пришла. „Мы сели, — говорила мне Катя, — я предложила сыграть в карты. Время от времени я выходила из комнаты и шла на кухню, думая по дороге: только бы не упасть и не умереть“. Каким надо обладать мужеством, чтобы выдержать такое! Роман остался в семье, с обожавшей его Катей, хотя это решение ему трудно далось. Вот такие женщины любили его».
Тому, кто, будучи уже не мальчиком, влюбляется до слез, жизнь, чем бы ни приходилось платить за внутреннюю драму, — сестра или возлюбленная. И ей хочется отдать как можно больше, и подольше держать ее нежную руку в своей руке…
Владимир Дубровский:
«Мы собирались на гастроли, пришел Роман, с чемоданом, но был красный, по лицу у него тек пот. Наш опытный бригадир сказал: „Ты не едешь, срочно вызываем врача“. Отвезли к академику Чазову, оказалось — обширный инфаркт. Лечился Роман старательно, бросил курить. Но потом опять начал, мог выпить рюмочку, съесть то, что нельзя. Здоровье быстро сдавало. Мы сидели в одной гримерке, я видел, что у Романа ноги синие».
Валентина Светлова:
«Как-то, разъезжая с гастролями по Мурманской области, мы смотрели на лежавший за окном автобуса пустынный пейзаж. Пусто — и камни. Роман произнес задумчиво: „Привезу в Москву камень, поставлю на кладбище. На камне попрошу написать: ‘Дорогому Роману Сергеевичу Филиппову. Мало жил, но много сделал’.“»
Он умер в 1992-м, в пятьдесят шесть лет. Гаргантюа из романа Рабле прожил пять с лишним столетий, но то — искусство, утопия, идеальный мир, в котором щедро одаренному природой отпущен мафусаилов век. В реальности же избыточности почти всегда тесно, но она долго ищет себе выхода, оставляя много притягательных образов и жестов — ролей, стихов, любви, игры, — а если ей становится невмоготу, уходит.
Впрочем, в книге о Гаргантюа ничего не сказано, когда покинул мир ее герой, добрый великан, и покинул ли вообще, поэтому можно предположить, что он живет до сих пор и принимает разные обличья.
Олег и Саша
«Отъявленные дуэлянты»
В первый день нового, 1979 года на телевидении состоялась премьера картины «Обыкновенное чудо» Марка Захарова. За полтора десятка лет до того пьесу Евгения Шварца экранизировал Эраст Гарин. Но вторая по времени, захаровская, работа первую затмила, чему немало способствовал выбор исполнителей. Обладающий безошибочным художническим чутьем, а еще везением, которое выпадает только волшебникам, Захаров когда-то позвал в свой театр сначала Олега Янковского, уже заявившего о себе и как театральный, и как киноактер, а через пару лет — Александра Абдулова, вчерашнего выпускника театрального училища. И недолгое время спустя снял их в «Обыкновенном чуде». С тех пор они не раз образовывали своего рода дуэт в захаровских же лентах: «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт», «Убить дракона», а также в «Поцелуе» и «Храни меня, мой талисман» Романа Балаяна…
Подружились, вспоминал Янковский, на репетициях второго для него и первого для Абдулова «ленкомовского» спектакля «В списках не значился». Старший в одном из интервью задавался вопросом, почему возникла дружба, но ответа не нашел, только определил «Сашу» как человека, ему «необходимого». Ирина Алферова, когда-то актриса «Ленкома» и жена Абдулова, говорит, что в их театре дружили группами и эти двое «сошлись на таланте, их полностью устраивали таланты друг друга, они в одну сторону смотрели».
Сергей Соловьев, режиссер:
«Они же близнецы. Хотя совершенно разные, во всем. Жизнь, с помощью Захарова, свела их, а жизнь умнее нас».
Мальчики из Джезказгана и Ферганы
«Бывают странные сближенья», как писал Пушкин. И Олег, и Саша появились на свет младшими из троих сыновей, причем моложе первенцев на четырнадцать и тринадцать лет (даже имена у старших начинались одинаково — Ростислав и Роберт, в общем, судьба что-то уже сплетала-завязывала ей одной ведомое). В семьях ожидали дочек, для разнообразия, и Сашу в роддоме врач даже предлагала поменять на девочку, а маленькому Олегу мама не стригла волос и однажды, когда собрались фотографироваться, повязала ему на голову бант — так мальчика и запечатлели в окружении близких. Лицом оба потом имели большее сходство с матерями, красавицами, и в детстве жались, льнули к ним, Абдулов же и в зрелом возрасте, как вспоминает режиссер Роман Балаян, «все время лез к маме, они всё тискали друг друга». Притом Олег в детстве, по свидетельству старшего брата, имел характер хулиганистый, «более дерзкий и неуправляемый, чем у нас со средним», и Саша в школе по части озорства мог дать фору любому.
Детство, обычное дворовое, оба провели в Средней Азии и позже на встречах со зрителями рассказывали про «мальчика из Джезказгана» и «мальчика из Ферганы». Но у Янковских, бывших дворян, после революции пострадавших от репрессий, сохранялись отзвуки прежнего быта, а бабушка учила внуков французскому и обращалась ко всем «господа». У Абдуловых тоже жили нетривиально — театром, где служили главным режиссером отец и гримером мать, а дети маленькими уже выходили на сцену в небольших ролях.
И Олег еще школьником впервые сыграл эпизод — в постановке, где участвовал его брат Ростислав, к тому времени ставший актером. Однако в нежном возрасте заявил, что «профессия дурацкая, придурков изображать», и увлеченно играл в футбол, но и юный Саша тоже гонял все свободное время мяч и даже поступил в пединститут на факультет физвоспитания. Как ни пытались оба «увильнуть» от своего предназначения, их актерские таланты давали о себе знать. И в результате один стал студентом театрального училища в своем Саратове — случайно попал на место уже зачисленного брата, уступившего право учебы младшему, — а второй отправился в Москву и взял с ходу все театральные вузы, которые штурмовал, выбрав ГИТИС. Янковский, после нескольких лет в Саратовском театре драмы, снялся в картине Владимира Басова «Щит и меч». Сразу стал известен и был приглашен в Театр им. Ленинского комсомола худруком Марком Захаровым — в его первый тамошний спектакль «Автоград-XXI». Абдулов оказался в кино студентом и опять же, еще не окончив учебы, получил главную роль в «ленкомовском» спектакле Захарова «В списках не значился», а потом — в его постановке «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты».
Так оба наших героя появились в театре, отмеченном энергичным общим замыслом и правильной атмосферой, впрочем, во многом именно они эту атмосферу и создавали.
Сергей Соловьев:
«Когда Захаров брал какой-то