– Это ваша машина взорвалась, мистер Морган? – спросила она.
– Не моя. Я взял ее напрокат, – ответил я с очаровательной скромной улыбкой.
Судя по следующему вопросу, моя улыбка на агента не подействовала.
– Это вы взорвали взятую напрокат машину, мистер Морган?
– Нет.
Она кивнула.
– Детектив считает, что это сделали вы.
– Разумеется, – согласился я.
– Бомба была большая, мистер Морган. Кто ее заложил?
– Не знаю. – Я и правда не знал. Нет, конечно, догадывался, но фэбээровцев это не касалось, что бы они там ни думали.
– А кто первый приходит на ум? – спросила агент. – Навскидку.
– Ну, – задумался я, – машина из проката. Может, целью был ее предыдущий водитель. Или… не знаю. Может, по ошибке.
– По ошибке? – невесело усмехнулся Блэнтон. – Такую-то бомбу и заложили не в ту машину?
– Мало ли, – пожал плечами я. – Мы же в Майами.
– Мистер Морган, – вновь заговорила Рэвис. – Вы же понимаете, что вероятность такой случайности чрезвычайно мала, так? – Она изогнула бровь. – Даже в Майами, согласитесь.
– Ну, – пожал плечами я, – пару лет назад неподалеку отсюда какого-то водителя убило куском заледеневших фекалий, выпавших из пролетавшего самолета. Крышу машины насквозь пробило…
– Почему детектив Андерсон вас ударил? – перебил Блэнтон.
– Он меня недолюбливает.
Блэнтон молча на меня посмотрел, а Рэвис хмыкнула:
– Мы догадались.
– А вы в курсе, почему он вас недолюбливает? – продолжал Блэнтон. – Или в этом тоже виноваты упавшие с неба фекалии?
Я заколебался. Любой другой на моем месте наверняка выложил бы все начистоту, доверившись этим праведным и доблестным представителям правопорядка и всей правоохранительной системе государства. Но только не я, наученный горьким опытом. У всех есть скрытые мотивы, завуалированные под нечто иное – потому-то и скрытые. Вдруг Рэвис и Блэнтон решат наладить межструктурные связи и помочь Андерсону? Кто знает, может, по регламенту им за это причитаются премии или дополнительные выходные. Сложно угадать, чем обернется моя откровенность.
– Мистер Морган? – окликнула меня Рэвис.
Я посмотрел сначала на нее, потом на ее напарника. Они и правда казались праведными и доблестными. Впрочем, как и я. Всем известно, что внешность обманчива.
Но иногда наступает момент, когда доводы рассудка утихают и приходится сглотнуть, скрестить пальцы и сказать правду. Так я и поступил. Я рассказал свою печальную историю от начала до конца, рассказал о предательстве, лжи, злобе и беспросветной некомпетентности, с которыми мне пришлось столкнуться за последнее время. Хотите верьте, хотите нет, но я почти ничего не приукрасил, только сделал ударение в правильных местах, пару раз выдержал многозначительную паузу и, когда говорил о смерти Риты, прочистил горло. Этому меня научили телесериалы: я заметил, что мужчины всегда так делают, когда их охватывают чувства. Мне этот трюк особенно понравился, ведь прокашляться намного проще, чем скорчить трагичную мину.
Пока я говорил, Рэвис и Блэнтон внимательно меня слушали, а когда замолчал, уставились друг на друга. Взгляд они удерживали до странности долго, будто разговаривали глазами, не произнося при этом ни слова. В конце концов они вновь повернулись ко мне, и Рэвис сказала:
– Возможно, мы захотим еще раз с вами поговорить, мистер Морган. В каком мотеле вы остановитесь?
И тут-то я понял, что ночевать мне негде. Это, конечно, не так уж плохо, если учесть, что теперь мне и добираться туда не на чем.
– М-м, – нахмурился я. – Пока не знаю. Можно позвонить вам, когда найду гостиницу?
Рэвис протянула мне визитку (красивую, с тиснением и все такое) и записала номер моего мобильного. Потом еще раз молча «поговорила» с Блэнтоном и кивнула:
– Можете идти.
Глава 16
Несколько минут после ухода фэбээровцев я так и сидел на засаленном старом диванчике в вестибюле гостиницы и, измотанный до изнеможения, бесцельно моргал. Каких-то несколько часов назад я еле стоял на ногах оттого, что столько всего пережил за день, но только теперь я понял, что значит «столько всего пережить». Именно это я и сделал – пережил «столько всего»: сначала бомба взорвала единственное мое средство передвижения, потом Андерсон надо мной поиздевался… И все на мою несчастную голову. Еще чуть-чуть, и я, того гляди, уверую в бога – мстительного, злого задиру, который шпыняет невинных. Да, в такого бога я поверить могу. По крайней мере это объяснило бы до странности ужасные события последних дней.
Я задумался о последнем из них. Бомба. Вопреки всему, что я наговорил федералам – мол, случайность, – я, конечно, в это не верил. Слишком много у меня врагов – сложно списать все на случай. Только чьих это рук дело? Не так уж сложно догадаться.
Дебз я исключил сразу. Она слишком заморачивается по поводу закона и бюрократии, чтобы решиться на столь грязную работенку. Андерсон, в свою очередь, взорвать меня бы не погнушался, только вот разобраться с проводками на бомбе ему не хватит мозгов. Тем более сейчас он пытается засадить меня за решетку, подделывая документы. А если исключить Андерсона, то, сомнений не остается, во всем виноват бывший работодатель Брайана Рауль со своей шайкой. Вопрос только в том, как они меня нашли?
Чем больше я ломал над ним голову, тем важнее он мне казался. Меньше всего мне хотелось, чтобы они снова меня нашли. В следующий раз, можно не сомневаться, они закончат начатое.
Ну ладно. Сейчас важнее рассказать Брайану о случившемся. Вполне возможно, что на него люди Рауля тоже выйдут в ближайшее время, поэтому не стоит терять ни минуты. Брайан все-таки единственный, кто остался на моей стороне, не считая офицера Пух, которую к этому списку причислить можно с большой натяжкой.
Я потянулся в карман за телефоном, но там его, конечно, не было. Каким-то волшебным образом вместо него у меня в кармане оказалась картонная карточка, на которой киноварью был написан личный номер Кронауэра, доступный для меня двадцать четыре часа в сутки.
Бомба в машине и превышение должностных полномочий со стороны полиции – дело серьезное, вероятно, Кронауэр захотел бы об этом знать. Только звонить мне неоткуда. У меня и рубашки-то нет.
И то и другое мне грозило только в том случае, если я доплетусь из гостиничного вестибюля до собственного номера. Теперь этот путь мне казался особенно длинным, но другого выхода не было.
В общем, измученный, побитый и раненый, я встал с дряхлого дивана и поплелся к дверям, а оттуда вниз по дорожке к своему номеру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});