кого похуже, мы пошли дальше. Правда, шутить мы перестали вовсе. Вначале нас было восемь. До ворот Одиннадцати Звезд добралось четверо.
Он умолк. В глазах его промелькнула боль, морщины на лице будто стали глубже, вмиг состарив его на сотню-другую лет, а шишковатые пальцы сжались в кулаки.
— Меня как самого младшего и неопытного оставили следить за входом, чтобы не получить удар в спину. Холодным туманным утром трое моих друзей, которых я считал почти братьями, зажгли факелы и переступили порог монастыря. Тогда я еще не знал, что видел их в последний раз.
— Что с ними случилось? — спросил Макото, склонившись к старику. Он уже успел позабыть недавние дрязги и теперь глядел на него с искренним интересом, так его захватила эта история. — Злые духи? Демоны? Ловушки? Магические печати?
— Они отдали мне все оставшиеся припасы и велели ждать их ровно до захода солнца, — глядя прямо в пламя, произнес Рю, словно не услышав его вопроса. — А если они не вернутся к этому времени — уходить без них. Мгновения тянулись, как смола, и к вечеру мне показалось, что я просидел, прячась за большим камнем, не день, а целый год. Пускай я дрожал от холода и страха, но все же решился нарушить данное мной слово. Однако едва я сделал шаг, как из глубин монастыря раздался столь душераздирающий вопль, которому вторил оглушающий рев, что я тут же развернулся и бросился прочь, не разбирая дороги. Я не знаю, как мне удалось выжить, но… Иногда я до сих пор просыпаюсь в холодном поту, а в ушах стоит тот крик.
— Вам не нужно винить себя, — попытался подбодрить старика Кенджи. — Вы не виноваты в их смерти. Это было их решение, не ваше.
— А кто сказал, что я в чем-то виноват? — фыркнул Рю. И тут на миг проявившийся в нем парень, до сих пор горюющий о погибших друзьях, снова стал брюзжащим, ехидным стариком. — Мозгов у нас было еще меньше, чем у вас, именно поэтому я хочу, чтобы вы не забывали, куда идете и чем рискуете. В монастыре таится великое зло, но не меньше опасностей ждет на подступах к нему. Помимо зверья, эти горы населяют цутигумо, тэнгу и другие демоны. А еще в них скрываются беглые бандиты и целые банды ронинов, совершающие набеги на прибрежные деревеньки. Если нас не настигнут когти демонов и мечи головорезов, мы всегда можем сорваться в пропасть на какой-нибудь узкой тропке или быть погребенными под каменным завалом. Кто-то из нас может погибнуть еще до того, как мы преодолеем и треть пути. — Взгляд его переместился на Шу. — И, скорее всего, это будешь ты, жирдяй.
Услышав это, тот аж поперхнулся. Кое-как откашлявшись и утерев слезы, Шуноморо с обидой протянул:
— Это еще почему?! Во-первых, я не жирный, а рослый. Как и все в нашей семье. Во-вторых, из нас троих я — самый опытный воин! Да сам мастер Вэн говорил, что я…
— Вэн? — фыркнул Рю. — Это часом не тот дылда из Хидзу, который заставлял послушников часами сидеть по уши в болоте, наблюдая за всякими квакающими тварями, и ловить куропаток голыми руками? Ну да, ну да. Если он тебя похвалил — могу лишь посочувствовать.
— Но… он же монах шестой ступени… — растерянно пробормотал Шу и по очереди взглянул на Кенджи и Макото, словно ища у них поддержки.
— Да хоть шесть раз шестой, — лишь махнул рукой старик. — Я пять месяцев пытался научить его технике Тигриной Поступи и, похоже, слегка перестарался. Надо было поменьше бить его по голове. Если попадешься в сети цутигумо — обязательно расскажи им о своих достижениях. Быть может, они лопнут со смеху, прежде чем тебя слопать. Ладно, не расстраивайся — вдруг нам понадобится отличить лягушку от жабы и твои навыки окажутся весьма кстати. Думаю, пора спать. — Широко зевнув, он растянулся на земле и с головой укрылся плащом, который до того утащил у Макото. — Встаем мы рано, так что советую последовать моему примеру. Если я услышу утром хоть один недовольный стон — будете по очереди нести Камень Жалобщика.
Шуноморо открыл было рот… но через несколько мгновений закрыл его и снова взглянул на Кенджи. Однако в ответ тот лишь развел руками. Да, характер у их нового знакомого далеко не легкий, но что поделать. Могло быть и хуже. Во всяком случае, с ним у них появился хоть какой-то шанс добраться до Одиннадцати Звезд и спасти Сато. Если, конечно, еще не поздно.
Несмотря на слова старика, они еще какое-то время сидели у костра, молча наблюдая за пляшущим огнем. Хоть мышцы Кенджи и сводило от усталости, сон к нему не шел, как и к остальным. Макото тем временем, достав из мешка небольшую щеточку, принялся чистить свои пистоли. Делал он это скорее для того, чтобы занять руки, нежели от необходимости, так как в блестящую сталь можно было посмотреться, будто в зеркало. Шуноморо же, скрестив руки на груди, наблюдал за этим процессом, не скрывая отвращения.
— Что? — в недоумении спросил Макото, заметив его презрительный взгляд.
— Не понимаю, как ты вообще носишь эти штуки, — проворчал Шу. — Ружья и пистоли — оружие трусов, не воинов. Врага нужно убивать, глядя прямо ему в глаза, а не прячась, будто малец, подсматривающий за купающимися девками.
— Но на лук Кенджи ты не смотришь как на прилипшую к подошве коровью лепешку, — возразил Макото.
— Лук требует немалой подготовки, — не сдавался Шуноморо. — Слабак даже не натянет тетиву, тогда как из ружья может стрелять любой крестьянин. Настоящий самурай, уважающий себя и дорожащий честью, и не притронется к этой хлопушке.
— То-то все Дома убить готовы за пару лишних ящиков этих игрушек, — ухмыльнулся Макото.
— Слишком многие позабыли о настоящем пути воина, — нахмурился Шу. — И сражаются как звери. Что бы сказали предки, увидев в наших руках эти бахающие штуки, наносящие столь ужасные раны? Я знал великого воина, одержавшего немало славных побед. Он свято соблюдал кодекс чести, но это не помогло ему против какого-то трусливого сопляка, чей выстрел просто разворотил несчастного. Его внутренности превратились в месиво, а умирал он почти полдня, крича от боли. Ни один самый опытный лекарь или целитель не смог бы ему помочь. И все это натворил кусочек железа!
— Думаю, они бы сказали что-то вроде: «Жаль, что этих бахающих штук не было в наше время», — с невинным видом произнес Макото.
— Тебе смешно, — с кислой миной произнес Шу и покачал головой, — а мне печально. Кем мы