Её лицо исказила гримаса боли, и она начала плакать, но вскоре остановилась.
— Я думала, тебе будет лучше с ним. И он заботится о тебе, я это вижу. — Она оглядела хижину. — Ты в безопасности, верно? Тебе здесь хорошо? Тепло?
Джек на мгновение задумался и неуверенно кивнул.
— Мне тепло. Но никто не заботится обо мне.
«Я сам о себе забочусь».
Женщина — его мать? — наклонила голову, дергаясь и снова почесывая шею.
Джек взглянул на место, которое она расцарапала, и увидел, как маленькие капли крови медленно стекают вниз по её шее.
— Но он дал тебе этот дом, убедился, что у тебя есть безопасное, тёплое место для жизни.
— Дрисколл? Да, он подарил мне этот дом, но… откуда вы знаете Дрисколла?
Она снова покачала головой.
— Мне повезло, что я нашла тебя. Я увидела Дрисколла в городе и проследила за ним, но в какой-то момент потеряла его машину из виду. Я думала, что заблудилась, но потом совершенно случайно заметила твой дом. Как будто Бог привёл меня сюда, понимаешь? — Она всхлипнула, снова вытирая нос рукавом. — Я знаю, что это неправильно, что он держит тебя здесь. И я собираюсь это исправить. Я отмоюсь от ошибок прошлого, я обещаю. И найду себе приличное жильё. Милый маленький домик с подсолнухами в саду. Ты любишь подсолнухи?
«Подсолнухи?»
— Но ведь в городе идёт война. Разве вы не знаете?
Она секунду смотрела на него, затем кивнула — её голова как-то неестественно дернулась, а глаза вновь наполнились слезами.
— Я знаю. Боже, я знаю. Никому нельзя доверять. Весь мир в огне. Он всегда в огне.
Джек кивнул.
— Да, вам не стоит туда возвращаться.
Она слабо улыбнулась.
— Я многое пережила. Я справлюсь.
Джек пристально смотрел на неё, пытаясь понять этот странный, неожиданный визит.
«Неужели это правда, и она — его мама? Неужели она отдала его Дрисколлу, чтобы оградить от войны? А как же Бака? — Джек непроизвольно нахмурился, пытаясь понять всё это. — Его передали от человека к человеку, лишь бы он находился в безопасности. Возможно ли это? И если возможно, то получается… у него есть семья. У него есть мама!»
Джек шагнул вперед и схватил её за руку.
— Позвольте мне пойти с вами. Я смогу защитить нас. Смогу добыть еду, и… и сделать тёплую одежду.
Она снова улыбнулась, и ещё одна слеза скатилась по её щеке.
— Мой милый мальчик. — Она вздохнула и медленно покачала головой. Грустно. — Я пока не могу взять тебя с собой. Но, скоро, обещаю. Я вернусь за тобой. Кстати, — тон ее голоса немного изменился, будто она собиралась сказать неправду, — я принесла тебе кое-что.
Она отошла, сняла с плеча сумку и поставила на пол. Затем опустилась на колени, открыла сумку, вынула из неё несколько книжек, встала и протянула их Джеку.
Он взял их и прочитал названия: «Три поросёнка» и «Спокойной ночи, Луна».
— Мне сказали, что это самые популярные книги для детей. — Она нахмурилась. — Я понимаю, они для детей помладше, но… Я не была уверена…
Джек с сомнением взглянул на неё. Он помнил предостережение Баки, что он никогда и никому не должен говорить, что она научила его читать. Его Бака сказала ему, что это очень опасно. Но эта женщина была его мамой, по крайней мере, так она говорила. Ему не стоило признаваться ей, что он умеет читать, но лгать тоже не хотелось.
— Спасибо, — наконец сказал Джек, но не удержался и произнёс: — Когда вернётесь, сможете принести мне ещё?
«Не детские книжки», — хотел добавить он, но не стал, из страха, что она забёрет те, что были у него в руках. Он крепче прижал их к себе.
— Конечно. Конечно, — она выдохнула, улыбнулась и отошла в сторону. Наклонилась, взяла свою сумку и пошла к окну. — Я скоро вернусь. Обещаю.
Она снова улыбнулась, на этот раз шире, но лицо при этом было искажено болью, а тело подрагивало сильнее, чем раньше.
— Мне просто нужно выздороветь, а потом я вернусь. А до тех пор береги себя, хорошо?
Джек кивнул, и она открыла окно и начала карабкаться назад, в снежную ночь.
— Подождите, — позвал он, и она обернулась. — Как вас зовут?
— Меня зовут Эмили. — Она замолчала, снова повернувшись к нему. — Но ты не можешь говорить обо мне. Никому не говори, что я была здесь, ладно?
Джек кивнул. Но он ничего не понимал. Кому бы он мог рассказать? Также он не понимал, почему все всегда хотели, чтобы он хранил их секреты. Он не знал, кто его защищает и от кого. Он был словно в ловушке и не имел ни малейшего представления, кому можно доверять, а кому нет. Более того, он не был уверен, что кому-либо вообще стоит доверять.
Эмили собралась было вылезти в окно, но остановилась.
— Как он тебя называет? — спросила она обернувшись.
Джек знал, что она имеет в виду Дрисколла, но Дрисколл никак его не называл. И он не знал, есть ли смысл говорить что-нибудь о его Баке, где бы она сейчас ни была.
«Почему Дрисколл и его мама не знали, как его зовут? Так кто же я?»
— Меня зовут Джек.
Она кивнула.
— Джек — хорошее имя. Я хотела назвать тебя Лукасом. — Её голос звучал очень грустно. — Я знаю, что это не твое имя, но когда я носила тебя, то называла именно так. Мне жаль, что, я даже этого не смогла тебе дать.
Сказав это, она вылезла в окно и с тихим хрустом приземлилась в свежевыпавший снег.
Джек наблюдал, как она включила странный прибор, зажегший свет, и пошла в лес. Свет постепенно удалялся, вместе с женщиной, которая называла себя его матерью, но снова оставила его одного.
Джек прочитал книги по три раза, пытаясь запомнить слова наизусть, затем снова забрался под одеяло и уставился в потолок. Эти книги не имели смысла. Волки были хорошими, а не плохими. Щенок был его лучшим другом. У волков были семьи и товарищи, которым они были верны всю жизнь. Они пели любовные песни луне и катались на спине от счастья, вдыхая запах дождя. В отличие от диких свиней — вот они-то были по-настоящему злым. Злыми, ужасными, мерзкими и жадными. Им нравился запах крови, и они смеялись над вещами, которые никто не мог видеть.
Джек вздрогнул, вспомнив о них, и в памяти всплыли слова Дрисколла: «Мясо дикой свиньи продаётся за хорошие деньги. Если ты сможешь убить свинью, я принесу тебе твой собственный лук и стрелы». Джек ещё не нашел ни одной свиньи, хоть и не слишком усердствовал в поисках. За последние несколько месяцев он не мог заставить себя ни на что решиться. Он скучал по Щенку. Он ненавидел громкую, просто оглушающую тишину.