Пьер спросил:
— Он убил ее?
— Да.
— Каким образом?
— Забил до смерти. Как и обещал.
— Сразу же после возвращения домой?
— Нет, не сразу, это я знаю доподлинно. Вернувшись домой Отто приказал отвести лошадь в конюшню, а сам пошел принять душ, переодеться, словно ничего не случилось. Около недели он не наведывался в конюшню. Затем в замке появились плотники, которые начали строить какое-то странное сооружение. В старом заброшенном стойле, находившемся в углу конюшни, плотники поставили две толстые, параллельные друг другу стенки, примерно метровой высоты. Стенки были расположены настолько близко друг к другу, что лошадь с трудом могла встать между ними. Стенки, очень массивные и прочные, были закреплены на полу толстыми железными полосами и болтами. Вверху стенки перекрывались двумя металлическими полосами, которые могли откидываться и закрываться. На внутренней стороне перегородок закрепили четыре железных кольца, по два на каждой стороне. Конюх Хаасе описал мне все это очень подробно.
Как только сооружение было готово, Отто приказал Хаасе поздно вечером, около полуночи, привести лошадь, на которой он ездил в тот злополучный день, и поставить в стойло между стенками. Ноги лошади вставили в железные кольца, а железные полосы наверху опустили и закрыли на запор: одну вплотную сзади, другую спереди. Морду лошади стянули веревкой. Затем Отто приказал Хаасе уйти. Тот слышал, как Отто задвигал засов, запирая конюшню изнутри. Никто не видел, что там потом происходило, и никто ничего не слышал. Спустя часа два Хаасе заметил, как Отто вышел из конюшни — уставший, взмокший, с горящими глазами. В стойле Хаасе обнаружил мертвую лошадь, это была не лошадь, а какая-то кровавая масса, осевшая между перегородками. Лошадь ведь была в этих стойках, словно в клетке. Неподалеку Хаасе нашел кнут со свинцовыми шариками на конце. Кнут он выбросил, а шарики сохранил. Однажды Хаасе показывал их мне… Вот так Отто фон Далау расправился с лошадью, которая сделала его посмешищем. Заметьте, он убил ее вовсе не в порыве дикого гнева, а после долгой, тщательной, хладнокровной подготовки.
— И вы верите этому рассказу? — спросил Пьер.
— Да. Отто фон Далау не такой человек, который бросает слова на ветер. Если он что-то сказал — обязательно сделает.
«Неужели он все это время преследовал Валерию, следовал за ней, как тень, и наконец убил ее?» — подумал Пьер и сам испугался этих мыслей.
— Как вы думаете, — спросил он у Филипа, — мог ли Отто целый год преследовать и мучить вашу сестру, прежде чем убить? Способен он на это?
— Да! — ответил не колеблясь Филип. — Отто фон Далау именно такой человек.
Вошедший слуга обратился к Пьеру:
— Вас просят к телефону. Комиссар Мюллер.
Пьер спустился вниз.
— Я слушаю, Ганс, — произнес он.
— Есть новости, — сказал комиссар. — Важные новости. Я ездил с Отто фон Далау в «Майер-отель». Попросил его войти в отель через служебный вход и подняться по лестнице и показал его сторожу парковки, посудомойке, лифтеру и горничной второго этажа.
— И что же?
— Сомнений нет, — сказал комиссар Мюллер. — Все четверо в один голос заявили: «Это тот самый человек, которого мы видели вчера вечером».
— Ну и ну!.. — воскликнул Пьер. — Но это же невозможно, Отто фон Далау вчера вечером находился в своем замке, и это подтвердят четырнадцать его гостей — люди такого высокого ранга не станут защищать убийцу.
— Да… — сокрушенно вздохнул комиссар. — Мы продвинулись бы в этом деле гораздо дальше, если бы служащие отеля заявили: «Нет, это не он».
Филип фон Далау, который уже спустился следом за Пьером вниз, услышал конец этого разговора.
— Отто был в отеле? — спросил он, когда Пьер положил трубку.
— Так утверждают свидетели, — ответил Пьер.
— Вы сказали: «Так утверждают свидетели». А вы что, думаете иначе?
— Расскажите-ка мне лучше о том, почему эти парни держат вас здесь взаперти?
— Ох, забудем это, — отмахнулся Филип, словно речь шла о каком-то пустяке. — Это сейчас не имеет никакого значения.
— Вы не собираетесь привлечь их к ответственности?
— Нет.
— Так, значит, я могу их освободить?
— Пожалуйста, если хотите.
Пьер протянул Филипу ключ от кладовой.
— Выпустите их минут через десять после моего ухода.
И уже от двери, он спросил:
— Владельцем замка теперь являетесь вы?
— Вероятно, я.
— Будете продавать его?
— Полагаю, что да.
Пьер заметил, что Филип начинает нервничать.
— Городу?
— Да. Городские власти предлагают купить замок. Думаю согласиться. Для Отто это будет катастрофой, ему ведь придется убраться оттуда.
— Когда на ваш вопрос: «Что-то случилось?» — я ответил утвердительно, вы спросили: «Они что-то сделали с Валерией?». Кого вы имели в виду? Этих троих внизу?
— Нет, конкретно никого.
— Но прозвучало это так, словно вы имели в виду каких-то определенных лиц.
— Нет, нет…
— Ну, что ж, вам виднее, — Пьер пожал плечами. — А этот арсенал, принадлежащий запертой внизу компании, я оставлю здесь.
Он осторожно выложил на стол три пистолета и стилет, затем спросил:
— Где сейчас живет Хельга Андерс, подруга Валерии?
— Она служит в нефтехимической фирме «Джетт», расположенной в здании Омега на Бавариаринг. И живет там же. — Помолчав, Филип добавил: — Я надеюсь, мы еще встретимся, только в более благоприятных обстоятельствах…
— У меня сложилось впечатление, — сказал Пьер, — что молодчики, которых я запер в кладовой, держат вас мертвой хваткой. Вы их настолько боитесь, что не осмеливаетесь сказать о них ни слова. Я полагаю, это неспроста.
Пьер поклонился и вышел на улицу. Он миновал парк и, пройдя по дорожке, посыпанной песком, направился к своей машине.
11
В вестибюле здания Омега было четыре лифта и один из них — скоростной. Пьер выбрал его и уже через несколько секунд оказался на самом верхнем этаже, где разместилась фирма «Джетт». В рекламном бюро он без труда отыскал Хельгу Андерс, которая с сигаретой в руке оживленно беседовала с двумя молодыми людьми в белых халатах. Перед ними стояла чертежная доска, на которой был прикреплен эскиз афиши.
— Прошу вас, сделайте немного повеселее, — говорила Хельга художникам. — Это слишком серо. Я сама люблю смотреть на город, когда все дома утопают в тумане, и мне нравится, когда ливень обрушивается на крыши домов, но, боже, какая тоска меня одолевает, когда ненастье затягивается и солнце долго не появляется из-за туч!
— Может, нам нарисовать здесь восходящее солнце? — сердито спросил один из художников. — Яркое, огненное, с желтыми лучами, о которых поэты-романтики говорят, что это Тебанские трубы?
— Пошел ты к черту со своими Тебанскими трубами, — засмеялась Хельга Андерс. — Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Она решительно направилась к Пьеру, очаровательная и элегантная — образец современной деловой женщины. Хельга улыбнулась Пьеру, как бы давая понять, что беседовать с клиентами — для нее дело привычное, но когда он представился, насторожилась и, сразу погрустнев, сказала:
— О боже, вы, конечно, пришли поговорить о Валерии фон Далау? Я угадала?
— Да.
— Кто это сделал? — спросила она в упор, когда они прошли в соседнюю комнату, где стояли чертежные столы.
— А вы сами кого-нибудь подозреваете?
— Ах, нет, что я могу знать? — Хельга нахмурилась. — Я так давно не виделась с Валерией…
— Наверное, около года. С тех пор, как она уехала из Берлина?
— Да. С тех пор. А откуда вы узнали об этом?
— Так говорят все. Как по-вашему, есть среди ее знакомых человек, который мог бы совершить это убийство?
— Мог бы… мог бы… — пробормотала Хельга Андерс, нервно затягиваясь сигаретой.
— Вы знакомы с Отто фон Далау?
— Так и знала, что вы о нем спросите! Да, я знакома с Отто. Несколько раз встречалась с ним еще в юности, потом раза два видела его в замке, когда Валерия готовилась к поездке в Хайдельберг.
— В Хайдельберге вы, кажется, жили вместе с Валерией?
— Да, снимали вдвоем квартиру. По очереди готовили еду, мыли посуду, прибирались. Иногда делали это вместе. А когда готовить не хотели, шли поесть в город. Надо признаться, обе мы большие лентяйки. Дружба с Валерией стала моей радостью, особенно после того, как она рассталась с Отто. Я так радовалась, что все это кончилось. Их отношения начались с невинной дружбы, но с течением времени превратились во что-то противоестественное, смешное, и даже, можно сказать, трагическое, а вернее, и то и другое сразу. Валерия это давно поняла, а он — нет.
— Отто бывал у вас, когда вы жили в Хайдельберге?
— Три раза, — сказала Хельга Андерс, невольно содрогнувшись. — Он просил Валерию вернуться. Уже тогда я заметила, что он очень изменился. Даже глаза потемнели. Во время первого своего визита он был спокоен. Во второй раз явно нервничал. А когда появился в третий раз, обрушился на Валерию с оскорблениями. Я взяла его за руку и увела из квартиры. Мне кажется, в день их разрыва с Отто что-то случилось, — сказала она. — По-моему, он свихнулся. Психиатр это сразу определил бы.