Читать интересную книгу ЖИЗНЬ в стиле С - Елена Муравьева

Понадобился постоянный уход, Таня уволилась, нашла частные уроки. Мокрые ботинки, наглые хозяйские руки в темных прихожих, запах лекарств и скорой смерти в квартире. Будущее представлялось чередой серых угрюмых дней, без перспективы, цели, смысла. Что меня ждет впереди, думала Таня? Похороны, одиночество, следующие гнусные предложения, замужество? Скука смертная. Не лучше ли уйти из жизни, громко хлопнув напоследок дверью?

Похоронив три недели назад единственного близкого человека, она согласилась принять участие в террористическом акте.

Семенов сказал:

– Вы слишком высоки для плоской реальности. Ваше предназначение подвиг.

Пока в плоской реальности была бабушка, Таня не имела права на смерть. Когда бабушка ушла, причин мириться с убогой жизнью, не осталось. Нельзя ведь считать весомой причиной чувство к человеку, который не обращает на тебя внимание?

Нельзя, конечно. Потому, коль завтра в смерть, сегодня, облегчая душу, с губ сорвалось признание. Затем нежданно-негаданно свершилась эта ночь, полная нежности и вышло указание: «Забудь о терроре. Я — твой долг. Я твоя свобода, равенство и братство. Я и только я. Поняла?» Поняла. Ночь истаяла в предрассветной дымке, унесла с собой обреченность и боль. Утро Таня встречала уже не в ожидании смерти, а в преддверии свадьбы.

Травкин появился дома на рассвете и сразу разбудил мать.

— Мамочка, я женюсь.

Женщина удивленно воззрилась на сына. Уходил туча-тучей, вернулся как розовое сияющее облачко.

— Мамочка, она такая….такая…

Если слов не хватает, значит, хорошая.

— Ее Таней зовут.

— Чудесное имя. Только где ж ты ее нашел?

Петр чуть не ответил: в революционном кружке, но вовремя спохватился. Матери это знать не зачем.

— Нашел, это главное.

— Ложись спать, жених. Утро вечера мудренее.

Однако сон не шел. Сердце ела тревога: «Вдруг пока я сплю, Таня убежит в свой проклятый террор? Вдруг уведут ее злые люди?»

На ходу застегивая рубаху, бросился Петр к Таниному дому. Пристал к дворнику:

— Барышня из двенадцатого номера дома? Никуда не выходила?

— Дома, — отмахнулся дворник с усмешкой. Эк, разобрало парня. Только проводил барышню и сразу же снова прибежал назад. Малохольный.

— Точно дома? Точно не выходила?

— Точно, точно.

— Я тут посижу, — Петр кивнул на лавочку во дворе. Нарушая правило, дворник благодушно позволил:

— Сиди.

Верным псом сидит Петр Травкин, с умилением взирает на окна двенадцатой квартиры, стережет милую-любимую.

Утром соседская кухарка позвонила Тане в дверь, игриво подмигнула:

— Вас, барышня, во дворе молодой человек дожидаются.

Таня, птицей белой, в рубашке ночной, в капотике кружевном на балкон выскочила, рукой замахала, поднимайся, Петечка. Потом быстрый взгляд в зеркало кинула: хороша? Хороша, подтвердила зеркальная гладь. Загляденье, просто! Как была неодетой, простоволосой, полетела н встречу Петру. Прильнула, обняла, губы для поцелуя подставила. Соскучилась, прошептала нежно.

У Петра голова кругом. Под рубашкой и капотиком ничего нет. Одна гладкость и соблазн. Помоги Господи, взмолился со скрежетом зубовным. Удержи.

Полдня пролетело в хлопотах и сумбуре. Искали церковь, попа уламывали, платье покупали. Деньги, вытребованные у пристава Уточкина, на благое дело тратили. На счастье, красоту и благочиние.

Вечером, круша препоны, утверждаясь в супружеских правах, Петр Травкин, рвал платье в клочья, стонал, мычал, не верил в свалившееся счастье, зато верил словам, что шептала истерзанными губами молодая жена, Таня Травкина.

— Я тебя люблю…я тебя так люблю …даже больше, чем революцию…

…Надин выслушала рассказ Петра с нескрываемым удовольствием. Какая хорошая история!

— Что ж, поздравляю, Петечка. Любовь, свадьба, брак — это прекрасно. Настоящий подарок я тебе подарю позднее, а сейчас возьми хоть бы эту рамку для фото. Она серебряная, дорогая, работа известного французского мастера. — Надин достала из ридикюля кружевного литься овальную плоскую коробочку, раскрыла, поддев ногтем усик замка извлекла из ниши портрет Матвеева. — Павел Павлович тебе, думаю, к ни чему.

– А можно мне ваше фото попросить? — Петр улыбнулся смущенно. — С надписью? Пусть наши дети знают, кто составил счастья их родителей.

— Конечно. У меня, кстати, и карточка найдется. Она, правда, великовата, но ты обрежешь, — Надин достала из сумочки обтянутый кожей блокнот, из кармашка в обложке вынула свою фотографию, быстрым почерком вывела на обороте: ««Пете и Тане от Надин Матвеевой с пожеланиями счастья». — Я гляжу, ты уже о детишках задумался? А как же задание? Неужели выходишь из дела?

— Надежда Антоновна, наш договор в силе. Свои обязательства я выполню.

— Отлично. Я ведь без тебя, Петя, как без рук. — Надин вздохнула с облегчением.

Травкин хмыкнул насмешливо:

— Я без вас, как всадник без головы, вы без меня, как фокусник без рук. Хороша парочка!

— Мы с тобой отлично дополняем друг друга. А уж с Ваней и Витьком и вовсе непобедимая сила.

— И куда наша сила направит новый удар?

— Дел хватает. Во-первых: Виталик Орлов. Нельзя допустить, чтобы парень погиб. Во-вторых: чиновник Борис Михайлович Лаубе. Пора приглядеться к сему господину. В-третьих: надо прогнать из города Скрижальского и Семенова. Как они восприняли вашу свадьбу. Вряд ли новости пришлись им не по вкусу.

— Да, уж… — Петр, сдерживая смех, наморщил нос.

— Что ты натворил? — всполошилась Надин.

— Ничего особенного, — Травкин победным маршем прошелся по классу. Встреча проходила, как всегда, в помещении заводского реального училища. Летом, в отсутствии учителей и учеников, помешать беседе было некому.

Утром после свадьбы, пока молодая супруга мирно почивала в семейной постели, Петр хозяйским взглядом оглядывал новые владения — шесть комнат, обставленных хорошей мебелью, бронзовое литье на шкафах, фарфор, хрусталь, серебро. От полноты ощущений кружилась голова. Приданое женушка принесла богатое: себя умницу-красавицу, непорочность и дом-полную чашу. Что же предложить в ответ?

С трудов праведных собрал Травкин за пять лет репортерства двести восемьдесят рублей. Тысячу получил на днях от пристава Уточкина, восемьсот составили гонорары за статьи в «Ведомостях». Итого: почти две тысячи целковых. Для начала не плохо. Особенно с учетом, что впереди по заказу Надин контракт на книгу об эсерах и серьезное повышение по службе. Не сегодня-завтра главный редактор подпишет приказ о назначении на должность начальника отдела и соответственно увеличит оклад. В общем, полный порядок. Перспектив и возможностей — хоть отбавляй. А все Надин Матвеева. За два месяца знакомства с ней жизнь Травкина полностью переменилось.

Был репортеришко — выбился в начальники отдела уголовной хроники. После материала об ограблении на Монастырской шеф с Пети разве что пылинки не сдувал. Далее: из заводского поселка — перебрался в дорогой квартал. Стал наимоднейшим газетным автором империи, книгу замыслил, полсотни страниц сочинил уже. Что ни возьми, куда ни глянь, все отлично. А самое хорошее, самое отличное, Таня, Танечка, Танюшечка. Солнышко, лапочка, сладкая девочка. Что ни делай, за что ни возьмись — все мысли, все желания с ней, о ней, про нее.

— Вот ты где, — не спится милой одной, прибежала, за руку взяла, повела по коридору.

— Это будет твой кабинет, — юная супруга указала на невероятных размеров письменный стол, мраморную чернильницу и кресло с резьбой. — Здесь раньше папа работал, а теперь ты будешь.

Сел Петр в кресло, огляделся. Золотом блестят переплеты книг, тяжелым бархатом штор укрыты окна, бронзовый лев на чернильнице пасть разинул. Красота! Великолепие! Роскошь!

— Петечка, мы тебе должны куртку домашнюю купить. Бархатную, с тесьмой, вишневую или бардовую. Обя— за— тель— но.

Должны, зацепило Петю слово. Представил он себя за столом, в куртке, в белой рубахе, с ручкой в руке и понял, права Таня. Вечером, примеряя обнову, рассматривая себя в зеркале, удивляясь переменам — понял на сколько. Казалось бы, куртка и куртка, тряпка красивая, ан, нет. Такие куртки простые люди не носят. Такие — бархат, шелковая подкладка, витой шнур, пуговицы, обтянутые чистой кожей — только непростым людям впору. К таким курткам манеры положены степенные, достойные и походка уверенная, и характер твердый. Через пару дней Петр заметил: в бархатной куртке он себя чувствует серьезней, спокойней, солидней. Респектабельней, определила любимая жена.

В новой куртке Петр и Семенова встретил, когда тот явился к молодоженам. Не здороваясь, без приглашения ввалился в комнату, уселся в кресло, ногу за ногу забросил, хмуро полюбопытствовал.

— Планы ваши, как вижу, изменились? Подвигами больше не интересуетесь? В обыватели подались? В суету и серость?