будет отвязаться, если отвечать.
— А она хоть раз тебя об этом просила?
— А об этом надо просить? — смотрел он на Григория дерзко, упрямо.
Селиванов и сам был не робкого десятка, но парень ему не уступал.
— Иногда — да, — уверено кивнул Григорий. — А иногда мы знаем это и так, когда те, кто нуждается в отмщении, сами попросить уже ни о чём не могут. Но тебе не показалось странным, что твоя мать всегда с тобой спорила, когда ты говорил, что отца убил Прегер? Что за всю жизнь она ни разу не сказала, что его ненавидит или что это его вина?
Тень догадки мелькнула по его лицу.
— Сука, это ты? — Илья схватил его за грудки. — Ты показал ей фотографию отца? Ты приходил к ней в пансионат?
— Я, Илья, — спокойно кивнул Селиванов. — Ты позволишь? — взглядом показал на сжимающие его одежду руки. — Хочу тебе тоже кое-что показать.
Илья нехотя, но всё же отпустил. И Гриша вытащил из кармана фотографию.
— И кто это? — парень посмотрел на снимок в неярком свете окна.
Да, для него она была просто молоденькой девушкой на старом, затёртом фото. Не сестрой, не болью, что до сих пор отзывалась в душе, не воспоминаниями, от которых Григорий до сих пор просыпался ночами то в слезах, то в холодном поту, то в ужасе. Ветер бросил ей в лицо прядь светлых волос, она улыбнулась, отворачиваясь, в этот момент её и поймала камера. Но именно на этом фото она была так похожа на Янку.
«Что ты знаешь о мести? Ничего, мой мальчик!» — устало вздохнул Гриша.
— Это моя сестра. Её последний снимок. Через неделю один урод пригласит её на свидание. За ней приедет машина. А на следующий день её найдут изнасилованной и задушенной на городской свалке. — Он поднял на Илью глаза. — Они насиловали её всю ночь, втроём. Пили, закидывались колёсами, занюхивались порошком, слегка душили для большего удовольствия и насиловали. Пока один из троих не перестарался, не прижал слишком сильно и не сломал ей шею. Хрящ, который перекрыл трахею, как сказал патологоанатом. И те, кто её привёз, на той же машине вывезут её труп и выкинут на свалке, конечно, в надежде, что его там никогда не найдут. Но им не повезло.
— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — сглотнув комок в горле, вернул ему Илья фотографию.
— Потому что тот урод, что сидел за рулём машины — твой отец.
Повисла пауза.
Я же говорю, ничего-то не знаешь о мести, мой мальчик.
— Ты врёшь! — прохрипел Илья, когда до него дошёл смысл прозвучавших слов.
— Ми мучачо, я десять лет искал этих уродов. Тех троих кто над ней надругался. Того, кто за всем этим стоял. Дружка твоего отца, который ему сказал, что это хороший бизнес. Того козла, что делал вид будто в неё влюблён и пригласил на свиданье. И знаешь, что понял? — он постучал Илью по плечу. — Перед смертью врут, мой мальчик. Не верь, что, заглянув в её глаза, говорят правду. Такие живучие твари, как эти, изворачиваются и лгут до последнего вздоха, надеясь, что им всё сойдёт с рук. Но вольно или невольно они всё равно рассказали мне правду, подробность за подробностью, шаг за шагом. Зачем, кто, как, что. Так хотели жить. И каждый выгораживал себя… Им это не помогло. Избавлю тебя от гнусных подробностей. Из них только твоему отцу повезло. Шесть пуль. Какая благородная смерть для такого ублюдка, как он.
— Но если его убил не ты и не Прегер, то кто? — замер Илья.
Григорий усмехнулся. Но его глаза не улыбались.
— Тебя никогда не удивляло зачем так много? Шесть пуль? Зачем в него выпустили всю обойму, а умер он всё равно от потери крови?
— Нет, — покачал он головой, но ждал, что Григорий ответит.
— Наёмный убийца никогда не допустил бы такую ошибку и сделал контрольный выстрел в голову. Сдержанный во всём Прегер вряд ли стал бы беспорядочно палить, пока не кончились патроны. Но ты знаешь у кого спросить, — устало вздохнул Селиванов. — Увы, порой истина близко, но мы настолько упорствуем в своих заблуждениях, что её не видим.
— Нет, — покачал головой Илья. Это было уже совсем другое «нет».
Он потёр грудь, словно догадка ледяной рукой сжала сердце. И Григорий знал, что до него достучался. Но тот снова упрямо мотнул головой, теперь не желая верить:
— Нет.
— Держи, — взяв его руку, вложил в неё Григорий ключи от машины. — Езжай, мой мальчик. Думаю, действие лекарств уже прошло.
Селиванов видел, как Илья на ходу выхватил телефон. Последнее, что он услышал, глядя ему в след, было имя:
— Яна!
Глава 29. Яна
— Илья!
Ну наконец-то, обрадовалась я, подскочив с бетонной тумбы, на которой сидела, ответив на звонок. И едва не расплакалась от облегчения. Наконец-то!
Его голос, родной, тёплый, уютный, в один миг исправил этот неудавшийся вечер.
И о чём я только думала, когда решила с ним поехать!
Ещё и планы строила. Грандиозные, как Вавилонская башня.
Как Вавилонская башня, которую заносчивые люди решили построить высотой до небес, мои планы и потерпели сокрушительное фиаско.
В случае башни вмешался Бог, заставить строителей говорить на разных языках и всё, они не справились. В моём случае, наверное, тоже он, потому что, увидев, как Прегер отвернулся, словно я пустое место, я вдруг поняла, что мы с ним тоже говорим на разных языках. Я пыталась ему сказать, что мне не всё равно, я думаю о нём, я даже верность ему храню. А он, увидел меня с Ильёй, и понял это именно так, как оно выглядело — что я девушка Лейкина. И теперь, стоя… Я оглянулась. А где собственно я стою?
Но уже какая разница. Теперь, стоя где бы то ни было, я просто ждала Илью.
И он позвонил.
— Ян, — повторил он и замялся. — Я…
Слышно было плохо: и здесь, и там, откуда он говорил, играла одна и та же музыка и доносился шум. С его стороны — ещё звук сигнализации машины.
— У тебя всё в порядке? — разволновалась я, так и не услышав продолжения.
— Да, Хвостик. Да. Я… Прости, что оставил тебя одну, — заставил он меня ещё сильнее разволноваться — такая неуверенность звучала в его голосе, мука, отчаяние.
— Ничего. Илья, ты где? — прижала я плотнее к уху телефон, боясь пропустить хоть слово.
— На стоянке. Мне срочно нужно уехать. В пансионат. Я…
— Мама?! Ей стало