потом объявил ее своей невестой и отправил к себе в шатер. После этого ее никто не видел и не знал, что было дальше, но догадаться было нетрудно.
Любован и Велемер угрюмо переглянулись. Жукота, предок Любована, поначалу жил в городце Честове, откуда его младший внук Крут перебрался ниже по Упе и основал Крутов Вершок. Честовский род и сейчас почитался старшим над крутоверховским и не мог оставить без внимание такое бесчестье. А Честов, хоть и уступал по величине и важности Изрогу, Секирину и Борятину, без которых было бы невозможно движение торговых обозов через волоки, тем не менее добывал немало железа и пользовался уважением.
– Подите ко мне в избу, отцы! – к ним подошла Мирава, удивительно спокойная для женщины, у которой хазары похитили сестру. – Переждите, пока воевода выйдет.
Но не успели они принять ее приглашение, как из своей избы появилась Озора и позвала к Хастену – он желает говорить со старейшинами. Не так чтобы ему хотелось с ними беседовать, но он опасался, как бы старики не отправились прямо к тархану – тогда забот не оберешься.
– Ты, воевода, скажи хазарину, чтобы нашу девку отдал! – сурово обратился к нему Велемер. – И если сотворил с ней что, то роду ее вира полагается за бесчестье!
– Вира вам полагается! – напустился на них Хастен. – Да как бы с вас самих не взяли за колдовство! Знаешь ты, что ваша девка туром обернулась и самого Азара чуть на рога не подняла!
– Не может такого быть! – возмутился Любован. – Она у нас росла, я ее с рождения знаю! Датимир был муж честный! Ты еще скажи, я сам туром обернулся!
– Вся дружина Азарова видела! Они все присягнуть готовы! Проведает Азар, что вы оборотней покрываете – и ее, и мать ее, и весь ваш Вершок велит огнем спалить, всех людей мечами посечь!
– За что это нас мечами сечь! – обеспокоились и возмутились старейшины. – Мы люди честные, дань свою платим, никогда за нами задержек не было! А тут хватают нашу девку, и нас же еще мечами сечь!
– Вы Азара не злите! У него русы Олеговы брата убили, он сам злой, как леший, а тут еще вы со своей девкой!
– Пусть с Олега и взыскивает, мы-то что? Да и девку мы ему не сватали! Где он на нее наскочил?
Бранились довольно долго: Хастен стращал гневом хазар и обвинением в колдовстве, которого старейшины никак не хотели признать. Наконец сговорились на том, что Хастен пойдет к Азару и постарается забрать у него девку, а заодно как-то уладить дело миром.
Однако, когда Хастен явился в стан, девки там не оказалось, а Азар наорал на него, что здешние колдуны только морочат людей и чуть не сгубили его во сне. Ничем, кроме смутных слухов о бродившей в реке турице, Хастен не разжился и вернулся в Тархан-городец такой же злой, как сам отходящий от тяжкого похмелья Азар.
– Дома ваша девка давно! – рявкнул он на старейшин. – Нет ее здесь! Сбежала. У себя ищите!
Кого-то из отроков опять снарядили в Крутов Вершок. Но пока суд да дело, среди женщин в Тархан-городце поползли слухи: мол, Азар-то Заранку небось придушил и велел в реку бросить. А может, и сама утопилась от срама. Вот увидите, дома ее не найдут, а будет она теперь по ночам из реки выходить и людей мучить.
В тот же день прибыл Боромил из Изрога, а к вечеру Недозор из Борятина. Ольрада с ним, к облегчению Миравы, не было. Мужу она, конечно, рассказала бы, что Заранка цела и невредима, но он не мог бы признаться, что знает об этом, а его бездействие, когда единственная свояченица обесчещена или даже убита, опозорило бы его навсегда.
Тревога и недовольство нарастали. Во всех избах городца толковали, как рассудить это дело. Угрозы Огневиды тоже не остались тайной, и люди чувствовали себя так, будто на них с двух сторон надвигаются разом две беды, причем одна не избавит от другой, а лишь усилит удар.
К вечеру в избу к Мираве, где сидели несколько приезжих старейшин и Хельв, явился хмурый Ярдар.
– Азар-тархан готов простить вас, если он больше никогда не услышит про этих оборотней, – объявил он. – А если кто-то еще ему заикнется, то он прикажет сжечь все селение и продать в челядь всех, кто при этом уцелеет.
Старейшины онемели.
– Наша-то в чем вина… – заговорил наконец Велемер. – Мы люди честные, и дань платим как полагается…
– Мы люди вольные! – выкрикнул порядком разозленный Любован. – И с челядью равнять нас не позволим!
– Ну так уравняетесь с трупьем холодным! – рявкнул Ярдар. – Азар зол на нас на всех, как Дивий Ддед! Русы эти Амундовы, чтоб их Перун забил, а здесь еще вы с вашими…
Он запнулся, вспомнив, что Заранка шла-то к нему, а не к кому другому, когда наскочила на ловцов. Больше всего он сейчас боялся, что кто-то вспомнит, как он вчера предлагал взять ее в жены.
– Ты, старче, уйми своих ведуниц! – бросил он Любовану. – Чтоб сидели тихо, как лист! А то и их, и вас хазары в пень повырубят! Мне еще за вас отвечать придется!
– А если они правда ее сгубили? – подала голос из угла у холодной печи Мирава.
Ярдар только сейчас ее заметил. Невольно вспомнил, как только вчера в этой самой избе она заклинала его помочь Заранке, которая просила о нем судениц, а сама не имеет никакой другой защиты.
Но силы были слишком неравны. С одной стороны эти три ворожейки – девка, баба и старуха, а с другой – Азар с его дружиной, за ними вся держава хазарская, хакан-бек со всадниками-арсиями, «дети тарханов», способные выставить десятитысячное войско, конные дружины и ополчения болгар, буртасов, ясов, славян, да боги весть кого еще! Когда десятитысячное войско выступает в поход, – когда-то давно он слышал об этом от Семир-тархана, их прежнего сборщика, – перед всем войском везут светильники и восковые свечи, все всадники одеты в панцири, в шлемы, все с копьями; в окружении стягов едет сам хакан-бек, а перед ним всадник везет бубен с позолоченной кожей – знак солнца. Отдельное войско хазары при этом оставляют дома, чтобы никто не напал на их землю в это время – вот сколько у них сил. Каждый воин берет с собой в поход кол и три веревки; когда войско останавливается на ночь, кол втыкают в землю, а на него вешают щиты, так что стан оказывается окружен стеной из щитов,