Читать интересную книгу Звездная вахта (сборник) - Александр Громов

Но в тот день не случилось больше ничего, если не считать нового пункта программы нашей реабилитации. Нам разрешено было встретиться с родственниками – я не говорю «с потомками», потому что никто из нас на момент начала экспедиции не имел детей. Ну так что же? У каждого из нас оказалась чертова уйма внучатых и пра-пра-правнучатых племянников и племянниц в возрасте от двух до ста восьмидесяти лет, мы мило улыбались друг другу, болтали о пустяках и не очень понимали, что важного можем сказать друг другу. Во всяком случае, я испытал облегчение, когда аудиенция окончилась, да и Дэн тоже. Барби выглядела озадаченной.

– Что случилось? – спросил я ее.

– Понимаешь… был у меня братишка. Моложе меня на девять лет. Очень милый паренек, мы с ним неразлейвода были… Он не пришел.

– А… жив? – рискнул спросить я.

– То-то, что жив. Я спросила родню – мне ответили. Жив. Ответили, правда, неохотно…

– Может, болен?

Барби передернула плечами и ничего не ответила. До вечера она была молчалива, погружена в себя и, судя по кусанию губ, мысли ее одолевали не очень веселые. Когда Дэн попытался пошутить, она взглянула на него с такой злобой, что он сразу заткнулся. Вообще вечер прошел в унынии, хоть и штатно.

– Бобугаби, – сказала Варвара наутро, едва мы собрались за завтраком.

– Что? – спросил я.

– Опять? – спросил Дэн.

Хелен не сказала ничего, но посмотрела на Барби со значением, смысла которого я не уловил.

– Я хочу увидеть брата, – заявила Барби. – Сегодня.

Хелен решительно замотала головой. Что-то очень быстро она среагировала. По-моему, возникла новая тема, и Варвара с Хелен понимали ее, а мы с Дэном – нет.

– Сегодня, – решительно повторила Варвара. – Немедленно. Я требую. Я в своем праве. Иначе я вам сорву всю программу реабилитации и… что тут у вас еще? Что есть, то и сорву, обещаю. Вы меня еще не знаете, я вам такое устрою!..

Визгливая свара – но односторонняя. Хелен молча вышла.

– По-моему, ты ее обидела, – сказал я Варваре и получил в ответ великолепную вспышку, на какую способна лишь женщина на нервах. Кто кого обидел? Почему нас держат в этом дурацком санатории, как будто мы выздоравливающие или тихо помешанные? Дети мы им, что ли? Имеем право! Мы такие же граждане, как все остальные, а ты, адвокат хренов (это она мне), заткнулся бы лучше!

Ну что тут скажешь? Что ни скажи – получишь в ответ вдесятеро. Я послушался совета и заткнулся, а Хелен скоро вернулась, причем с таким скорбным и участливым видом, какой бывает у работника похоронного бюро, когда он произносит: «Примите наши самые искренние соболезнования…»

– Ну? – почти крикнула ей Варвара.

Она рвалась в бой, а выяснилось, что она ломится в открытую дверь. Хелен заговорила. Оказалось, что Варваре разрешено посетить брата, и даже не только ей, но и всем нам троим, если мы захотим этого… но не будем ли мы столь любезны выслушать прежде небольшое сообщение чисто информационного плана?

– Ну? – уже спокойнее отозвалась Барби.

– Видите ли… – Хелен обращалась ко всем нам и медлила, подбирая слова, – собранный вами материал свидетельствует о том, что кулюгуляне в общих чертах решили проблему долголетия. Решили ее и мы, хотя у нас это произошло несколько позже. Примерно через десять лет после старта вашей экспедиции к Кулюгулю была доказана принципиальная возможность блокировки некоторых генов человека, чья работа ведет к старению организма, а спустя еще десять лет процедура генетического продления жизни стала, в общем-то, рутинной. Мы не можем победить смерть, но мы живем почти втрое дольше, чем биологически положено жить человеку, причем это активная, полноценная жизнь…

Хелен вздохнула. Барби сидела злая и напряженная, зато Дэн даже рот открыл – предвкушал, как видно, что-то сенсационное. Вот-вот, мол, сейчас…

И грянуло.

– Разумеется, и такая долгая жизнь все равно оканчивается смертью; к сожалению или к благу – вопрос отдельный. Но перед смертью… но прежде чем человек умрет от естественных причин, он… он…

Хелен запнулась, подбирая слова. Дэн хлопнул себя по лбу.

– А я понял, – заявил он, – почему Накамура первым делом спросил, от каких форм жизни произошли кулюгуляне и не хордовые ли они.

Я только хлопал глазами.

– Так что прежде смерти? – спросил Дэн. – Окукливание и метаморфоза?

Хелен кивнула. Потом молча провела рукой по воздуху, отчего в нем возникло объемное изображение. Мы увидели большой стеклянный бак с некой колышущейся студенистой массой в толще воды. Масса вяло шевелилась, у нее были не то короткие щупальца, не то псевдоподии, ими она ощупывала стенки бака. Потом сверху подкатило какое-то устройство и вывалило в бак некую серую крупу, немедленно расползшуюся в воде мутным облаком. Масса сейчас же мигрировала кверху, потянулась к облаку щупальцами и начала ритмично сокращаться, поглощая питательный субстрат. По-видимому, это было живое существо, состоящее преимущественно из протоплазмы, как медуза, и мы наблюдали за процессом его питания. Боюсь, я не сумел скрыть гримасу гадливости, ибо было в этом процессе жадного поглощения пищи что-то невыразимо омерзительное.

– Вот в это, значит? – спросил Дэн.

Хелен неохотно кивнула.

– Да что происходит? – не выдержал я. – Может, мне объяснят наконец?

– Это бобугаби, – вздохнув, в свою очередь, сказал Дэн. – Понимаешь, старина, мы ведь с тобой существа, принадлежащие к типу хордовых…

– Ну и что? – Я уже почти орал. – Подумаешь, новость! Это в школе проходят! Хочешь дам пощупать позвоночник?

– А ты проходил в школе, от какой группы организмов произошли хордовые? Нет? От оболочников. Ты не шуми, ты выслушай. Оболочники, знаешь ли, прелюбопытные создания. Их личинки имеют хорду, довольно сложную нервную систему и еще кое-какие полезные приспособления, свободно плавают и ориентируются, словом – довольно продвинутые организмы. Но проходит время – и личинка, прикрепившись ротовым отверстием к какому-нибудь камню, проходит метаморфозу, превращаясь во взрослую особь. И вот она-то, эта взрослая особь, примитивна до крайности, ну просто медуза медузой… – Дэн участливо посмотрел на меня. – Видишь ли, старина, считается, что настоящие хордовые произошли от тех оболочников, которые научились размножаться на личиночной стадии, а взрослыми не становятся вообще, поскольку умирают от старости задолго до метаморфозы…

До меня начало доходить.

Не скажу, что я обрадовался. И не скажу, что ужаснулся, – просто еще не успел.

– Теперь эта теория подтверждена экспериментально, – с кривой ухмылкой закончил Дэн и повернулся к Хелен за подтверждением: – Так?

– Так, – едва слышно прошептала Хелен.

– И долго они живут… эти существа?

– До пятидесяти лет.

– Мило, – прокомментировал Дэн. – Тоже ведь долголетие, и от него даже не взвоешь, потому что выть нечем. И мозга нет, стало быть, нечем осознать свою беду. Можно только знать, что это когда-нибудь произойдет с тобой, и ждать своего часа… Очень, очень мило! Значит, гены старения удалось заблокировать, и тут-то проявились гены, отвечающие за метаморфоз. В каких они хоть хромосомах?

– В восьмой и семнадцатой парах. – Хелен прятала глаза, как будто именно она была ответственна за человеческий геном. – Но известны еще не все…

– И заблокировать их, конечно же, пока не удалось? – продолжал допытываться Дэн.

Хелен скорбно покачала головой.

– Доктор Накамура – ведущий специалист по этой проблеме, – сказала она. – Он очень торопится. Обычно метаморфоз у человека происходит в возрасте от двухсот двадцати до двухсот сорока пяти лет, но бывают случаи, когда он начинается раньше. – У доктора Накамуры мало времени…

– Я хочу увидеть брата! – решительно заявила Барби.

– Но… вы же видели…

– Никаких «но». Я так хочу. Попробуйте мне помешать!

Если женщина не умеет при необходимости быть стенобитным тараном, ей не место в дальнем космосе. Варвара умела. Но даже я засомневался в наличии необходимости.

Она добилась своего. Я не поехал с ней. Не хватало мне еще услышать, как она кричит, обращаясь к студенистой туше: «Сережа! Сереженька!» Или «Павлик!», или еще как нибудь. Я так и не спросил Барби, как звали ее брата, и теперь не хотел это знать. А Дэн спустя несколько дней отправился осматривать отгороженный стальной сеткой залив в южной части Японского моря, куда свозили людей, прошедших метаморфоз, – вернее, уже не людей. Я никуда не поехал, с меня хватило и видеозаписей. Сказать, что мне от них стало тошно, значит ничего не сказать. Процесс метаморфоза просто кошмарен. Хорошо, что я просматривал эту запись на пустой желудок, и мне казалось, что было бы гуманнее не помещать проходящего метаморфоз человека в резервуар с морской водой, а позволить ему растечься по полу и высохнуть, как высыхает на песке медуза, или, еще лучше, пристрелить несчастного, не дожидаясь завершения процесса. Но применимо ли слово «гуманность» к существу, которое уже не человек? Или понятие «человек» теперь расширилось?