— Доверься мне, — умоляюще произнес Марк. — Все, чего я хочу от тебя, — это просто пройти дальше по этому проселку до…
— До лесной избушки, — закончила Энни, вздрогнув при этом. — Я знаю, куда ведет этот проселок. Скоро стемнеет. Я ненавидела этот сон. От него такая горечь на душе. Ощущение утраты, пустоты… Он ушел, ушел навсегда. — Чувство страшной потери вновь обрушилось на девушку, словно сон повторялся наяву.
— Я с тобой, — шепотом напомнил ей Марк, целуя Энни в щеку.
Она недоуменно посмотрела на Марка, крепко обняла его, словно опасаясь, что он опять пропадет куда-то, сгинет…
— О Марк! Что со мной происходит? Я боюсь… Я схожу с ума? Я не могу туда пойти Мне нельзя туда Я знаю, что там…
— Я хочу, чтобы ты пошла и увидела, — мягко продолжал настаивать Марк. — Ты все должна увидеть собственными глазами и убедиться в том, что все правда.
Девушка колебалась; дрожа на ветру, затем тяжко вздохнула и согласно кивнула головой. Марк был прав, она должна все увидеть собственными глазами и во всем сама разобраться.
Они медленно поднимались в гору в сгущающихся сумерках. Энни вздрагивала при каждом звуке, пугливо озиралась по сторонам. Завидев избушку, Энни остановилась как вкопанная. Сердце гулко билось в груди.
— Это же… Это точно, я помню… Я это видела… — в тех самых кошмарах, мысленно добавила девушка. Да, она видела это место во сне, но кто мог поручиться, что Марк каким-то способом не внушил ей эти сновидения?
И мог ли он заставить ее все вспомнить? И так ярко? Она знала эти места так, словно всю жизнь тут жила, узнавала малейшие подробности — то, как были сложены бревна стен под крытой дерном крышей. Энни помнила эту дверь, окна, прикрытые ставнями, деревянную бочку с крышкой, она помнила и эти сосны, уходящие в бесконечность, и даже старый ясень, растущий неподалеку, с молодой листвой на растрескавшихся старых ветвях.
Энни робко глянула на дверь избушки.
— Я не могу туда войти! Не пытайтесь меня заставить…
— Даже вместе со мной?
Девушка посмотрела на Марка, заглянула в глубь его темных бездонных глаз и тяжко вздохнула.
— Что ж, если так надо… — Впрочем, если Марк рядом с ней, она может многое.
— Ну, а где же спрятан ключ? — спросил Марк.
Энни, ни минуты не задумываясь, ответила:
— Под ступенькой.
Только тут она замерла, вся похолодев, — откуда она могла об этом знать?
Марк шумно дышал. Не глядя в ее сторону, он наклонился и медленно провел рукой под деревянной половицей, потом выпрямился с ключом в руках. Никто из них не произнес ни слова. Марк вставил ключ в дверной замок, послышался металлический скрежет. Он толкнул дверь, и та распахнулась внутрь. Энни замерла на пороге, вся сжавшись, испуганно заглядывая внутрь. Воздух в избушке был сырой и холодный, пахло плесенью от земляного пола. Убранство избушки состояло из старого деревянного стула, широкой деревянной лавки в углу, на которой можно было разложить соломенную подстилку, да ржавой печки в центре, с дымовой трубой, уходящей под крышу. На стене полка с несколькими кружками и тарелками. Тут же кастрюльки на гвоздях и охапка дров, видимо укрытых здесь от дождя. Ничего тут не изменилось, и Энни как-то сразу поняла это. Мгновенно. Даже старые сковородки остались на своих местах. И старые погнутые оловянные тарелки, некогда имевшие голубой ободок, также были знакомы ей, словно она видела их только вчера. У Энни слезы навернулись на глаза. Девушка прижалась лицом к стене, замерла. Потом ее зазнобило от воспоминаний, которые сейчас проносились у нее перед глазами с немыслимой быстротой, словно она едет в поезде и смотрит на людей, поля, вокзалы, уходящие назад… Воспоминания летели все быстрее и быстрее, из тьмы времени выплывали лица, события, образы.
— О, нет! Нет-нет, нет! — твердила Энни. Марк стоял вплотную к ней, придерживая ее, чтобы не упала.
— Ну тихо, дорогая, успокойся, не плачь. Сейчас мы уедем, если это так плохо на тебя действует.
Но Энни его даже не слышала. Она вся целиком была где-то в прошлом, в его объятиях. И не сейчас, не в этой избушке, а там, под раскидистыми ветвями деревьев, темной летней ночью, где они любили друг друга на подстилке из папоротников, шуршавшей в такт движению их тел. Аромат смятой травы и листьев был столь силен, что Энни ощущала его и сейчас.
Девушка стояла с закрытыми глазами, вдыхая аромат, который напомнил ей о блаженстве, какое она испытала тогда в его объятиях. Ее руки ощущали тепло его кожи, гладили его крепкие широкие плечи, спину, чувствуя его силу, вслушиваясь в неровное шумное дыхание. Она вспомнила, как жадно притянула тогда его к себе, как неистово впустила его в себя, горя желанием удержать так навсегда.
Свет луны падал на их обнаженные тела, струясь, словно речная вода… Они оба понимали опасность, грозящую им, и тем неистовее любили друг друга. Они отдавались любви полностью, казалось, им не утолить любовный голод, ведь они не могли знать, будет ли у них еще такой шанс. В их ненадежном мире лишь любовь была очагом стабильности, но любовь такая хрупкая материя, а смерть была рядом, буквально за углом…
Внезапно картина резко изменилась. Энни издала грудной стон. Каким-то образом она поняла, что наступил тот страшный момент, ее последняя встреча с ним. Это было на следующий день. Марка привели в деревню его преследователи. Немцы требовали опознать английского летчика, грозя жестокими карами. Они хотели знать, кто укрывал беглеца. Анна как раз стояла на пороге своей лавки и видела, как Марка провели мимо, бледного, с трудом переставляющего ноги, покрытого багровыми пятнами запекшейся крови.
Девушка не могла вновь вынести такое, она рванулась назад, в настоящее, в эту избушку, где сейчас и стояла дрожащая и всхлипывающая.
— Ну зачем вы заставили меня прийти сюда? — бормотала она. — Я не хочу больше вспоминать… Это слишком больно.
— Энни, но все это было давным-давно. Сейчас нам ничто не грозит, — тихо сказал Марк, поглаживая девушку по голове, по спине. — А теперь расскажи мне, что ты вспомнила. Ведь ты что-то припомнила, правда?
На миг Энни затихла, потом шепотом начала:
— Мы пришли сюда после того, как… были в лесу в тот последний раз. Вернулись в эту самую избушку…
Он слушал внимательно каждое ее слово, не спуская с нее глаз. Его сильная рука гладила ее, успокаивая, передавая свое тепло ее заледенелому телу.
— А еще вы сказали, что вам бы хотелось, чтобы у нас был ребенок, — припомнила Энни и тут же снова увидела его лицо тогда, в прошлом. Она слышала голос того Марка. Ей снова захотелось выть в голос, потому что тот Марк был убит. Но нет же, он живой и стоит рядом с ней, слушая ее рассказ. От всего этого у девушки голова пошла кругом. Запинаясь, она продолжала: — Но вы сказали еще, что это невозможно — в нынешних условиях… Мне пришлось бы плохо в деревне. У сельчан свои представления о морали, меня бы никогда не простили. Вы сказали, что не хотите для меня такой участи. А еще вы сказали, что если нам удастся выжить, то вы вернетесь сюда и разыщете меня, а потом мы устроим свадьбу. Но если нам не суждено пережить войну, не суждено более свидеться, то нам надо, как вы тогда сказали, Марк, жить сегодняшним днем в полную меру, ничего не оставляя на потом и ничего не оставляя после себя, как если бы нас и вовсе не было на этом свете.