Читать интересную книгу Победитель остается один - Пауло Коэльо

«Я все бросила, – говорила Ева, – и не раскаиваюсь в своем решении. Я поступила бы точно так же, даже если бы Хамид не купил на мое имя виллу в Испании. Я поступила бы точно так же, даже если бы Игорь предложил отдать мне половину своего состояния. Я совершила бы этот шаг, потому что знаю: теперь я могу ничего не бояться. Если один из тех мужчин, по которым сходит с ума весь мир, захотел быть со мной, значит, я лучше, чем сама думаю».

Слушая другую запись, Игорь заметил, что его любимая испытывает серьезные психологические проблемы.

«Мой муж лишился рассудка. Не знаю, что послужило причиной – война или переутомление, но он мнит, будто ему дано постигать Божьи предначертания. Прежде чем окончательно решиться, я консультировалась с психологом, надеясь, что он поможет мне понять Игоря, подскажет, есть ли еще надежда спасти наши отношения. Я и тогда, и теперь предпочла не углубляться в подробности. Но мне кажется, он, считая, что творит благо, способен на ужасные поступки.

Врач объяснил мне, что многие благородные люди, сострадающие своему ближнему, вдруг полностью меняют свое отношение к миру. В проведенных по этому поводу исследованиях подобная перемена получила название «эффект Люцифера» в память ангела, любимого Богом больше всех и в конце концов возжелавшего обладать такой же властью».

«Почему же так случилось?» – осведомился другой женский голос.

Но ответа Игорь не услышал: на этих словах запись обрывалась – наверное, плохо рассчитали время.

А ему бы очень хотелось знать, что сказала Ева. Ибо он-то вовсе не мнил себя равным Богу. И не сомневался: его возлюбленная придумала все это для самой себя, боясь, что если решит вернуться, ее не примут. Ну да, ему приходилось убивать – но по необходимости, да и какое это имеет отношение к их браку?! Он убивал на войне, имея на это, как и всякий солдат, официальное разрешение. Он убил двоих или троих и в мирной жизни – но для их же блага, поскольку они больше не могли, не в состоянии были жить достойно. Он убивал и здесь, в Каннах – но ради выполнения своей миссии.

И ту, которую любит, он убил бы, если бы понял: она безумна, она сбилась с пути и начинает разрушать свою собственную жизнь. Он никогда не допустил бы, чтобы сумасшествие омрачило их блистательное и благородное прошлое.

Ту, которую любит, он убил бы, только чтобы спасти ее от долгого и мучительного саморазрушения.

Игорь смотрит на затормозивший под запрещающим знаком «Maserati» – автомобиль нелепый и неудобный, потому что по городу вынужден, при всей мощи своего двигателя, ездить с той же скоростью, что и другие; для проселочных дорог у него слишком мал клиренс, а на трассе он слишком опасен.

У машины очень низкая посадка, и человек лет пятидесяти, но желающий выглядеть на тридцать, выбирается из водительского кресла с большим трудом. Входит в пиццерию, заказывает «Четыре сыра», с собой.

«Maserati» и пиццерия плохо согласуются между собой. Но все же, как видно, иногда совпадают.

Искушение возвращается. Теперь его голос говорит уже не о прощении, не о великодушии и необходимости забыть прошлое и двигаться дальше – на этот раз он нашептывает Игорю сомнения. А если Ева не лгала, уверяя «подругу», что была несчастлива в браке? Что, если она, несмотря всю свою любовь к нему, уже погружалась в бездонную пучину неверного решения, подобно Адаму в тот миг, когда он принял протянутое ему яблоко, чем обрек на проклятие весь род человеческий?

«Я все спланировал», – в тысячный раз повторяет себе Игорь. Его замысел в том, чтобы вернуться вместе, чтобы не позволить короткому слову «прощай» уничтожить жизнь обоих. Он понимает, что в супружеской жизни – тем более на восемнадцатом ее году – кризисы неизбежны.

Но знает при этом, что искусный стратег должен постоянно менять свои первоначальные планы. Игорь поднимается, шепчет молитву, прося, чтобы ему не пришлось пить из чаши отречения.

Душа маленькой португалки незримо витает где-то рядом. Теперь он понимает, что поторопился и поступил опрометчиво: ведь ничего не стоило немного повременить и дождаться, когда появится достойный противник – кто-то вроде того псевдоатлета с волосами цвета красного дерева. Или кто-то такой, чья смерть была бы продиктована необходимостью избавить его от новых мучений, как поступил он с подсевшей к нему в баре женщиной.

Но девочка с густыми бровями, словно святая, склоняется к нему и просит не раскаиваться: он поступил правильно, он уберег ее от грядущих страданий и унижений. И ее чистая душа мало-помалу оттесняет Искушение, заставляя понять: он находится в Каннах не для того, чтобы силой вернуть потерянную любовь – это невозможно.

Он здесь ради того, чтобы спасти Еву от горечи и упадка. Да, она поступила с ним несправедливо, но сделанное ею для него прежде заслуживает благодарности.

«Я добрый человек».

Он расплачивается по счету и просит принести еще маленькую бутылку минеральной воды. Выйдя на улицу, выливает ее себе на голову.

Сейчас надо соображать отчетливо и ясно. Он так долго мечтал о наступлении этого дня, а вот сейчас почему-то мысли его в разброде.

5:06 РМ

Несмотря на то что мода меняется каждые полгода, одно остается незыблемым: охранники у входа всегда облачены в строгие черные костюмы.

Хамид для своих дефиле продумывал варианты – переодеть их всех во что-нибудь яркое и пестрое. Или в белое. Но если выбиться из свода общих правил, критики будут больше рассуждать о «бессмысленных новациях», чем писать о том, что его и вправду интересовало – о показе новой коллекции. Впрочем, черный – это совершенный цвет: консервативный, таинственный, впечатанный в коллективное бессознательное старыми голливудскими лентами. Герои неизменно одеты в белое, злодеи разгуливают по экрану в черном.

«Представьте, что было бы, если Белый дом назывался бы Черным? Все решили бы, что именно там обитает Князь Тьмы».

У каждого цвета – своя цель: это только кажется, будто их выбирают наугад. Белый символизирует чистоту и цельность. Черный устрашает. Красный вгоняет в столбняк. Желтый привлекает внимание. Зеленый сообщает, что все вокруг спокойно, и можно двигаться дальше. Голубой успокаивает. Оранжевый приводит в замешательство.

Охранники должны быть одеты в черное. Так повелось с самого начала, так тому, значит, и быть.

Как всегда, билеты трех видов. Первый – для прессы: будет несколько пишущих репортеров и множество фотографов, навьюченных своей тяжелой аппаратурой; они приветливы друг с другом, однако не упустят случая отпихнуть коллегу локтем, когда придет время выбрать наилучший ракурс и самую выгодную точку для съемки, поймать самый выигрышный момент или сделать уникальный снимок. Второй – для приглашенных: Неделя высокой моды в Париже ничем не отличается от того, что происходит здесь, на берегу Средиземного моря; публика обычно скверно одета, и наверняка у нее не хватит средств купить демонстрируемые туалеты. Но эти зрители в дурацких джинсах, безвкусных майках, кричаще-аляповатых «дизайнерских» кроссовках считают своим долгом присутствовать на показе, чтобы доказать, что отлично вписываются в доминирующий тут стиль, что выглядят непринужденно и «одеты удобно», хотя это вовсе не так. Кое-кто щеголяет дорогими сумками и поясами, что производит столь же нелепое впечатление, как если бы полотно Веласкеса поместили в пластиковую раму.

И наконец ВИПы. Охранники, которые никогда никого не знают, стоят с угрожающим видом, сцепив руки внизу живота. Зато появляется нежная девушка, обученная узнавать знаменитостей в лицо. Со списком в руке она направляется к супружеской чете.

– Добро пожаловать, мсье и мадам Хусейн. Благодарим вас за внимание.

Они проходят перед всеми остальными. Коридор один и тот же, но барьер из стальных столбиков с зелеными бархатными лентами показывает, кто есть кто и где здесь самые значительные персоны. Это – момент Малой Славы: к тебе относятся по-особенному, и хотя это дефиле не значится в официальном расписании просмотров (не стоит все же забывать, что в Каннах проходит кинофестиваль, а не что-то иное), протокол должен быть соблюден неукоснительно. Ради этой Малой Славы, венчающей людей на всех параллельных ему мероприятиях (ужинах, обедах, коктейлях) люди часами просиживают перед зеркалом, свято веруя в то, что искусственное освещение не так портит кожу, как солнце, из-за которого приходится изводить тонну кремов от загара. Пляж – в двух шагах, однако они предпочитают хитроумно устроенные солярии, неизменно имеющиеся в отеле. Пройдясь по набережной Круазетт, они насладились бы красотами пейзажа, но много ли калорий можно сжечь на такой прогулке? Лучше использовать беговые дорожки, которые должны быть в тренажерном зале любого уважающего себя отеля.