Читать интересную книгу Дипломатия Святослава - Андрей Сахаров

Наконец, одна из последних оценок договора 971 года дана в работе А. Власго. Он заметил, что, судя по содержанию документа, Святославу пришлось расстаться с мечтами о Балканах, но он мог действовать в качестве греческого наемника в районе Крыма. Тем самым автор полностью отрицает какие-либо достижения русской дипломатии в начале 70-х годов и считает, что в районе Крыма и Северного Причерноморья Русь защищала лишь византийские интересы.

Таким образом, в историографии по-разному оценивается ход выработки договора, остается неясным вопрос о характере договора: был ли это тягостный для Руси или, напротив, почетный мир, содержал он обязательства одной Руси или обеих сторон, являлся ли он конкретной княжеской грамотой или представлял собой стереотипное международное соглашение, возвращающее обе договаривающиеся стороны к нормам соглашения 944 или даже 907 года.

До сих пор окончательно не определен весь объем заключенного соглашения. Являлись ли обязательства Византии, сообщенные греческими хронистами, частью договора или правы те историки, которые объединяют условия договора 971 года и условия, сообщенные византийскими авторами, и в первую очередь Львом Дьяконом, или эти последние были включены в какую-то особую грамоту.

Ответ на все эти вопросы, на наш взгляд, можно получить, осуществив комплексный анализ не только хода переговоров и содержания русско-византийского договора 971 года, но и предшествовавших соглашений Святослава с греками, а также других русско-византийских соглашений в X веке.

Русская летопись при всей краткости сообщения о ходе переговоров дает по этому вопросу более богатый материал, чем византийские хроники.

Как формулирует летописец цель переговоров? - «Хочю имети миръ с тобою твердъ и любовь». А это значит, что Святослав, согласно летописным сведениям, предполагал возобновить с Византией договор «мира и любви», то есть вернуться к прежним мирным и дружественным отношениям между двумя странами, которые в прошлом определялись сначала договорами 907 и 911 годов, а позднее договором 944 года.

Первое предложение Святослава было встречено греками положительно, и в русский лагерь отправилось ответное посольство Цимисхия, вручившее дары Святославу. Летописец отмечает: «Се же слышавъ, царь радъ бысть и посла к нему дары болыпа первых»36. Святослав принял дары и устроил совет с дружиной. И здесь вновь, как в 907 и 944 годах, в центре переговоров стоял один из основных для Руси вопросов, касавшийся возобновления Византией уплаты ей ежегодной дани37.

Русские послы явились в греческий лагерь, и наутро византийский император принял их. В соответствии с уже сложившейся процедурой переговоров Цимисхий предложил русским послам изложить свои предложения: «Да глаголють сли рустии». Послы от лица Святослава заявили: «Тако глаголеть князь нашь: «хочю имети любовь со царемъ гречьскимъ свершеную прочая вся лета». Тем самым летописец вторично подчеркивает, что цель русского посольства - возобновление состояния «мира и любви» между двумя государствами; на сей раз она выражена в речах русских послов.

Русский посол начал излагать речи Святослава, а греческий писец по указанию императора стал «писати вся речи Святославля на харатью»38. По мысли летописца, запись этих речей и составляет смысл помещенного ниже в летописи текста русско-византийского договора 971 года.

Первые слова договора также раскрывают нам процедуру ею выработки. Оказывается, что данный договор составлен в результате переговоров, проведенных в Доростоле в присутствии Святослава и Свенельда, и запись его текста осуществлена в присутствии «сиикела Фефела», а сам текст от имени Святослава адресуется к Иоанну Цимисхию. Именно так, на наш взгляд, следует понимать короткую преамбулу договора, последовавшую за словами «Равно дpyгaгo свещанья» («Равно другаго свещапья, бывшаго при Святославе, волицемъ князи рустемь, и при Свеналъде, писано при Фефеле синкеле и к Ивану, нарицаемому Цемьскшо, царю гречъскому, въ Дерестре, месяца июля, индикта въ 14, в лето 6479 »)39.

Таким образом, весь ход переговоров выглядит в соответствии с летописными данными следующим образом.

Первоначально русское посольство появилось в греческом лагере. Оно передало Цимисхию предложения Святослава о «мире и любви» и встретило положительную реакцию. Затем византийский император направил своих представителей с дарами в Доростол. Там и начались переговоры с целью заключения соглашения.

С русской стороны переговоры возглавляли Святослав и Свенельд, с греческой - «сннкел Фефел», которого историки отождествляют с уже знакомым нам епископом Феофилом Евхаитским40, участвовавшим ранее в переговорах с болгарами. Выработанный проект договора, адресуемый от имени Святослава Цимисхию, и был сообщен в виде речей русскими послами, вновь появившимися в греческом лагере. Затем документ был окончательно подготовлен во время переговоров русского посольства в лагере греков и утвержден русскими послами. Все это указывает на большую дипломатическую активность сторон, которая, кстати, проявлялась еще ранее в ходе событий лета - осени 970 года и была прервана весной 971 года с началом военных действий.

Историки, писавшие о ходе переговоров, упустили из виду переданные летописью сведения о трехкратной встрече русских и греческих представителей в период выработки договора. Она свидетельствовала об упорных переговорах и, видимо, исключала предполагаемые некоторыми авторами обстоятельства, при которых греки просто продиктовали руссам условия: договора.

К этому следует добавить, что после утверждения договора Святослав, по свидетельству Льва Дьякона и Скилицы, обратился к Цимисхию с предложением личной встречи. Сам этот факт вообще чрезвычайно характерен для переговоров «варварских» вождей с греками. И болгарские ханы, и аварские каганы, и руссы в 860 году, и князь Олег в 907 году настойчиво стремились по окончании военных действий непременно лично встретиться с византийскими императорами. Это был вопрос престижа. Такое же пожелание выразил и Святослав, и встреча состоялась. Русский великий князь и византийский император встретились на берегу Дуная и говорили о «мире»41.

Характерно, что древний миниатюрист в мадридском манускрипте хроники Скилицы передал эту встречу совсем в ином стиле, чем ее описал Лев Дьякон. На рисунке нет ни пышного одеяния Цимисхия, ни сопровождающей его блестящей свиты, ни скромно одетого Святослава, находящегося в ладье. На миниатюре изображены два сидящие друг против друга человека. Ото переговоры равных партнеров. Лишь скипетр и корона отличают изображение византийского императора42.

Прежде чем перейти к содержанию договора 971 года, необходимо выяснить, как соотносятся сведения об условиях мира, сообщаемые греческими хронистами, и те условия, которые сформулированы в акте 971 года.

Мы уже отмечали, что некоторые историки объединяют эти сведения в одно целое. Однако делать этого, на наш взгляд, нельзя. В данном случае перед нами факты вовсе не одного и того же ряда.

Лев Дьякон сообщает, что русские послы на переговорах в лагере Цимисхия согласились с греками о следующих условиях мира: руссы передают грекам Доростол, освобождают пленных, уходят из Болгарии и возвращаются в свое отечество. В свою очередь греки обязывались предоставить руссам возможность покинуть на своих судах Доростол, не атаковать их на огненосных кораблях, разрешить недавним противникам привозить к себе хлеб, а русских торговцев, появившихся в Византии, «считать по-прежнему друзьями». Цимисхий предоставил руссам на обратную дорогу хлеб - по две меры на каждого воина43. Сведения Скилицы гораздо лаконичнее. Он сообщает о просьбе Святослава к грекам «принять его в число друзей и союзников ромеев» и пропустить вместе с войском на родину, с чем греки и согласились.

Скилица далее расшифровывает смысл этой просьбы. Оказывается, имелся в виду не только безопасный уход руссов из Доростола по Дунаю, но и посредничество византийского императора в предоставлении гарантий такой же безопасности со стороны печенегов при проходе руссов через причерноморские степи. Скилица сообщает, что по просьбе Святослава Иоанн Цимисхий послал к печенегам все того же епископа Феофила, который предложил печенежским вождям восстановить союз с империей, впредь не переходить через Дунай, не разорять Болгарию и позволить руссам «пройти через их земли в свое отечество». Печенеги согласились со всеми предложениями греков, кроме последнего44. Над поредевшим, измученным военной страдой русским войском нависла серьезная угроза.

О просьбе Святослава принять его в число «друзей» и «союзников» Византии писал также Зонара45. Самое любопытное заключается в том, что ни одно из условий мира, сообщаемых Львом Дьяконом, не нашло отражения в договоре 971 года, хотя, на первый взгляд, кажется, что византийский хронист сообщает важное условие мира - восстановление для русских торговцев статуса «друзей» империи, которое соответствует духу договора 971 года. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что это условие лишено всякого смысла. Отношения «дружбы» или «мира и любви» связывали не торговцев двух стран, а два государства как таковые, и обмен торговыми караванами в рамках заключенных договоров, определявших и статус русских торговых людей в Византии, являлся лить следствием этих отношений «дружбы» и «любви». Поэтому в действительности Лев Дьякон сообщает условия, не имеющие никакого отношения к договору 971 года, а один из его пунктов о восстановлении между государствами отношений «дружбы» и «любви» передает в весьма туманной форме.