вообще её поведение не понятно.
– Чтобы ты увидела, что я не старая, и вполне тебя понимаю. И говорю тебе, что надо жить дальше, пусть без него, но жить обязательно надо! – «Ба» подошла ко мне и поправила мокрые волосы. Потом уселась рядом и обняла, крепко прижала меня к себе. – Мы уже столько пережили с тобой, хорошая моя, моя девочка. Ты ж как дочка мне! Надо жить, Ажан!
– Не могу, – сдавленно бормочу я и отодвигаю тарелку. У меня на глаза снова наворачиваются слёзы. – Опаивать меня зачем? Я хочу о нем помнить!
– Да, это действительно… твоё право, – слегка виновато отвечает Ба. – Только я думаю, что он больше не вернётся, так что… зачем душу рвать.
Да, где-то сейчас тётя Нина. Ба, хоть и «ведает», и знает про силу слов, как она это называет, но сочувствия в ней, как в топоре, что голову рубит.
– Просто правда, Ажан, часто горькая, – глухо говорит девушка, отворачивается от меня и взмахивает рукой куда-то вверх. – Там его мир, не здесь.
– Как хоть зовут тебя? – спрашиваю. Что мне теперь делать? Вместо Ба у меня незнакомая девчонка. А красивая какая…
– Чужие люди мне дали имя, звать меня Ниоткела, – говорит девушка грустно и решительно надевает на шею кулон, быстро превращаясь в крепкую старуху. – Но ты зови «Ба», а жить будем, как прежде. Мне твоя мать жизнь спасла, а я обещала позаботиться о её котёнке. Да не доглядела.
Нет, «жить, как прежде» мы уже вряд ли будем. Столько лжи, манипуляций и напрасных обманов! Я теперь не знаю, можно ли кому-то верить.
– Тогда, перед отъездом, – спрашиваю, и это почти единственное, что меня волнует. – О чём вы с Максом говорили?
– Макс – арат, но его отец не учил его пользоваться силой. Да он вообще почти ничего не знает. Мне повезло – у меня был дедушка, он и сделал из меня настоящую Высшую. А у Макса не было никого. Вот он и заинтересовался моими сказками, помнишь, я в детстве много тебе рассказывала.
Ага, сначала рассказывала, а потом отваром поила. Наверное, чтобы не задавала лишних вопросов и не помнила, как по настоящему выглядит Ба, потому что мне кажется, что «бабушкой» она стала не сразу.
– Ладно, я отвечу на твои незаданные вопросы, чтобы вернуть доверие. Квартира, где ты живёшь, твоего отца. Он был простой человек, но замечательный мужчина, сильный, умный, добрый и красивый, сейчас такие редкость. Твоя мать его полюбила. Всё, что знаю о нападении, выудила из твоих скомканных несвязных детских рассказов и воспоминаний. Ты сказала, что мама сильно стукнула тебя по попе, и ты стала котиком. И ты очень испугалась, потому что мама громко кричала, а страшные чужие дяди били папу. Прости, но я не могла позволить тебе такое помнить.
Мне показалось, что Ба смахнула слезу. Да, наверное, по возрасту она для меня и вправду, как бабушка. Сколько же живут такие, как она, как Макс… и такие, как я?
– Очень долго, и такие, как ты, тоже, – сказала Ба сухо. – Так что крепко подумай, хочешь ли ты провести несколько сотен лет в напрасном ожидании своего Макса.
– Ты считаешь, хорошо будет, если я не смогу рассказать своему ребёнку о его отце?
– Ещё неизвестно, есть ли ребёнок. Да и рано, ой, рано тебе ещё…
– Макс сказал, у нас случилось Слияние. Ещё в городе. Я и сама не совсем понимаю, но…
Ба в ужасе прижала ладонь к губам и уставилась на меня округлившимися глазами.
– Арат и тенебрис, Меар и Антола! Великий Создатель, дарующий второй шанс… – забормотала она, осеняя себя странным знаком в виде перечёркнутого ромба так же, как люди – крестом. – А я его самогоном! Решила своею властью вами распорядиться…
И я впервые вижу, как моя железная Ба плачет.
Глава 23. Яннар Валерио Тарда. Борт «Магнум II», флагманского корабля боевой флотилии СПИОР.
В этой планетной системе он очутился впервые. Да он вообще впервые за десять лет вылез из своего кресла в кабинете Главного Управления тринадцати Департаментов Службы правопорядка и обеспечения Равновесия, этого космического мегаофиса-станции, расположенного в географическом центре вверенной первому Департаменту территории. Конечно, будь здесь планета, даже безжизненная, Управление расположили бы на ней и устроились бы с большим комфортом. Но планеты не было.
Яну казалось, ещё немного, и он превратится в Тардара, своего прародителя, который однажды сел в своё кресло в саду на Патриуме и запретил себя беспокоить. Он вспомнил, как отец привозил их с братом в святую святых рода Тарда, тот самый сад, и показывал им, ещё совсем мальчишкам, крупную, как будто каменную фигуру в огромном резном кресле. В волосах старца гнездились местные птицы, борода поросла зелёным мхом, ступни погрузились в почву, а между пальцами пробились синеватые травы. Отец, конечно, уверял, что это тот самый Тардар, но Ян был уверен, что он над ними подшучивает. Дед-то каменный, хотелось сказать ему, не видно, что ли, но он сдержался. Все-таки, воспитание прежде было на высоте, не то, что нынче.
Тардар сел в кресло, чтобы смотреть на запад, говорил отец, чтобы видеть последний в своей жизни Путь. Они, вагусы, истинные странники этого мира, единственные, кто ещё может не только видеть Путь, но и открывать, а после – следовать Пути. А ещё они, возможно, последняя Первая кровь во Вселенной, невообразимо прекрасной, замечательно разнообразной, любовно обустроенной ими обители, где сами они теперь живут тайно, скрываясь.
Ян впервые покинул свой мрачный кабинет и удобное кресло, из которого, увы, никакого Пути не было видно, ради участия в выпускных испытаниях Академии Единого Совета. Искренне удивился, когда не обнаружил на своих чёрных волосах седины да паутины, которыми вполне можно было обрасти за столько лет бездействия. Нет, конечно, все эти десять лет он двигался, принимал пищу, совершал гигиенические процедуры, осуществлял командование СПИОР, но в пределах кабинета, что немыслимо для вагуса, поэтому и воспринимал это неподвижностью. Даже его пост Главы Службы безопасности Единого Совета ни разу за десять лет не потребовал его присутствия на Консиладе, где с охраной унылых долгих заседаний вполне успешно справлялась Гвардейская служба Дворца Совета.
Ян вспомнил своё последнее посещение заседания Совета, мероприятия, чем-то напоминающего долгие похороны. Да и от кого их защищать, членов Совета, если там собрались почти только одни сервады? За длинным столом, условно разделяющим Главный зал на две половины, сидели с одинаковым выражением лиц очень похожие между собой существа.