Читать интересную книгу Дни минувшие (Исторические очерки) - Манаф Сулейманов

О школьной библиотеке следует сказать особо. И здесь Гаджи не пожалел средств. В библиотеке была собрана русская, зарубежная и восточная классика. Мы читали произведения Низами, Хафиза, Пушкина, Байрона, Тургенева, Толстого, Шекспира, Вольтера, Шиллера, Сеид Азима, Намика Камала и др. Получали множество периодических газет и журналов. В том числе, конечно, и журнал "Молла Насреддин".

Не поскупились попечители и на приобретение школьных принадлежностей: оборудовали кабинеты и классные комнаты атласами, картами, глобусами, чучелами зверей - птиц, животных, гербариями. Всё это использовалось в процессе занятий, на экзаменах. Видели бы вы, как ликовал Гаджи, какой счастливой улыбкой озарялось лицо этого неграмотного миллионера, когда кто-нибудь из нас отвечал на "отлично". На экзаменах присутствовал инспектор просвещения. Рассказывали, что, бывая в Петербурге, Москве, Париже, Гаджи Зейналабдин непременно посещал детские дома, учебные заведения, а по возвращении делился своими впечатлениями с азербайджанскими педагогами, дабы те переняли из этого рассказа всё поучительное. Во время этих поездок он заказывал книги, письменные и школьные принадлежности.

В Тифлисе первая мусульманская женская школа была открыта лишь в 1906-м году. Гвджи пригласили на церемонию открытия, но он не смог поехать из-за болезни. Послал поздравительную телеграмму и 25 тысяч рублей.

В начале XX века в Баку приехал известный журналист, ближайший соратник Джалила Мамедкулизаде Омар Фаик Неманзаде. Он был очарован воспитанницами Александровской школы и назвал это учебное заведение непостижимым чудом. Действительно, если принять во внимание царившую в то время темноту и невежество, наша школа могла показаться чудом..."

Омар Фаик Неманзаде написал по этому поводу специальную статью, которую послал в стамбульский журнал "Сервети-фюнун" ("Кладезь знаний"). Эта статья вызвала в мире ислама большой шум.

Вот как он сам вспоминает об этом:

"В БАКУ. Первое мое посещение Баку относится к весне 1900-го года. Здесь, на родине "черного золота", я не видел ни одной организации, серьёзно занимающейся вопросами издательства и просвещения. Увидел я лишь владельцев вышек и пароходов, тюрков-миллионеров, влиятельных ахундов, тюркских молодых людей в полуевропейских костюмах. Были здесь всего одна-две начальные школы, в которых обучались тюрки. А учеников-тюрков в русских школах можно пересчитать по пальцам.

Кроме типографии и газеты "Каспий" на русском языке, у тюрков здесь нет ничего, напоминающего о печати. Ни одной новой книги, произведения на тюркском языке. Если б я не увидел женской школы, открытой Тагиевым, я бы перечеркнул тюркское просвещение в Баку чёрной линией. Однако женская школа вселила в меня оптимизм. Открытая в такое время, в такой обстановке, школа столь обрадовала меня, что я, не в силах скрывать своих чувств, написал пространную статью и под псевдонимом "Защитник обездоленных" послал её в сборник "Сервети-фюнун", выходящий в Стамбуле.

Видно, статья эта обрадовала и деятелей стамбульской печати, потому что, помимо "Сервети-фюнунва и женского журнала, она была в точности перепечатана и всеми ежедневными газетами. Более того, эту статью и отклики на неб издали в виде книги, выразив таким образом свои братские чувства и удовлетворение.

Жаль, что, кроме этого очага просвещения, которое можно назвать чудом, в Баку не сделано ничего, заслуживающего внимания, в области народного образования и культуры.

Превращение Баку в большую производственную и торговую базу вселяло надежды на будущее. Капиталисты, движимые жаждой лёгкого обогащения, со всех сторон стекались сюда, одновременно привлекая в Баку тюркских интеллигентов, которые также искали более прибыльную работу. Среди них были люди, желавшие трудиться на ниве отечественного просвещения - открывать тюркские издательства, тюркские школы. Однако правительство остерегалось, что тюрки, просветившись, поймут требование новой жизни, постигнут запросы времени. Поэтому оно любыми путями стремилось убаюкать тюркское просвещение и пело ему лживые колыбельные. В этом смысле самым верным помощником и самым влиятельным слугой правительства, более даже чем русские чиновники, было мусульманское духовенство.

Я это наблюдал не только в Баку, но м в Ахалцихе, Гяндже, Шеки. Помнится, когда я учился в Шеки, шиитские и суннитские интеллигенты решили объединить школы, ученики которых принадлежали к этим двум направлениям ислама, сплотить их на культурном фронте. Однако правительство не могло спокойно наблюдать за этим движением нравственного и культурного возрождения народа. Оно перечеркнуло наш прогресс нашими же собственными руками.

Известный деятель духовного управления (речь идёт об Абдуррагиме-эфенди), в соответствии с тайным приказом из канцелярии наместника, под предлогом различия шиитов и суннитов, в корне пресек прогрессивное начинание. А ведь в Баку живут ещё более влиятельные члены духовного управления, чем в Шеки.

Как бы там ни было, Баку - сильная экономическая база, дающая свет многим странам, - был погружён во мрак и с точки зрения просвещения и культуры отставал от таких городов, как Тифлис, Гянджа, Шеки. Самые богатые миллионеры-тюрки, самые авторитетные ахунды, самые большие фанатики, самые опасные враги просвещения, первейшие предатели нации также живут именно здесь.

Я приехал в этот большой и богатый город с великими надеждами. Я надеялся увидеть здесь просветительское движение, которого не увидел в других городах. Однако после десятидневных поисков я, обескураженный вернулся назад. Потому что убедился: Тифлис пока является единственным центром просвещения для всех наций Кавказа..."

Школу Тагиева в 1913-м году превратили в учительскую семинарию для девушек-мусульманок. Гаджи Зейналабдин, помимо 150.000 рублей, положил на счёт школы ещё сто тысяч. Он собирался отдать семинарии и свой пассаж на Ольгинской. Но тут началась первая мировая война и помешала осуществлению его планов.

На выпускниц Александровской школы смотрели как на нечто необыкновенное. Образованные, раскрепощённые девушки действительно казались необыкновенными на фоне всеобщего засилья фанатизма и религиозных предрассудков. Они явились достойными поборницами отечественного просвещения, внесли весомый вклад в дело культурного возрождения и расцвета нации.

ПЕРВЫЙ СЪЕЗД УЧИТЕЛЕЙ-МУСУЛЬМАН КАВКАЗА. ( В некоторых источниках его называют съезд мусульманских учителей Азербайджана).

В мае 1906-го года на собрании просветительного общества "Ниджат" было решено созвать (в августе месяце) учительский съезд, в связи с чем создаётся комиссия в следующем составе: Гасан-бек Зардаби (Меликов), А.Агаев, Н.Нариманов, А.Джафарзаде, А.Эфендиев, Г.Махмудбеков, Г.М.Гаджибабабеков, М.Эфендиев. Начинается серьёзная подготовительная работа. Г.Зардаби посылает письма и корреспонденции в газету "Каспий", Н.Наримаиов - в "Хаят", А.Агаев - в "Иршад", определяя и уточняя цели и задачи съезда.

Председатель учредительной комиссии Нариман Нариманов работает в преддверии съезда без устали, пишет многочисленные статьей о проблемах школьного образования, а в день открытия публикует статью под названием "Сегодня".

15 августа 1906-го года, в 10 часов утра, в зале второй городской школы открылся съезд азербайджанских учителей. Коротким вступительным словом его открыл председатель учредительной комиссии Н.Нариманов. Г.Зардаби избирается председателем, Н. Нариманов - его заместителем, Фархад Агаев - секретарем съезда.

Съезд обсудил ряд важных проблем народного просвещения и образования: введение азербайджанского языка как обязательного предмета в начальных и средних русско-татарских школах, составление новых учебных программ, обсуждение единого метода, улучшение условий жизни и труда сельского учителя, перевод азербайджанского отделения Горийской семинарии в один из городов Азербайджана и развитие женского образования.

Старейший учитель Самед-бек Аджалов так рассказывал о причинах разногласия, обнаружившегося во время проведения съезда: "В Баку был инспектор просвещения по фамилии Ливицкий. Матёрый реакционер и ярый проводник русификаторской политики в школах. Он предписывал учителям: "Не вздумайте говорить на уроках по-татарски (по-азербайджански-М.С). Услышу хоть одно слово, выгоню. "Среди педагогов началось смятение: "Как же мы объясним маленьким детям смысл слов, которые произносим по-русски! Остаётся только лаять, произнеся слово "собака" или мяукать при слове "кошка"..."

Делегаты съезда решили пожаловаться наместнику Кавказа на инспектора Ливицкого и потребовать узаконения родного языка в качестве равноправного предмета обучения.

Составить текст телеграммы поручили председателю съезда. Г.Зардаби выполнил поручение делегатов, а на следующий день зачитывал текст на очередном заседании. Телеграмма заканчивалась следующими словами: "Съезд просит о справедливом разрешении вопроса". Нариман Нариманов запротестовал: "Съезд требует! Требует, а не просит".