чём-то заподозрят. А вот если сам попросит Токхына нанести Юкинари визит и получит от него разрешение — значит, точно ничего дурного не замышляет. По крайней мере, так будет рассуждать Токхын, а уж ход мыслей императора Гэрэл за проведённые бок о бок с ним годы успел изучить как свои пять пальцев.
— Да, я слышал, вы проводили много времени с Юкинари, когда гостили там. О чем вы говорили? — спросил Токхын. Гэрэл уловил в его интонации не то чтобы подозрение — вряд ли он мог представить, что его любимый генерал бросит его ради службы кому-то другому, — скорее неприязнь.
— О разном.