Читать интересную книгу Клеопатра - Генри Хаггард

– На тебе лица нет, Гармахис, – сказала она. – Ты болен?

– Я очень болен! Мне кажется, я сейчас умру, – задыхаясь, проговорил я.

– Тогда ляг на подушки и отдохни, – ответила она, не отпуская мою руку, которую уже покинула сила. – Это пройдет. Ты слишком долго всматривался в звезды. Какой ласковый ночной ветер веет из окна, неся с собой аромат лилий! Прислушайся к шепоту моря, к плеску волн, набегающих на скалы. Оно тихое, но в нем слышна такая могучая сила, что она почти заглушает журчание прохладной воды в фонтане. Услышь голос Филомелы, она поет своему возлюбленному, и как сладка песня, рожденная в любящем сердце! Сегодня действительно восхитительная волшебная ночь, и воистину прекрасна музыка дивной природы, которую поют ветер и деревья, птицы и беспокойные уста океана. Но как удивительно, что все эти сотни голосов поют нота в ноту, сливаясь в божественной гармонии! Послушай, Гармахис, мне кажется, я догадалась кое о чем. Ты тоже царского происхождения, в твоих жилах течет кровь не простолюдина. Конечно, столь благородный росток могло дать лишь царственное дерево. Ты смотришь на священный листок у меня на груди? Он был выколот в честь великого бога Осириса, которому я, как и ты, поклоняюсь. Смотри!

– Отпусти меня! – простонал я, пытаясь встать. Но силы покинули меня.

– Нет, еще рано. Неужели ты хочешь уйти? Ведь ты не оставишь меня? Ты не можешь оставить меня сейчас. Гармахис, разве ты никогда не любил?

– Нет, нет, о царица! К чему мне любовь? Мне невозможно и представить это. Отпусти меня! Мне дурно… Я больше этого не вынесу!

– Чтобы мужчина никогда не любил, как это странно! Не слышать, что женское сердце бьется одним ритмом с твоим, не видеть слез счастья и страсти на глазах возлюбленной, когда она, прижимаясь к твоей груди, шепчет слова признания!.. Никогда не любить! Не посвящать себя загадке женской души, не ведать того, что Природа способна излечить нас от безбрежного одиночества и золотой паутиной любви сплести в единое целое два существа. Не любить – это все равно что не жить, Гармахис!

Нашептывая эти слова, она незаметно придвигалась ко мне, потом с глубоким страстным вздохом положила руку мне на плечи и посмотрела на меня своими бездонными голубыми глазами и улыбнулась своей таинственной умиротворенной улыбкой, которая, подобно распускающемуся цветку, открыла красоту, сокрытую внутри всей красоты мира. Ее царственная грудь прижалась ко мне сильнее, потом еще сильнее, вот уже ее сладкое дыхание коснулось моих волос, у меня закружилась голова, и в следующий миг наши губы встретились.

Горе мне! В том поцелуе, более роковом и более крепком, чем объятия самой Смерти, были забыты Исида, мои возвышенные надежды, клятвы, честь, отчизна, друзья, весь мир, – все, все, кроме Клеопатры, обнимавшей меня и называвшей меня любимым и повелителем.

– А теперь выпей за меня, – прошептала она. – Выпей, и пусть это вино станет знаком твоей любви.

Я взял чашу, сделал большой глоток и вдруг понял (увы, слишком поздно!), что вино отравлено.

Я упал на ложе и, хоть по-прежнему все видел и слышал, не мог ни говорить, ни даже шевельнуть рукой.

Клеопатра склонилась надо мной и достала спрятанный у меня на груди кинжал.

– Я выиграла! – воскликнула она, откидывая назад свои длинные волосы. – В эту игру, клянусь богами, стоило сыграть – ставкой в ней был Египет! Значит, этим кинжалом ты хотел убить меня, о мой царственный соперник Гармахис, чьи приспешники уже собрались у ворот моего дворца и до сих пор ждут сигнала? Ты еще слышишь меня? Что же теперь мне мешает пронзить этим кинжалом твое сердце?

Я услышал, что она говорит, и слабо указал себе на грудь, потому что больше всего на свете желал умереть. Она величественно поднялась в полный рост, и в руке ее блеснул большой кинжал. Он начал опускаться, коснулся моей кожи.

– Нет! – снова воскликнула она и отбросила кинжал. – Ты слишком нравишься мне. Нельзя, жаль просто так убить такого красивого мужчину. Я дарую тебе жизнь. Живи, неудавшийся фараон! Живи, несчастный горе-принц, которого перехитрила женщина! Живи, Гармахис… Чтобы украсить мою победу!

Затем я потерял способность видеть, а мои уши слышали лишь пение соловья, шепот моря да торжествующий победный смех Клеопатры. Проваливаясь в царство сна, теряя сознание, я продолжал слышать этот хрипловатый смех. Он прошел со мной через всю жизнь и преследует меня и сейчас, перед смертью.

Глава VIII

О пробуждении Гармахиса, о видении смерти, о явлении Клеопатры и о ее словах успокоения

Я проснулся и увидел, что лежу в своей комнате. Я вздрогнул. Наверняка все это мне приснилось! Могло ли подобное быть явью? Не может быть, чтобы я не выполнил своего предназначения, чтобы единственная возможность была упущена навсегда! Не может быть, что я подвел всех, кто возлагал на меня надежды, и что отряд храбрецов во главе с моим дядей напрасно ждал у восточных ворот. Не мог же я предать наше великое дело! Неужели весь Египет, от Абу до Ату, до сих пор ждет – и ждет напрасно? Нет, возможно что угодно, только не это! Это был кошмар, страшный сон! Еще один такой сон может разорвать сердце. Лучше умереть, чем еще раз столкнуться с таким адским наваждением, посланным на меня силами зла. Но, если то было чудовищное видение, отвратительная фантазия, вызванная перенапряжением ума, то где я? Почему я здесь, если должен дожидаться Хармиону в Алебастровом зале?

Где я? И – о боги! – что это за страшная груда, очертаниями сходная с человеком, под окровавленным покровом, лежит у изножья ложа, на котором я, должно быть, заснул?

Я, как лев, вскочил с криком и ударил по этой груде изо всех сил. Удар был тяжелым, и от него этот предмет перевернулся на бок. Не помня себя от ужаса, я сорвал белый покров и под ним увидел обнаженную связанную фигуру с поджатыми к груди ногами. Это был голый труп начальника дворцовой стражи римлянина Павла. Он лежал передо мной, и из его груди торчал кинжал, мой кинжал, с золотой рукояткой в виде сфинкса. Этим кинжалом к широкой груди был прижат кусок папируса с латинскими словами. Я наклонился к бездыханному телу и прочитал:

«HARMACHIDI SALVERE EGO SUM QUEM SUBDERE NORAS PAULUS ROMANUS DISCE HINC QUID PRODERE PROSIT».

«Приветствую тебя, Гармахис. Я – подкупленный тобою римлянин Павел. Узнай, как поступают с предателями».

Мне стало дурно, я отшатнулся от покрытого запекшейся кровью трупа и попятился назад, пока стена не остановила меня. Я слышал пение птиц снаружи. Они приветствовали день. Значит, это был не сон, и я пропал! Пропал!

Я подумал о моем старом отце Аменемхете. Да, я представил, что с ним будет, когда он узнает, когда ему расскажут о позоре его сына, погубившего все его надежды. Я подумал о моем любимом дяде Сепа, жреце, готовом отдать жизнь за свою страну, который целую нынешнюю ночь ждал сигнала, но так и не дождался. Тут же последовала и другая мысль. А что же будет с ними? Я был не единственным предателем. Меня тоже предали. Но кто? Возможно, сам Павел. Если это был Павел, он почти ничего не знал о том, кто участвовал в заговоре. Но тайные списки лежали у меня на груди, в одежде. Великий Осирис, они исчезли! Значит, участь, постигшая Павла, ждет всех преданных своей отчизне жаждавших возрождения Египта. От этой мысли разум у меня затуманился, и я упал без чувств.