Упрямый подбородок, прямой нос. И волосы, будто живущие собственной жизнью, они извиваются у лица и на глазах становятся длиннее. И вокруг этой огромной фигуры завихряется, потрескивает и гудит, как около высоковольтной линии, невероятная, непостижимая Сила. Макс, наверное, сам не знает, насколько сейчас страшен. Арат, обрётший сущность, в необузданном гневе.
Полулюди набросились на него и оставили меня в покое. Дрожа от пережитого страха, помогая себе руками, отползаю к краю полусферы. Надо убраться в сторону, чтобы не мешать ему сражаться. Макс с ними быстро покончит – половину он уложил, наверное, одним ударом. Вот это мощь! С таким можно вообще ничего не бояться. Но тут Макс отвлёкся, и недолюди его чем-то повалили.
У меня сжалось сердце, я почти к нему бросилась, но побоялась ещё хуже все испортить. Вдруг они просто скрутят меня и утащат, а Макса оставят здесь, во дворе, валяться! И я просто скорчилась в комок у самого края полусферы, надеясь, что про меня не скоро вспомнят.
– Тш, Ажан, – слышу вдруг свистящий шёпот. Это Ба, а она откуда здесь взялась? Осторожно поворачиваю голову и вижу, что Ба подцепила край купола своей клюкой с чёрной ручкой и изо всех сил приподнимает.
– Вылезай, быстрее, кому сказала, – шипит Ба. – Долго мне не удержать, нас заметят.
И я поползла на четвереньках, с трудом протиснулась в узкую щёлку. За куполом Ба вздёрнула меня на ноги, накинула на голое тело своё пальто и потащила меня, босую, ко второму выходу из двора.
– Ба, но там же Макс! – я сопротивляюсь и тащу её обратно. – Он же…
– Да пошли ты! Надо ты ему, он придёт! А не надо, так что уж… – продолжает шипеть на меня Ба. – Пошли! Не будь, как твоя мать!
Не понимаю, при чём тут мама. Позволяю ей себя тащить. Ба вытаскивает меня на проспект, где стоит знакомое такси, и запихивает в салон на заднее сиденье, сама садится рядом. Водитель, наш знакомый таксист из Василёво, дядя Толя, оборачивается, чтобы поздороваться, но видит моё состояние и деликатно молчит.
Дядя Толя не глушил мотор, и машина сразу срывается с места, увозя меня в сторону безопасного Кармана. Подальше от межпланетных бандитов. Подальше от Макса. Слёзы сами начинают литься из глаз. Там же Макс! Нет смысла спасаться одной, без него мне всё равно… не жить.
– Как ты узнала? – спрашиваю Ба и закрываю лицо руками.
– Как-как, – она, как обычно, сварлива, но слышно и ещё что-то в голосе, похожее на испуг. – Иван, муж Людмилы, собрался в Сосновку, отвезти картошку на продажу, по заказу, да взять солярки в трактор. Ну, дак я с ним и напросилася, думаю, даром, что раньше, зато не пехом. А как выехали из пограничного леса, я и увидела зелёный свет над горизонтом. Мне всё сразу понятно и стало – в тот день, когда мать твоя исчезла, тоже было ненастье и зелень на небе.
Не могу говорить, слёзы текут по щекам, просто льются, даже без всхлипов.
– Ну, а дальше… Я сначала тебе позвонила, но у тебя телефон был вне зоны. Потом позвонила твоему Максу, а он сбросил. Хотела сказать, чтобы ехали в какое-нибудь людное место, в магазин там, или все равно куда, где народу побольше. А когда не дозвонилась… вези, говорю Ивану, меня быстрее в Сосновку, а оттудова уже позвонила Толе.
– Что про маму? – плачу я. – Почему ты так сказала?
– Потому что, ежели она б спасалась сама, эти твари не стали бы убивать твоего отца. Гнались бы за ей, но она бы смогла уйти, а его бы не стали и трогать. Так-то, Ажан…
Я зарыдала в голос. Отчего всё так не просто-то, а? Мои отец и мама могли выжить, могли, но не выжили. А теперь ещё и Макс…
– Не реви, – прикрикнула на меня Ба и пихнула мне в руки большой носовой платок. – Чай, ещё не мёртвый.
Я тряслась на сиденье, зажав платком рот и нос одновременно. Дядя Толя вёл машину по оживлённым вечерним улицам, неуклонно приближаясь к выезду из города. И вот мы снова на шоссе.
– Придётся заехать в Карман, – сухо сказала ему Ба, и дядя Толя молча согласился. Обычно он высаживал нас у поворота, и мы шли несколько километров пешком. – Она, вон, босиком. Не дойдёт.
А я подтянула под себя голые ноги и развернулась на сиденье, сквозь слёзы глядя в заднее стекло на удаляющийся город. Небо над городом, затянутое плотными тучами, сохраняло ядовитый зелёный окрас. И казалось светлее в той части города, откуда уносила меня небольшая дяди Толина машина. Внезапно где-то над тучами мигнуло ярким белым светом, очертив контур огромного диска, нависшего, казалось, над всем многомиллионным городом. Плоское днище гигантского летательного аппарата, испещрённое окружностями и линиями, с несколькими дорожками бегущих по нему голубоватых огней, показалось буквально на мгновение и исчезло вместе со вспышкой. Сразу же мы почувствовали толчок, от которого содрогнулась земля, сопровождаемый звуком, похожим на близкий и поэтому страшный раскат грома. И всё. Исчез зелёный цвет, и небо сделалось просто тёмным, с редкими светлыми пятнами между тучами. Там, за тучами, луна, поняла я.
– Зря ты меня увезла, – глухо говорю Ба, садясь на сиденье ровно и стискивая руки на коленях. – Там больше нет никого. И Макса нет.
Так подсказывает мне сердце, его нет больше в этом мире. А я есть. Они приходили за мной, но я – есть, а Макса нет.
– Я тебя увезла, чтобы ему было к кому возвращаться, – вскинулась Ба почти зло. – Коли бы вас двоих повязали, вы бы оба сюда уже не вернулись. И не думаю, что были бы вместе. Так что нечего на меня…
Она права, конечно, в чём-то права. А в чём-то и нет. Как ей объяснить, что даже если Макс вернётся, я его уже всё равно потеряла? Потому что он не простит. Я сбежала, как крыса с тонущего корабля, бросила его, спасаясь сама. Предала. Он не простит. Я бы не простила.
Остаток пути я сижу и смотрю в окно. Ничего не вижу и ничего не ощущаю. Обнимаю себя руками, пальто неприятно скребёт и царапает голое тело, ноги замёрзли. Как же я ненавижу свою слабость! Малодушная и трусливая, совсем не такая, как мама. Не сражаюсь за своё, веду себя всё время, как жертва. Ничего не решаю, со всем смиряюсь, всегда соглашаюсь. Макс другой, ему такая, как Кира, куда больше подходит. Яркая, умная, активная девчонка, под стать