Годы, проведённые в приёмных семьях, порой были ужасными и одинокими, и Харпер всем сердцем желала, чтобы её родители были рядом, и ей бы не пришлось жить в домах незнакомцев — домах, в которых она никогда не смогла бы почувствовать себя в безопасности. Этот опыт по-своему, но тоже травмировал Харпер. Спустя время она смогла это признать.
Когда не стало родителей, её дядя учился в колледже, поэтому не мог предложить ей дом, а отец её лучшей подруги остался один с двумя маленькими девочками на руках, потеряв свою жену от рака шесть месяцев назад.
Некоторые люди чувствовали себя виноватыми, Харпер это тоже знала. Вот почему Дуэйн всегда предлагал ей работу, например, в его офисе. По этой же причине отец Райли настаивал, чтобы она оставалась в их доме на летних каникулах в средней школе, а затем подсуетился и помог начать свой бизнес в качестве гида. Он даже обеспечил её первыми клиентами, которые впоследствии стали постоянными.
Харпер понимала, почему они не предложили удочерить её после несчастного случая. Она просто не знала, как объяснить это маленькой девочке внутри себя, которая всё ещё страдала, возвращаясь мысленно к тому периоду в своей жизни. Маленькой девочке, ощущавшей себя совершенно никому ненужной.
Харпер не хотелось слишком много думать о первых годах после смерти родителей. Но позже… ну, а потом её поместили к пожилой женщине, которая была добра к ней. Она начала ходить в новую школу и… с ней всё было в порядке.
Райли нервно поджала губы, выражение, которое всегда появлялось на её лице, когда заходила речь о Харпер, в очередной раз отправляемой в систему социальных служб.
— Как бы то ни было, — сказала Харпер, желая сменить тему, — я всё ещё жду, когда коронер сможет отдать мне их останки, а затем устрою похороны.
— Весь город придет.
Харпер выдавила из себя улыбку.
— Надеюсь. Отцу это бы понравилось. — Её улыбка стала шире. — А мама предпочла бы остаться дома и почитать.
«Я их своеобразная комбинация, — с радостью подумала Харпер. — Любительница походов и дикой природы, как отец, и любительница книг, как мама».
Райли встала перед Харпер, наклонилась вперед и вытянула кончики волос по обе стороны от лица, чтобы измерить ровность стрижки. Она встретилась взглядом с Харпер и улыбнулась.
— Она очень любила книги, правда? Помню, как я сказала ей, что мы читали «Паутину Шарлотты» в классе, и она спросила меня, скучаю ли я по персонажам. Я понятия не имела, что она тогда имела в виду. Она буквально скучала по людям, которых не существовало.
Райли выпрямилась и отступила назад, чтобы оценить свою работу.
Харпер улыбнулась. Да, это звучало очень похоже на её маму. Она любила литературу. И вдохновляла других любить её. Эта мысль напомнила ей Лукаса, выражение глубокой печали на его лице, когда он отдавал Харпер рюкзак с записями её мамы.
«Следовало оставить их у него».
Да, конечно, она должна была это сделать. О чем она только думала? Ну, она, конечно, думала, что нашла ещё один драгоценный кусочек прошлого, который ей так отчаянно хотелось сохранить. Что-то осязаемое. Но, похоже, эти записки помогали и поддерживали Лукаса, когда для неё они были всего лишь подарком на память.
«Неужели я сделала с ним то же самое, что произошло со мной? Отняла что-то безумно важное, что приносило радость и свет?»
У Харпер упало сердце.
— Так что же теперь будет с Лукасом? — спросила Райли, расстегивая липучку и снимая накидку с Харпер. — Он собирается остаться в лесу?
Харпер нахмурилась, когда вновь встретилась взглядом с Райли в зеркале.
— Не знаю, много ли у него вариантов. Я имею в виду, что у парня нет семьи, о которой он знает, нет формального образования или опыта работы… Но… в нём что-то есть… Боже, это трудно объяснить. Он одновременно и дикий, и — не знаю, как бы это сказать — невинный? Нет, не то. Вдумчивый? Рассудительный? — Она покачала головой, расстроенная, что не может точно описать его, подобрать верное словно. — Чувствительный.
— У тебя сейчас такие забавные глаза, — заметила Райли.
Когда Харпер взглянула на неё, то увидела, что подруга наблюдает за ней с выражением наполовину озадаченным, наполовину удивлённым.
Харпер закатила глаза.
— Я в порядке. А он просто загадка.
— Ну да, конечно, он — загадка. Он вырос на грязи, снеге и школьных заметках о «Графе Монте-Кристо». Он, наверное, чертовски запутался.
Несмотря на то, что это было сказано с сарказмом, Харпер рассмеялась.
— А кто бы не запутался? — спросила она, рефлекторно пытаясь защитить Лукаса, хотя знала, что Райли в основном шутит. — Ты можешь себе это представить, Райли? Одиночество, с которым он, должно быть, жил все эти годы? Не знаю, смогла бы я выжить. Смогла бы я справиться с подобным.
— Конечно, смогла бы. Ты — самый сильный человек, которого я знаю.
Харпер слегка улыбнулась. Она оценила уверенность подруги, но задалась вопросом, был ли кто-нибудь достаточно силен, чтобы пережить это без каких-либо серьезных психологических травм и последствий.
— В любом случае, мне нужно бежать. — Она встала, обошла кресло и снова обняла Райли. — Спасибо тебе за это, — сказала она, указывая на стрижку, которая ей не была нужна, но которая позволила навестить подругу под бдительным оком владелицы салона.
— Береги себя, — сказала Райли, когда Харпер вручила ей деньги за стрижку, вместе с неплохими чаевыми, сложив купюры в несколько раз, чтобы подруга не пыталась вернуть чаевые, как делала это всегда. — И дай мне знать, если тебе понадобится какая-нибудь помощь.
— Обязательно. — Харпер помахала на прощание другим знакомым стилистам.
Колокольчик над дверью звякнул, когда она уходила.
Не успела она пройти и квартала, как зазвонил телефон. Она вытащила его из кармана, и когда увидела, кто это, её сердце забилось быстрее. Она отошла к стене здания, чтобы не торчать посреди тротуара и не мешать прохожим.
— Алло.
— Привет, Харпер. Я звоню тебе по поводу… наверное, тебе лучше присесть… — Голос у агента Галлахера был поразительно взволнованным.
У Харпер перехватило дыхание, и она прислонилась к деревянной обшивке хозяйственного магазина.
— Я вас слушаю.
— Мне звонил коронер. Харпер, есть доказательства, что твоих родителей застрелили.
— Застрелили? — Какое-то мгновение это слово не имело смысла, будто агент Галлахер говорил на неизвестном иностранном языке. — Я ничего не понимаю.
— Я тоже, но их дело сейчас рассматривается как убийство.